========== Глава 1. Насыпное Нагорье ==========
1866 год.
Кендра Дейл, магглорожденная ученица Рейвенкло, стояла во внутреннем дворике Хогвартса и смотрела на влажные хлопья сыплющегося снега. Ей вдруг захотелось увидеть, как снежинки падали бы в бьющую струйку фонтана и таяли в ней. Но фонтан не работал, и чтобы развлечь себя, Кендра наколдовала голубые огоньки. Этому она научилась еще на первом курсе, когда зимой в башне Рейвенкло ветер дул во все щели, а согревающих заклинаний оказывалось недостаточно, и хотелось над чем-нибудь приятно-теплым подержать озябшие руки. Часто и другие девочки собирались вокруг ее огоньков. Со временем Кендра научилась ради общего веселья заставлять огоньки танцевать, складываясь в фигуры: то восьмерка, то цветок, то вензель… Лазурные вспышки так покорны, что глядя на них, забываешь про свои огорчения.
Абраксас Нотт сегодня, проходя по коридору, обозвал Кендру «грязнокровой индианкой». Обычное дело, она давно привыкла и научилась не обращать внимания и не обижаться. Но гриффиндорец Персиваль Дамблдор, бывший там же, вдруг вспылил, опрокинул Нотта и заставил давиться слизнями. Конечно, Нотт нажалуется декану — в этом сомневаться не приходилось, — и Персиваля накажут. Жаль, не так часто за нее кто-то заступается. А если быть откровенной до конца, на первом курсе почти все относились к ней так, как Нотт. Если бы Кендра попыталась завоевать чью-то дружбу угодничеством и показной добротой, купить помощью с уроками — благо, на потоке она быстро стала одной из лучших — пожалуй, ее ждала бы незавидная роль. Но в ее жилах действительно текла индейская кровь, и от бабушки, привезенной когда-то дедом-путешественником из лесов Северной Америки, ей досталась невозмутимость и независимость человека, слитого с природой и не знающего суеты. Так что очень быстро дразнить ее всем стало скучно: она не выказывала ни малейших признаков не только обиды, но и того, что замечала существование обидчиков. Лишь самые заносчивые из слизеринцев иногда шипели ей вслед гадости — но что с ними поделать, если они настолько жалки, что не способны ни на что, кроме мелких пакостей.
Гораздо сильнее тревожило отсутствие вестей из дома: магглорожденные, увы, не имели возможности переписываться с родственниками. Между тем, когда Кендра осенью уезжала учиться, отец ее был уже на пороге разорения.
Джек Дейл был крайне деятельным человеком, но отчего-то ему ни в чем не везло: то ли излишне доверял людям, то ли не умел видеть выгоду. Чем он только не занимался: учился на юриста, потом на врача, пробовал, подобно отцу, путешествовать, поступал на военную службу, торговал сукном — и всегда терпел неудачи. Он сам шутил: «Если бы я не был таким оптимистом, пожалуй, давно пустил бы себе пулю в лоб». Кажется, он, даже зная о своей неудачливости, все равно не мог бы удовлетвориться скромным местом с небольшим, но надежным доходом. Ему хотелось прожить интересную жизнь. Увы, он совершенно не думал, насколько интересно живется его детям. Он вообще мало думал о них. Сначала о Кендре и двух ее младших братьях — Вульфрике и Брайане — заботилась мать, и Джек считал, что этого довольно. Потом, когда Кендре шел одиннадцатый год, миссис Дейл подхватила горячку и умерла. Мистер Дейл долго горевал о жене, и в основном его горе выразилось в том, что о существовании детей он почти перестал думать. Когда за Кендрой явилась профессор Марчбэнкс — самая молодая из преподавателей Хогвартса, — отец из всего разговора с ней понял только, что дочь забирают на полный пансион, и притом совершенно бесплатно. Кендра плакала ночами, боясь представить, во что в ее отсутствие превратится дом и что будет с братьями: и за ними, и за всем хозяйством в последнее время следила только она. Она даже хотела попросить профессора Марчбэнкс как-нибудь заколдовать отца, чтобы он стал серьезнее, но в последний момент постыдилась.
Боялась она не напрасно. Иногда, приезжая домой, Кендра заставала обновившуюся обстановку, братьев, играющих в дорогие игрушки — правда, образованием их отец заняться так и не удосужился — и даже прислугу. Но чаще, как правило, мистер Дейл где-то пропадал, братья шатались по Лондону в сомнительных компаниях, а дома ждали пустой буфет и пустая кубышка. В последние два года, примерно представляя, что может случиться в семье, пока она находится в Хогвартсе, Кендра нашла способ немного заработать. За умеренную плату она помогала первогодкам и отстающим — так удалось скопить немного средств, а уж обменивать деньги в Гринготтсе она давно научилась.
…Снежок, упавший к ее ногам, отвлек от воспоминаний. Кендра оглянулась: длинная фигура Персиваля Дамблдора слегка согнулась над сугробом, одну руку он прижимал к груди. Заметив легкую улыбку Кендры, парень достал из-под пальто диковинный цветок — несколько причудливых сиреневых соцветий на одной ветке.
— Орхидея… — залюбовавшись, девушка невольно протянула руку.
— Я иду, а она на лестнице валяется, — соврал Персиваль; его физиономия ярко разрумянилась, хотя на улицу, кажется, он вышел недавно. «Быстро бежал из теплиц», — поняла Кендра.
Парень немного потоптался.
— Ты поедешь на Рождество в Лондон? — пробормотал он.
— Да, к своей семье. Ты, наверное, тоже?
— Да, я поеду в Насыпное Нагорье. Деревня такая. Мы коз держим… Слушай, я вот что думал спросить. Хочешь рукавички из козьего пуха? Мать такие замечательные вяжет, такие красивые, даже кукла Блэк обзавидуется!
Кендра слегка покраснела: ей всегда становилось стыдно, когда приходилось заговаривать на подобные темы.
— У меня нет денег, чтобы заплатить за рукавички, Персиваль.
— А зачем деньги? — опешил тот. — Я же хотел просто так… Сделать подарок.
Тут Кендре снова пришлось покраснеть, но уже по другой причине.
— Прости, — пробормотала она и прижала ветку орхидеи к груди. Что ж, недаром, что бы ни говорили, она никогда не считала себя дурнушкой — напротив, чувствовала, что ее смуглое лицо, высокие скулы и угольно-черные волосы могут волновать сильнее, чем наружность белокурой куклы вроде Элладоры Блэк.
Поездка домой превзошла самые худшие опасения Кендры. Во-первых, дом, когда она приехала, оказался на замке, и похоже, что в нем не жили уже не меньше месяца. Твердя себе, что отец и братья, скорее всего, просто съехали, а ее не предупредили, потому что не знали, куда писать, девочка побежала к соседке, вдове солиситора, миссис Говардсон, с которой и прежде у семейства Дейлов были прекрасные отношения. Та встретила ее удивленным возгласом, а после обняла и залилась слезами.
— Бедное дитя… Бедняжка… Я написала бы тебе, но не знала адрес пансиона. И как это тебя не исключили, ведь теперь некому вносить плату?
— Как некому? — Кендра похолодела.
— Твой отец…. Он связался с каким-то проходимцем, а тот оказался вспыльчивого нрава и в пьяной ссоре застрелил его.
У девушки так закружилась голова, что вдова поспешно заставила ее сесть и подала стакан воды.
— А мои братья? — прошептала Кендра, борясь со слезами. — Их отвезли в приют?
— Хотели, но эти пострелята сбежали прямо из повозки. Бог знает, где они теперь.
Кендра с трудом кивнула. Отыскать Брайана и Вульфрика среди лондонских беспризорников казалось ей почти невозможным. И все-таки она попробовала. Вдова Говардсон не имела ничего против того, чтобы Кендра погостила у нее десять дней, но каждое утро Кендра бежала в полицейский участок, потом в другой, в третий, чтобы узнать что-нибудь о мальчиках, приметы которых совпадали с приметами ее братьев. Она подумывала о том, что, пожалуй, не вернется в Хогвартс после каникул: наверное, стоило послать директору письмо… Ничего этого не понадобилось. Утром в очередной участок, куда наведалась девушка, принесли трупы двух беспризорников, замерзших ночью насмерть. Вульфрика и Брайана она узнала сразу.
С помощью вдовы Говардсон Кендра похоронила братьев. Для нее тоже в некотором смысле все было кончено. Нити, связывавшие ее с миром, в котором она родилась, разом оборвались. Она возвращалась в Хогвартс, оставляя за собой пустоту.
