— Успокойся, Роз. Мы не отбираем шанса ни у кого. Если он сможет теперь восстановить нормальные отношения на факультете — не буду препятствовать.

— Нормальные отношения? А что вы делали до того, как он признался директору?

— Наказывали его. Ни один проступок не должен оставаться без наказания. Теперь в этом просто отпала нужда.

— А то вы бы так и продолжали, да?

— Не бесконечно, разумеется. Ровно столько, сколько было бы необходимо, чтобы он раскаялся и сам все осознал.

— Раскаялся? Или сломался?

Малкольм остановился и посмотрел сестре в лицо.

— Если для раскаяния человек должен сломаться — придется его ломать.

«Ну-ну, — подумал Альбус. — Ломай, если смелый. Как бы сам не сломался».

========== Глава 19. Проникновение в сознание ==========

Все-таки у медленно гаснувшей неприязни гриффиндорцев был один существенный плюс: Альбуса перестали звать в квиддичную команду. Он мог сколько угодно саркастически улыбаться, наблюдая, как Дональд всем расписывает грядущее поражение слизеринцев, а Малкольм наставляет оробевшего перед первым матчем Генри: на его ухмылочки никто не обращал внимания. На сам матч, как водится, Альбус с компанией не пошли — отправились бродить по лугам, наслаждаясь поздно наступившим в этом году бабьим летом.

Клеменси и Викки побежали взапуски, Элфиас и Айла шли немного в стороне, о чем-то степенно беседуя. Лэм, не умевший быстро бегать, остался с Альбусом.

— Знаешь, он мне сегодня снился, — вздохнул Лэмюэль. — Но когда он приходит во сне, это не страшно. Я знаю, что во сне он ничего не может мне сделать. А твоей сестре он не снится больше?

— Я не спрашивал, — слегка растерялся Альбус. Друг поморгал, глядя на носившихся по полю девочек.

— А мы пойдем опять в Запретную секцию? Мы же так ничего и не нашли.

Альбус поежился и призадумался. В Запретную секцию он собирался наведаться, но тащить с собой кого-то из друзей, даже Лэма, на сей раз не входило в его планы. А ведь тому прямо не откажешь — не отвяжется, пока не упросит.

— Не знаю, как с тебя, а с меня Запретной секции хватит, — бросил Альбус нарочито-небрежно. — Не хочу к завхозу опять.

Худое лицо Лэмми разочарованно вытянулось.

— Да? Понятно… Ну ладно…

Они между тем догнали Айлу и Элфиаса. Те замешкались у дикой смородины, распутывая лапки пеночке, попавшей в паутину. Бережно размотав нити, опутавшие птичке лапки, Айла слегка погладила ее и отпустила в небо.

— Веснянка, — улыбнулась она. — Надо же, найти веснянку осенью… Скоро она улетит в Африку на всю зиму.

— Не проще ли было разрезать паутину Диффиндо? — спросил Альбус. Айла покачала головой:

— Лапки слишком хрупкие и маленькие. Заклинание могло их задеть.

Элфиас, прикрыв глаза ладонью, пытался найти в небе точку, в которую превратилась мгновенно упорхнувшая пеночка. Небо было ясное, но солнце не слепило; пахло ночным дождем, сырой древесиной и прелыми листьями.

Викки и Клеменси они нашли у озера за совсем уж глупой забавой: девчонки набрали листьев и цветов и теперь кидали их в воду — кто дальше забросит.

— Венок для гигантского кальмара? — усмехнулась Айла.

— Айли, не будь занудой, становись с нами! — воскликнула Викки, запустив в воду розовую кисть вереска. Айла, пожав плечами, забрала у нее еще одну такую же, закрепила на шляпке и, что-то напевая, стала прохаживаться вдоль берега. Клеменси немедленно подхватила мелодию и защебетала:

Слушай неведомый гул голосов

Из таинственной тьмы черногорских лесов…

— Ох, только не «Дунайские волны», — Викки всплеснула руками, чуть не растеряв оставшиеся цветы. — Нам это играли на том ужасном вечере в Вене. Меня еще тогда приставили к этому несносному мальчишке, племяннику Эстерхази. Меня теперь этот Геллерт преследует в кошмарных снах. Альбус, ты по сравнению с ним просто скромник.

— Благодарю, — Альбус слегка нервно кивнул, такой комплимент ему не слишком пришелся по душе. Виктория продолжала, бросая цветы:

— Ты представляешь, что он мне заявил при знакомстве? Что я недурна, но он по рассказам ожидал большего.

— Грубиян, — вздохнул Элфиас. — К тому же глупый.

Виктория скривила губки.

— Его кузины, видимо, хорошо знали, что он из себя представляет, и занялись альбомами, оставив меня за ним присматривать. Сперва мне пришлось выслушивать, что он непременно станет канцлером магии — вы знаете, там, в Австрии, не министр магии, а канцлер — и восстановит Священную Римскую империю в прежних границах. Потом оказалось, что это юное нежное существо уже сполна презирает магглов, а особенное отвращение питает к евреям, цыганам и русским. Отзываясь о них — а дитя уже читает газеты, — в выражениях он не стеснялся.

— Влияние родителей, наверное, — вздохнула Клеменси. — Повторяет то, что они сказали.

— Так или иначе, слушать его мне было противно. Он, видно, это заметил и приказал — именно приказал мне — принести напитки. Я ответила, что я ему не домовой эльф, — я дама, и это он должен за мной ухаживать, а не я за ним. Он сказал мне, что, когда станет канцлером, разыщет меня, и я горько пожалею о своей непочтительности. Я ему ответила, что канцлером он не станет никогда, потому что никто не станет терпеть его заносчивость. Он заявил, что у меня есть последний шанс оправдаться, и велел мне играть на фортепьяно. Я отказалась: мне нипочем его угрозы, я ведь британская подданная, и кем бы он ни стал, не буду под его властью, — Виктория широко улыбнулась, сверкнув зубами.

— Ну вот, теперь ты выразила возмущение сполна? — добродушно спросила Айла. — Погоди, лет через десять вы встретитесь с этим Геллертом, и оба посмеетесь над тем, как тогда поссорились.

Виктория вдруг призадумалась.

— А ведь хорошенький, пока молчит. Лицо нежное, кудри — кованое золото, ресницы длинные, а глаза чистые-чистые…

В ту же ночь Альбус отправился в Запретную секцию, чтобы продолжить поиски. Результат на сей раз порадовал больше: он смог найти кое-что, отдаленно напоминающее происходящее с Арианой и Лэмми. Рукопись попалась столь интересная, что он засиделся почти до утра, едва опомнившись и успев добежать до комнат Гриффиндора буквально за час от сигнала к подъему. Называлась она «Искусство проникновения в сознание» и рассказывала об удивительной науке — легилименции.

«Умелый легилимент может считывать воспоминания, некие визуальные образы в памяти, отделять истинные воспоминания от фантазий и снов, даже помещать свои видения в чужое сознание…»

Ему показалось, что он ухватился за нить, тонкую и выскальзывающую из рук. И все же оставалось непонятным, можно ли насылать видения, даже ни разу не встретившись с жертвой. «Может, спросить у автора? Написать и спросить? Если он еще жив, конечно». Альбус пробежал глазами рукопись, ища имя автора. Оно было проставлено сверху; мальчик, начиная читать, его не заметил. Текст составил Асклепиус Гонт.

В тот же день Альбус, занимаясь уроками, попутно набросал письмо.

«Сэр, извините за беспокойство, но я прочел Ваш труд по легилименции и хотел бы спросить следующее. Вы пишете, что легилимент может помещать свои видения в чужое сознание. Возможна ли ситуация помещения видений в сознание человека на расстоянии? Можно ли сделать так, чтобы видения периодически возникали, когда человеком овладевает, к примеру, припадок безумия? Могут ли эти видения быть такой реалистичности, чтобы подменить собой окружающий мир? И наконец, не сомневаюсь, что волшебников, способных на легилименцию такого уровня, совсем немного. Вы не могли бы назвать мне их имена?

С нетерпением жду ответа.

С уважением, Альбус Дамблдор».

Между тем учебные недели тянулись своим чередом. На трансфигурации превращали мышь в чашу. Альбус справился, конечно, моментально — однако, уже усвоив, что за инициативу Колдфиш снимает баллы, дальше этого во время занятия не пошел, лишь после уроков попробовал обратить пойманную на лестнице жабу (свободолюбивый у кого-то фамильяр) в камень. Камень получился отменный, круглый и в пупырышках. «Очевидно, для успешного превращения значимо сходство формы двух объектов», — предположил Альбус и написал заодно автору учебника по трансфигурации: если он уже писал Уоффлингу и Гонту, почему бы и Эджкому Смиту не написать заодно?