— Тоже скучаешь, да? — неожиданно спросил Аберфорт.

— Ну да, — ответил Альбус по инерции.

— Вот и я, — Аберфорт тяжело вздохнул. — Так домой хочется. Чтобы все по-старому было. И чтобы папа с нами был. Как ты думаешь, Ал, его ведь не очень строго накажут? Ведь те мальчишки сами напросились…

— Они магглами были, дурья башка, — прервал Альбус. — Значит, отца накажут не только за убийство, но и за нарушение Статута секретности.

Про Статут секретности, по которому волшебники должны прятаться от магглов, тоже рассказала мама, едва у Альбуса начались выплески стихийной магии. О том, что отца накажут еще и за несоблюдение секретности, он подслушал в разговоре матери с миссис Скримджер, когда в один из первых дней жизни в гостинице удачно вышел в коридор.

Аберфорт зашмыгал носом.

— Ну и чего ты разревелся? Думать отцу надо было.

— Его… Его казнят, да? — Аберфорт уткнулся лицом в руки.

— Да не казнят, ладно тебе. Сырость развел, — Альбус сердито отошел к запыленному окну. Стекло заливал холодный осенний дождь. Погода испортилась сразу после их переезда. Ночами было так холодно, что согревающие заклинания, которые перед сном накладывала на постели и стены мать, помогали лишь на полчаса. Только то и спасало, что они с Аберфортом спали рядом и могли жаться друг к другу.

И все же, если бы не запрет выходить из комнаты, Альбус не жалел бы о переезде ни одной минуты. Не то, чтобы в Насыпном Нагорье ему плохо жилось, но видно, не было в нем чего-то, что прикрепляет человека к одному клочку земли, на котором стоит его дом. Отца, конечно, было жаль, но так как вестей о нем не приходило, то и думать о нем мальчик скоро перестал, как и о сестре, которую вот уже больше двух недель не видел. Они просто на время перестали интересовать его, в отличие от могилы Игнотуса Певерелла, от неведомой Годриковой Впадины и, пожалуй, от самой возможности снова вырваться на улицу.

Как нарочно, мать не оставляла их одних на срок, достаточный, чтобы Альбус мог незаметно улизнуть и успеть вернуться. Она, как было сказано выше, приносила им пищу, а кроме того, по-прежнему учила их грамматике, арифметике, истории и началам естественных наук. Утром, после завтрака, она объясняла сначала Аберфорту, а затем Альбусу новую тему и давала задание. После обеда приходила проверять. Аберфорт иногда спрашивал ее о сестре (про отца, видно, не решался), и мать сухо говорила, что Ариане лучше, но братьев к ней пока не пустят: она может из-за них разволноваться. Что ж, Альбус и не горел желанием видеть сестру: глупая девчонка не могла бы ему сказать ничего интересного.

Однако он заметил, что, кроме обеденного времени и проверки уроков, мать во второй половине дня не заходит к ним. Пару раз, выходя в коридор, он подкрался сначала к комнате Арианы и заглянул в замочную скважину, затем рискнул с лестницы посмотреть на общий зал. Матери не было ни там, ни здесь. Ариана в одиночестве сидела на кровати и листала книжку, миссис Скримджер помогала у стойки только Джеральдина. Так, может, кладбище Годриковой Впадины не так уж далеко…

Однажды, через полчаса после того, как мать, проверив уроки у них с Аберфортом, вышла, Альбус аккуратно прокрался в коридор и проверил, нет ли ее у стойки или в соседней комнате. Ее не было, и он решил, что пришло время действовать. Войдя к Аберфорту, Альбус демонстративно хлопнул дверью и толкнул брата в плечо.

— Чего тебе? — буркнул Аберфорт.

— Чего-чего… Надоело, что ты тут сидишь все время. Достала твоя кислая рожа. Можешь убраться, чтобы я один побыл?

Альбус влез на кровать и отвернулся к стене. Минуты не прошло, как хлопнула дверь: брат обиделся и ушел, видимо, жаловаться маме. Конечно, он ее не найдет, усядется с Арианой, да и заболтается, пожалуй. Таким образом, ненужный свидетель оказался устранен.

Еще чуть-чуть подождав, Альбус накинул куртку (он помнил, что на дворе уже холодно), осторожно вышел в коридор и, прижимаясь к стене, стал спускаться. Миссис Скримждер подсела за стол к какому-то красномордому толстяку, заказавшему пиво, Джеральдины не было видно. Кажется, ему удалось проскользнуть незамеченным.

Каменистая дорожка петляла, убегая от гостиницы к рядам домиков, прикрытых осеним туманом. Лес вокруг шумел осенним разноцветьем: золотились дубы, вспыхивали пурпуром рябины и поросли боярышника, изредка мелькал цветок шиповника — запоздалый, вылинявший под дождями. Альбус, опьянев от первого же глотка свежего воздуха, побежал вприпрыжку, крутанулся волчком, несколько футов даже прошел на руках. Потом выдохся, побрел медленнее: тело вдруг обмякло, голова закружилась. Когда до деревни оставалось совсем немного, он плюхнулся на траву и пару минут сидел, задрав голову, отыскивая в ватно-сером небе солнце. Отдохнув, взобрался на росший неподалеку дуб: сверху он мог увидеть все, что нужно. А нужна ему была церковь, потому что кладбище Годриковой Впадины наверняка располагалось неподалеку.

Мощеные булыжником улочки, застроенные островерхими домиками, в сущности, немногим отличались от улиц в Насыпном Нагорье, разве что не горбились так причудливо, а тянулись ровно и чинно. Даже лица, как ему показалось, знакомые: молочница спорит с почтальоном, низенькая женщина средних лет, полноватая и некрасивая, идет из булочной, девчонка в вылинявшем платье играет с подругой в «Раз, два — пряжку застегни»… На углу переулка, ведущего в церковь, беседовали два джентльмена очень почтенного вида.

— Но вы появитесь здесь хотя бы на Рождество, мистер Поттер? — спрашивал первый, седоусый, высохший и смуглый, точно финик.

— Навряд ли, — важно отвечал другой, поплотнее, в крупных очках. — Дональду надо готовиться к школе. От деревенской атмосферы он опять разболтается. В Лондоне еще кое-как удается с ним сладить.

— Что и говорить, бедовый у вас мальчишка, — усмехнулся усач.

Альбус уже миновал их, когда кое-что в разговоре заставило его застыть.

— Вы читали «Ежедневный Пророк»? Процесс над Персивалем Дамблдором начался.

— Да? — хмыкнул плотный (Альбус обернулся и точно это увидел). — Что ж, надеюсь, Поцелуй ему обеспечен. Проклятый детоубийца.

— А ведь у него у самого, кажется, дети — двое или трое… Как он только мог?

— Ну, надеюсь, его щенков не примут в Хогвартс, — плотный с досадой махнул рукой. — А хотя от Блэка всего можно ожидать. Пожалуй, еще окажутся у него в любимчиках. А как же! Сыновья убийцы магглов!

— Говорят, он запрещает учителям ставить магглорожденным ученикам отличные оценки, — зашептал усатый. — А став директором, первым делом заменил всех магглорожденных среди преподавателей.

— Блэк, что с него возьмешь, — плотный пожал плечами. — Они все такие. Сестрица этого Финеаса Найджелуса рубит головы домашним эльфам и вешает на стену — так, для забавы. Но, знаете, эльфы — эльфами, а все-таки и Блэки не опускались до того, чтобы просто так убивать детей магглов. Чем хоть оправдывается?

— А ничем. Захотелось, говорит, вот и убил.

— Захотелось… Да для него, пожалуй, Поцелуя будет маловато…

Сжимая кулаки, Альбус кинулся бежать по дороге. Ярость и боль за отца переполняли до такой степени, что, казалось, сейчас или начнется землетрясение, или он взорвется сам — так, обжигая, кипело все внутри. Лишь у кладбищенской ограды мальчик смог остановиться — и с удивлением обнаружил, что его мокрые щеки разъедает соль. Некоторое время он тер виски, пытаясь примирить в мыслях образ отца и фигуру дементора, какого он видел на картинках в старых учебниках по ЗоТИ, какие разрешала брать мама. Остро захотелось прилететь к отцу, прижаться к нему, защитить от всего, спрятать где-нибудь… Но это было невозможно. Как Альбус ни ненавидел это слово, сейчас, увы, оно соответствовало положению дел. Глубоко втягивая воздух, чтобы успокоиться, Альбус перелез через ограду и стал бродить среди могил, выискивая нужную.

Он обошел, кажется, полкладбища; потянуло холодом, стало смеркаться. Следовало, пожалуй, вернуться домой, но Альбус был слишком упрям, чтобы бросить дело, ради которого рискнул выбраться из дома. Он продолжал искать — и нашел.