— Что ж, я так и думал, что это вы, — прошамкал тот и на секунду умолк, присмотревшись к мальчику внимательнее. — Сколько вам лет, кстати?

— Двенадцать, сэр.

Старик пожевал губами.

— Ну что ж, не так мало, хотя здесь вы нелегально, конечно. Это не имеет значения, глупые условности, — Альбусу он начинал нравиться. — Позвольте представиться. Асклепиус Гонт, — он протянул дряблую, слабую руку, и Альбус ее пожал, поймав себя на мысли, что старик ждет, будто руку ему поцелуют — как, к примеру, католическому епископу.

— Не желаете ли чаю, мистер Дамблдор? Видите, я сижу и балуюсь: продрог. Проклятая погода, проклятый ревматизм… У вас, конечно, кровь молодая и горячая, но нос все же покраснел и вот-вот начнет течь.

Альбус спешно вытер нос рукавом и на чай согласился. Старик чинно разлил напиток и кивнул мальчику на блюдо с булочками.

— Может, все-таки сразу к делу, сэр? Мое письмо…

— Вы написали недостаточно, — старик чуть не стукнул чайником о столешницу. — Во-первых, вы упомянули про приступы безумия, но не сказали мне, откуда пошло это безумие. Во-вторых, вы не обрисовали толком, что это за видения. И в-третьих, наконец, вы не сказали мне, кем вам приходится человек, по вашей версии, ставший жертвой легилименции. Это самое важное, и давайте именно с этого мы и начнем.

Альбус замешкался.

— Их двое. Один мой друг, а вторая… моя сестра. Младшая.

— Так, отлично. Они всегда были такими?

— Нет, сэр. Друг, кажется, стал таким, потому что его часто били…

— А сестра? Ее тоже били?

— Нет… А это очень важно, почему она такой стала? — все-таки неизвестно, что у него на уме. Вряд ли, конечно, он настоит, чтобы незнакомую девочку отправили в Мунго, и все же кто знает…

— Очень, — старик взял его за подбородок. — Но тут семейная тайна, правда, и вы говорить не хотите. Что ж, это поправимо; просто посмотрите на меня…

В сознании начали возникать картинки недавнего прошлого, которые постепенно сменялись все более ранними. Перед Альбусом промелькнули события последних месяцев, потом каникулы, первый курс… Жизнь в Годриковой впадине до школы… Альбус отчетливо чувствовал, как не хочет, чтобы Гонт увидел то, что было дальше. Но как будто толстое холодное щупальце отбрасывало картинки одну за другой, словно все глубже проникая в мозг. Стало ужасно неприятно, и за это ощущение мальчик ухватился, как за спасительную нить. «Ничего нет, и реален только холод», — сказал он себе, и его будто вытолкнуло наверх с большой глубины. Перед ним снова была грязная скатерть, чашка плохо заваренного чая, надкушенная булочка. Виски то сдавливало, то распирало, как будто голова готовилась взорваться.

— Больно? — спросил Гонт с неожиданным участием. — Оно и понятно, в первый раз, к тому же вы ребенок. Вы испытали на себе легилименцию, которая вас так интересовала. Однако, должен заметить, вы сопротивлялись и даже смогли прервать меня. У вас неплохие способности, юноша. Надо учиться.

— С моими другом и сестрой происходит то же самое? — Альбус растирал виски.

— Нет. То, что вы почувствовали, возникает при непосредственном контакте. Что ж, я увидел все, что мне надо… Теперь я припоминаю, кстати, где слышал вашу фамилию. Полоумный братец даже приводил мне вашего отца в пример… Все никак не успокоится, старый пень. Думал бы лучше, что они из-за долгов его драгоценного внука скоро съедут в последнюю лачугу. Хм, ну да это не относится к делу. Опишите-ка мне теперь подробно, какие именно видения преследуют наших подопытных.

Альбус на сей раз рассказал все, что смог припомнить.

Старик некоторое время молчал, глядя куда-то в сторону, затем, словно нехотя, начал говорить:

— Трудно поверить, что это так. Во всяком случае, такое случается довольно нечасто. То, с чем вы столкнулись, не было легилименцией. Во всяком случае, никакой из известных мне форм, а я, поверьте, знаю об этом практически все. Случаи подобного безумия… Мне приходилось о них слышать, благо, я не ограничен общением лишь с живыми. Если все это правда, то вашим друзьям очень не повезло — они столкнулись к кем-то, о ком почти никому неизвестно. Даже то, что знаю я… в основном, это лишь слухи, домыслы и обрывки воспоминаний. Тот, с кем вы имеете дело… Он живет очень давно, и я не могу быть уверен, что он именно жив или не жив, в привычном для нас смысле. Он вне этого круга… Впрочем, мы не об этом. Помните главное: как только вы увидите нечто странное, что некоторым образом притягивает внимание… Когда какая-то вещь выглядит или ведет себя не так, как должна бы… Бегите и не оглядывайтесь, закройте свой разум, для этого существует окклюменция. Он будет предлагать вам загадки, вопросы, и не подумайте и пытаться разгадать их — я знаю лишь, что никто из тех, кто пытался, не вернулся назад.

— Но все же кто он и чего хочет? — не утерпел Альбус.

— Вы как всегда начинаете с самого сложного, — старик вновь улыбнулся, — я представляю, как он ищет себе жертв, но о его имени не слышал никто или почти никто. Из-за часов, которые он всегда крутит в руках, его иногда зовут Часовщиком, из-за загадок — Загадочником, сами понимаете, это лишь самые очевидные слова.

— А о нем было известно раньше?

— Я знаю, что он иногда усиливает свою деятельность. В одни века о нем не слышно почти ничего, но порой… Вы не слышали историю о Пропавшем Городе?

— Нет, сэр…

— Об этом мало кто знает, все великие маги того времени, а это был пятнадцатый век, сделали все, чтобы засекретить происшедшее. Европа погрязла в войнах между волшебниками, но этот случай был особенным. Некий немецкий городок вдруг исчез полностью. Все жители словно испарились, и никто из тех, кто отправлялся туда, впоследствии не вернулся. Те, кто успел оттуда уехать, сообщали, что люди в городе один за другим становились все более странными, ходили в некое место, недавно там открывшееся. Какая-то лавка или нечто в этом роде. Постепенно это зачарованное состояние не хуже чумы распространилось почти на всех жителей. Они засыпали и бродили во сне, истощались с каждым днем. Те, кто мог сопротивляться, уехали. А когда вернулись, то обнаружили улицы и дома пустыми. Более того, время там словно остановилось — с часами творилось что-то неладное, а продукты, оставленные в домах хозяевами, так и не испортились. Те же, кто расследовал и пытался выяснить, что происходит, сами исчезали или сходили с ума, даже очень сильные маги.

— Чем же все кончилось?

Старик помедлил.

— Город было решено уничтожить.

Альбус резко вдохнул воздух:

— Но что если… Что, если эти люди… Все еще были там? Что если они просто «заперты» среди этих улиц…

— Вы станете великим волшебником, юноша, — ответил Гонт серьезно, — почти все пришли к тому же выводу, что и вы. Тем не менее, риск был сочтен слишком серьезным, и город уничтожили. Несколько великий магов обрушили на него огненный дождь, и от него не осталось следа. Это место заросло лесом, но как я знаю, звери и теперь обходят его стороной.

В горле вдруг стало горько, Альбус мысленно цыкнул на себя, чтобы при едва знакомом человеке не начать шмыгать носом.

— Но я не верю, что этого Часовщика никак нельзя остановить, сэр. Что его жертвам никак нельзя помочь. Они же в каком-то городе, они среди нас. Мы ведь не должны их бросать, верно?

— Я попрошу вас об одном, особенно теперь, когда вы столь юны. Как я уже сказал, величайшие маги Европы отправлялись в тот город и пропадали без следа. Вашу жизнь нельзя просто выбросить в никуда, вы не сможете противостоять ему теперь, тем более не зная о нем ничего. Поэтому не пытайтесь искать его, по крайней мере теперь. Я вижу, что вы из тех, за кем люди идут, из тех, кому доверяют… От вас многие будут ждать ответа, помощи, решения, их судьбы будут в ваших руках. Поэтому, рискуя, вы рискуете не только собой, но и теми, кто полагается на вас.

— Но как же мой друг? Моя сестра?

— Научитесь и научите их окклюменции, она не остановит его полностью, но все же даст некую защиту. Вам это будет труднее, ведь вы легилимент по натуре…