— Пусть отравляет, их не жалко, — заключила Анджела с чувством.

Альбус обернулся к слизеринскому столу. Сириус с важным видом читал газету, отпуская комментарии, несколько первокурсников слушали его с раскрытым ртом. Элла и Геспер о чем-то шептались. Джозеф сидел в стороне от остальных. Его лицо снова приобрело обычный неприятно-бледный цвет, вновь выступили коричневые веснушки, усеивавшие его щеки. Странно, но веснушки у него были при темных волосах — всегда в налете, будто немытых… А сам худенький, мантия поношенная. На Элфиаса похож.

С Элфиасом на трансфигурации все-таки удалось помириться. Ворчал, конечно, сначала, отворачивался. Пришлось пару раз превратить его пергамент в лепешку, выгрести конфеты из карманов и раз десять повторить, что ему очень жаль, и что он совсем не хотел и никогда так больше не будет. Зато из кабинета снова вышли друзьями, что остальные члены их компании, уже поджидавшие за дверью, восприняли, как должное.

— Альбус, надеюсь, ты понял, что мы действовали для твоего же блага? — наставительно спросила Викки. — Блэки — жуткая семейка, немногим лучше Гонтов. Связываться с ними нельзя. Знаешь, что они сделали с матерью Айлы?

— Викки, не нужно, — пробормотала Айла, покраснев.

— А что такого? Тебе нечего стыдиться, кроме разве что родства с этими сумасшедшими. Если хочешь, я расскажу вместо тебя, но Альбус должен знать, чтобы понять, что они за люди.

— Не нужно. Я сама, — Айла сильней залилась краской. — Моя мать… Она родная сестра директору. Ее выжгли с фамильного древа, когда она влюбилась в магглорожденного и вышла за него замуж.

— Откуда выжгли? — не понял Альбус.

— С фамильного древа. У них есть зачарованный гобелен, там указаны имена и даты жизни всех членов семьи. И когда кто-то совершает неугодный остальным поступок, его выжигают. Это имеет какие-то магические последствия… Не знаю в точности, правда, мама не говорила, а я не спрашивала.

— Ну и чего ты стеснялась? — удивился Лэмми. — В этом же ничего такого ужасного нет. В смысле, твоя мама в самом деле не сделала ничего плохого, а это дерево пусть прожигают на здоровье, оно даже не настоящее, его не жалко.

— А как твоя мать после такого отпустила тебя в Хогвартс? — ахнул Элфиас.

— Спокойно, — Айла пожала плечами. — Она знает, что директор — разумный человек и не станет нас преследовать только за то, чьи мы дети. В прошлом году школу окончил мой старший брат, Эшли, и за все семь лет его никто не притеснял. Правда, — она оглянулась и понизила голос до шепота, — письма вскрываются, так что не пишите домой ни о порядках в школе, ни о происшествиях и лучше не обсуждайте политику… Словом, ничего, что могло бы принести вам и вашим родителям неприятности. А если что-то такое необходимо написать… С третьего курса нам можно будет ходить в Хогсмид и пользоваться тамошней почтой, — она снова боязливо оглянулась.

Альбус усмехнулся. Рассказ Айлы вовсе не разъяснил ему, почему Блэков следует опасаться. Ну выжигают так выжигают… Он же не из их семьи. Вот с матерью тоже училась одна Блэк — годом старше, кажется. Кендра со смехом вспоминала, как в отместку за дразнилки она прозвала Элладору Блэк «Марией Стюарт», и три факультета быстро подхватили это прозвище. Кендра и сама не знала, почему ассоциировала слизеринку именно с казненной шотландской королевой, но девица страшно сердилась.

— Короче говоря, Альбус — торжественно объявила Виктория, — ситуация такова. Если ты повздоришь с Блэками, тебя вытурят из школы, и ты не поможешь никому, кто нуждается в этом сильнее, чем Лоуэлл. Он, кстати, уже вовсю притирается к тем, кто побогаче: его видят то с младшим из Блэков, то со Слагхорном… Он справится без тебя.

Противный голосок в голове проблеял, что она права.

В тот день был Хэллоуин, и к ужину зал обрядили светильниками из тыкв. Директор произнес небольшую праздничную речь, которая по большей части свелась к напоминанию о грядущем рождественском бале. Участие в нем обязаны были принять все студенты, исключая первый и второй курс.

— Ну вот, — проворчала Анджела. — Опять что-то придумывать с платьем… Надеюсь, я влезу в старое.

— Ты пойдешь со мной, конечно? — деловито осведомился Оскар.

— Естественно, — Анджела устало вздохнула. — Но прежде, чем делать бал обязательным для всех и ежегодным, наш директор мог подумать о том, что у кого-то нет средств каждый год покупать наряд. Не все же так богаты, как его любимые слизеринцы.

— А первокурсникам совсем-совсем нельзя на бал? — жалобно спросила Лидия и захлопала ресницами.

— Нельзя, — строго ответила ей Джейн. — Но мы, думаю, устроим праздник в гостиной. У меня есть музыкальная шкатулка, так что мы можем даже потанцевать.

Несколько минут после этого об ужине забыли начисто, занявшись тем, что приглашали друг друга на танец. Альбус подавлял зевоту: он не собирался никого приглашать, уже решив, как проведет вечер.

— А я? — обиделся Дерек Лонгботтом, не успевший пригласить никого. — Неужели со мной танцевать никто не будет?

— С тобой? — хмыкнула Нэнси. — Посмотрел бы ты сначала в зеркало.

— Посмотрела бы сама, жалкая грязнокровка! — вдруг вспылил тот. За столом мгновенно замолчали. Малкольм медленно опустил вилку и сжал плечо мальчишки.

— У нас не произносят этого слова, — раздельно проговорил он. — Предупреждаю в первый и последний раз.

— Но ведь она его спровоцировала, — вмешался было Дональд, но под холодным взглядом Малкольма замолчал.

— Нэнси, тебе тоже не стоило дразнить его, — сухо бросила Розалин девочке. — И хотя тебя защищают, но ты тоже неправа.

— Он смешон, поэтому я смеюсь, — Нэнси покривила длинноватый нос. — А вот он ошибается. Я никакая не грязнокровка. Мой отец — не маггл, он сквиб из рода Гойлов.

Дональд демонстративно подавился соком.

— Нашла чем хвастаться! Уроды и тупицы!

— Поттер, они могут быть кем угодно, но вряд ли так неприлично ведут себя за столом, — поморщилась Джейн. — Ты же не в хлеву, что за манеры?

Пользуясь случаем, Альбус быстро распечатал письма, завалявшиеся в кармане. Джеральдина поздравляла с наступающим праздником и писала, что надеется увидеть его вместе с сестрой на Рождество. Мать, напротив, запретила ему приезжать на каникулы: Ариана тяжело простудилась, и припадки у нее случались чуть ли не каждый день.

Вечер завершился тем, что Альбус с друзьями отправился искать боггарта: накануне они прочитали в учебниках за третий курс о способах борьбы с ними. Боггарта они не встретили, зато наткнулись за завхозова мастиффа Джима и оказались щедро облизаны.

За последний месяц перед каникулами нагрузка возросла настолько, что даже Альбусу пришлось засиживаться над учебниками дольше, чем ему хотелось бы. Впрочем, пару раз он находил интересные моменты в дополнительной литературе и зачитывался до глубокой ночи. Дональд с приятелями, не выспавшись, по утрам смотрели злобно, но сказать уже ничего не смели. В конце концов Генри вежливо попросил Альбуса ночью читать в гостиной.

В конце триместра оказалось, что Альбус, в конечном итоге, с учетом всего, что вычли из-за него преподаватели с сентября, принес факультету пятьдесят баллов.

— Если бы ты не спорил с учителями и не хулиганил, мы бы уже сейчас знали, что выиграем кубок школы, — вздохнула Анджела. — В каникулы подумай над своим поведением, пожалуйста.

Вечером в гостиной царила суета. Ребята постарше собирались на бал, а младшекурсники с переменным успехом пытались подготовить комнату к собственной вечеринке. Альбус видел, как Анджела, осмотрев в зеркало белое платье и высокую прическу (без очков в дурацкой оправе девушка оказалась очень миловидной), улыбнулась с некоторым самодовольством, но тут же покраснела, заметив, как насмешливо смотрят на нее соседки по спальне. Они-то знали, что обшивать старый наряд тюлью ей помогала Розалин Уизли.

Сама Розалин выпорхнула в новеньком, с иголочки, розовом платье, и кокетливо подала руку Патрику Диггори. Дерек Лонгботтом засмотрелся на них, запнулся и выронил стул, который тащил, к громкому смеху Нэнси. Альбус почувствовал раздражение: он не понимал, почему эта девчонка считает своей обязанностью смеяться над любой чужой неприятностью, и почему Джейн, обычно нетерпимая к любому поведению, идущему вразрез с ее принципами, как будто этого не замечает и всегда заступается за Стюарт. Впрочем, ему самому скоро надоело наблюдать за остальными гриффиндорцами, и он, потихоньку выйдя, отправился в кабинет, который они с друзьями давно облюбовали.