Альбус».

Будить Фоукса юноша не стал: он и прежде не использовал феникса, как почтовую птицу. На чердаке у них уже пару лет жила подобранная Аберфортом и выхоженная общими усидиями сова – ей и выпало нести письмо. Выпустив птицу, Альбус еще немного постоял, заломив руки за голову, вдыхая запахи ночи и вглядываясь в темень. Потом разделся, лег, но не успел сомкнуть глаз, как сова постучалась в окно с ответом от Геллерта.

«Да, ответственность огромна, и она будет лежать на нас – именно это и дает нам силу. Мне сегодня сложно уснуть, меня переполняют мысли. Утром буду ждать тебя у речки. Геллерт».

Альбус не знал, как смог сомкнуть глаза. Утром, едва умывшись и схватив кусок хлеба, он побежал к речке – Геллерт уже сидел там, уплетая сэндвич и беззаботно глядя в золотое рассветное небо.

- Я всю ночь думал, - Гриндевальд вольно положил руки на острые колени, - представлял себе, как устроится жизнь, когда мы победим. Знаешь, каждый шаг, каждую клеточку новой системы… Она мне открылась, как грандиозный сон наяву!

- Расскажи, - Альбус поцеловал его в щеку и сел рядом. Геллерт блеснул глазами.

- Это будет пирамида с очень многими ступеньками. Ты ведь был в Каире?

- Был, - улыбнулся Альбус. – Но пирамиды повидать не довелось.

- Ничего, - Гелерт махнул рукой. – Представь себе: допустим, мы двое – вожди нового государства. У нас в подчинении несколько министров. У них – еще несколько человек, и так далее по цепочке… И так до местного уровня.

- Так ведь и сейчас устроено, - ответил Альбус немного удивленно. Гриндевальд нетерпеливо взмахнул руками.

- Ты не понимаешь суть! – повышают сейчас за просиженные штаны и измаранную бумагу. А мы будем повышать только за результат: за настоящее достижение, открытие. Кроме того, будет существовать тайный орден, следящий за результатами работы… И состоящий только из волшебников, разумеется. Его агенты должны пронизать всю цепочку власти. И конечно, каждый, кому дана власть, должен будет контролировать своих коллег.

- То есть слежка всех за всеми? – Альбус протер очки обшлагом рубашки. – Это… жестко, Геллерт. Жестче, чем сейчас. Мы так скорее отучим людей от свободы, чем привьем её.

- Наоборот! Мы будем наказывать тех, кто ждет поощрения сверху! Кто заглядывает в рот начальству! А тех, кто делает сам, по инициативе, будем награждать! Пусть все знают, что лучше пробовать и ошибиться, чем ждать указаний сверху. Так мы и искореним чинопочитание.

Альбус поколебался. Его самого раздражали подхалимы, но все…

- Свобода через наказания - это все же не то. Когда человек живет в постоянном страхе наказания, он перестает уважать себя, становится жалким трусом. Или доходит до края…. - он вздохнул. - Вот скажи, ты сам многое ли делал только из страха, что накажут? И любил ли то, что делал?

- Ты путаешь, - возразил Геллерт. - Это совсем иное. Нас наказаниями заставляли слушаться.

- А ты наказаниями хочешь заставить проявить инициативу? - Альбус оборвал травинку. - Ну, её проявят… Попытавшись нас свергнуть.

- Вот пусть и попробуют свергнуть Мастеров смерти, - Геллерт блеснул белыми зубами. - Альбус, мы предложим столько, что люди сами не захотят нас свергать. Полная свобода творчества, науки… Наконец темную магию можно будет изучать наравне со светлой повсеместно и без границ. Да и зачем это разделение, в конце концов? Ведь это лишь законы природы – и не более! Это все равно, как если бы объявили добром электрический ток, а злом - центробежную силу!

- В этом ты прав, - рассмеялся Альбус. - Хотя некоторые обряды, должен сказать… Мерзки по сути. Те же крестражи.

- Тот, кто их делает для себя из страха смерти, - мерзкий трус, - Геллерт присел на корточки и покачнулся. - А вот тот, кто проводит над собой эксперимент из желания расширить границы науки, преодолев саму смерть - тот самоотверженный ученый, заслуживающий поощрения. Мы будем проводить такие эксперименты. А чтобы тебя не смущало, что некоторые из них связаны с убийствами… Надеюсь, ты не будешь жалеть насильников или подобных опустившихся типов?

- Не буду, - поджал губы Альбус, вспомнив про Анджелу. Время шло, солнце начинало припекать, а у них в желудках так ничего и не побывало. Поэтому, недолго думая, они отправились к дому Альбуса, влезли на кухню через распахнутое окно, вытащили из ящичка с наколдованным льдом вчерашнюю курицу, жесткую и водянистую, и с удовольствием прикончили её остатки.

========== Глава 63. Искры ==========

Альбус проснулся от гулкой дроби: по окнам барабанил дождь. Из щелей в раме тянуло холодом, рябина во дворе горела пунцовыми гроздьями. Он зевнул, потянулся и попытался припомнить ,какое нынче число. Вышло, что двадцать пятое августа. Поразительно, как быстро прошли два месяца в деревне, бывало, тянувшиеся, как в ссылке или в тюрьме.

- Геллерт, - улыбнулся парень про себя. Одеваясь, все напевал себе под нос. – Геллерт, Геллерт, Геллерт…

Складывалось все как нельзя лучше. Недавно вернулся из путешествия Элфиас, а остальные уже давно напрашивались к Альбусу в гости, видимо, волнуясь, как он с братом и сестрой справляется после смерти матери – стало быть, скоро можно было бы познакомить всю компанию с Гриндевальдом. Определенно, они – костяк будущего переворота, и связь с ними ни в коем случае прерываться не должна. И вообще, он успел соскучиться.

На кухне Аберфорт уплетал овсянку, Ариана, сидя рядом, взяла носки.

- Это тебе, - пояснила она Альбусу.- Прежние сгорели, когда я во время припадка комнату подожгла, вот Аберфорт и купил мне новой пряжи.

Альбус равнодушно кивнул. Геллерт, кажется, заразил его презрительным отношением к Ариане; по крайней мере, теперь юноша был уверен: будь сестра здорова, она превратилась бы в занудную особу, постоянно читающую всем мораль и невыносимо ограниченную. Он уже склонялся к мысли, что её в самом деле разумнее всего сдать в лечебницу, и теперь его останавливал только опасение, что подобный поступок в случае чего не добавит ему популярности.

- Самое удивительное, - рассуждал Геллерт, растянувшись на траве, - что она и теперь пытается поучать других, хотя сама должна бы сидеть в тюрьме или в палате для буйных, как сумасшедшая убийца.

Сегодня Ариана выглядела особенно жалко: светлые пряди, кое-как прихваченные лентой, падали на вылинявшую ткань голубого платья – холстинкового, перелицованного, с подрезанными рукавами. Подол платья подметал пол, а висело оно на худенькой фигурке мешком, несмотря на то, что сестра прихватила его поясом.

- По-моему, оно старше тебя и даже меня, - заметил Альбус, принимаясь за кашу.

- Это матери платье, выходное, - хмуро пояснил Аберфорт. – Я из сундука достал. А то у Арианы все по ногам коротки, ей ходить не чем. А у нас пока денег в обрез, не на что даже ткань купить, чтобы она себе подол надставила.

«Из-за того, что Ари сделала с мамой. Приходится ей донашивать мамины платья», - подумал Альбус и горько усмехнулся. В тот момент он осознал, что, пожалуй, сестре смерть матери не простит никогда, как бы ни твердил себе, что Ариана не понимала, что делала.

- Кстати, - Аберфорт, кажется, кое-что вспомнил. – Ты ничего не придумал? Как зарабатывать-то будешь? Деньги, которые нам Уизли и твои друзья прислали, кончаются. Вы же с этим бошем жрете, как два борова.

- Потом скажу, - отмахнулся Альбус, торопясь разделаться с завтраком и поскорее выскочить на улицу. Ариана вдруг наморщила лоб.

- А помните, папа нам рассказывал про кальмара, про русалок и про орхидею?

- Так? – Аберфорт замер с надкушенным ломтем хлеба, и Альбусу стало не по себе.

- Я сегодня каталась по озеру около Хогвартса. Видела его, как наяву, - Ариана опустила ресницы. В лодке со мной были мама и папа, у мамы была орхидея, а папа прутом подгонял гриндилоу, а русалки его ругали, что гриндилоу больно.

Альбусу неудержимо захотелось язвить? Ему показалось, сетра нарочно пытается их растрогать.

- Ари. А что ты чувствуешь, когда тебе снится мама? Иди сегодня был первый раз?