Никто не ответил на его стук. Он не мог рисковать и задерживаться здесь. Когда он повернулся, то встретил Кэй, идущую из детской.

Она тащила на плече Томми. У ребенка были красные глаза, он был недоволен, он лучше бы поспал, чем перейти без церемоний на руки Сэмьюэлу.

— Кэй, — сказал Сэмьюэл и остановился, ему хотелось заплакать.

— Ну вот, разве он не хочет тебя, Томми? — по-детски промурлыкала она. — Иди тогда снова ко мне. Ну вот, ну — .. — Она подхватила ребенка, сбоку взглянула на Сэмьюэла.

— Это правда? Он весь похолодел.

Она гладила Томми, глядя на Сэмьюэла с поднятыми бровями.

— Что правда? — он не знал, как нашел силы говорить. Кэй покачивала Томми.

— Все говорят, что вы и мисс Леда…

Она продолжала, но он больше не слышал слов. Он слышал только, как его сердце стучало, отдаваясь в ушах; молчаливый невыносимый стук его разрушенной жизни.

— Нет. — Он это отрицал. Он не мог допустить, чтобы она в это проверила. Звук этого «нет» замер в холле. Он слышал лишь эхо, как будто это произнес кто-то другой.

Томми хныкал, ухватившись кулачком за воротник Кэй, спрятав лицо у нее на плече. Мягкое щебетанье птиц доносилось из листвы в главном холле.

Она закусила губу, ее лицо выразило тревогу.

— Я подумала, что это ужасный слух, я сказала мисс Голдборо об этом. Но, Мано, ты не должен… Ты должен мне сказать правду, если это произошло.

Он смотрел на нее.

— Мано, ты не будешь мне лгать?

Его грудь опустилась. Он смотрел в сторону.

— О… — в ее голосе было отчаяние. — Мано.

— Кэй, это ничего не значит. Это… — он сжал челюсти. — Господи, ты не понимаешь, — сказал он с силой. — Ты не сможешь понять.

— Это ничего не значит? — Она уставилась на него.

— Нет.

Голос ее зазвенел.

— Ты утверждаешь, что это правда и что это ничего не значит? — лицо ее изменилось. — А что станет с Томми? С мисс Ледой? Я не ожидала этого от тебя! Ты не можешь сказать, что это ничего не значит. — Томми начал плакать, его отчаянные вопли усилили ее горячность, но она не остановилась.

— Ты их оставишь на улице? Или… или… — ее глаза расширились, а подбородок был поднят вверх. — Я понимаю, ты не так жесток. Ты привез их сюда, ожидая, что мы будем отмывать твое грязное белье, в то время как ты даже этого не признаешь!

Он стоял, скованный, видя всю меру несчастья, выпавшую ему.

— Нечего признавать, — сказал он упрямо.

— Нечего! — в порыве эмоций она толкнула х нему Томми. — Разве он — тоже ничто?

Сэмьюэл вынужден был взять ребенка, чтобы тот не упал. Томми изогнулся и завизжал, не останавливаясь.

— Почему у него твои глаза! — сказала она с презрением. — Не знаю, как я этого раньше не замечала.

— Ты никогда не замечала, потому что это выдумка. Он произнес это, буквально разжевывая слова. Он не мог ее урезонить. Ярость сковывала все его движения, ярость на судьбу и на самого себя. Он отошел от нее к детской с орушим ребенком.

Она пошла за ним. Он ощутил ее руку на своей и обернулся — но ее глаза сверкали от яростных слез. Она схватила Томми от него и умчалась прочь.

— Сэмьюэл. — Голос лорда Грифона остановил его у двери. Вечер мягкой дымкой покрыл лужайки и дорогу, поглотившую последний экипаж к железнодорожной станции.

— Да, сэр. — Сэмьюэл не повернулся. ~ Уходишь? — вопрос был задан мягким, почти ленивым тоном.

Сэмьюэл прикрыл глаза.

— Да, сэр.

— Я пойду с тобой.

— Да, сэр, — он рванул перчатки. — Если вы хотите.

Они вышли вместе. Лорд Грифон молча шел возле Сэмьюэла, положив руки в карманы, дыша морозным воздухом. Дорожка шла за дом, оставляя позади тепло и свет,

Сэмьюэл жаждал одиночества. Он не хотел ни с кем разговаривать, и не только после столкновения с Кэй. Он уединялся, в то время как оставшиеся гости разъезжались. Он наблюдал из окна, как Кэй вышла на ступеньки, чтобы проводить лорда Хэя. Она стояла у дороги и махала, пока экипаж не исчез.

Руки Сэмьюэла в кожаных перчатках сжались при этом воспоминании. Он уже не владел собой, ничего не мог найти в сердце, кроме ревности и отчаяния.

Сквозь туман деревья выступали темными тенями.

— Что ты намерен предпринять? — спросил лорд Грифон.

Он не придал своему вопросу никакой конкретности. Сэмьюэл остановился.

— Не знаю, что вы имеете в виду.

— Какого черта вы не знаете. — Слова били произнесены мягким тоном. Лорд Грифон пнул камень с дорожки, вгляделся в туман и угрюмо улыбнулся.

Молчаливость Сэмьюэла прервалась.

— Я отошлю ее, — сказал он резко. — Я никогда на нее не взгляну. Я дам ей достаточно денег, чтобы она могла жить как принцесса до конца жизни. Я перережу себе горло — достаточно? — он в ярости взглянул на пустое небо. — Этого достаточно?

Пожилой человек облокотился на каменный пьедестал, скрестив руки.

— Достаточно для чего?

Сэмьюэл встретил его холодный взгляд.

— Разве я требую от вас абсолютную добродетель? — лорд Грифон пристально смотрел на него. — Я сам не святой, но когда я нашел женщину, которую люблю, мне не нужны другие.

Горло к Сэмьюэла пересохло, холодный воздух проник в его легкие.

— Вы понимаете меня? — спросил тихо лорд Грифон.

— Нет. — Сэмьюэл закрыл глаза на все. Спокойный голос был неумолим.

— Я не позволю причинить боль моей дочери или моей жене.

Сэмьюэл отвернулся, уходя прочь. Он остановился и оглянулся сквозь туман.

— Я скорее убью себя.

— Да. — Лорд Грифон опустил руки и ударил по камню. — Так я и думал.

На серебряном подносе лакей принес записку, Сэмьюэл сразу же узнал почерк. Он снял перчатки, медля, чтобы оттянуть неизбежное.

Леди Тэсс ждала его в музыкальном салоне.

Это был конец.

Он знал. Он держался только дисциплиной и нервами. Он постучал в дверь, открыл ее на звук голоса и закрыл за собой.

Белые и розовые орхидеи склонялись с каминной доски и отражались от черной блестящей поверхности фортепиано. Она сидела, перебирая пальцами клавиши. Когда он вошел, она остановила игру.

— Я никогда не была музыкантшей, — сказала она. — . Кэй могла играть… — она запнулась смущенно. — Но это неважно. Сэмьюэл, я…

Ее голос сорвался. Она встала, неловко разглаживая юбку, держа другую руку на крышке фортепиано.

— Лорд Грифон уже говорил со мной, — сказал он. — Не нужно беспокоить себя повторением, мэм. Если мое присутствие нарушает ваш покой…

Она сжала губы.

— Я очень сожалею, что все стало достоянием гласности. Я бы никому не сказала, даже Грифону.

Свеча тихо горела на инструменте.

Он наблюдал за свечой, не в состоянии смотреть на что-либо еще.

— Тебе не о чем сожалеть. — Она обняла его. — Не о чем. Я никогда не в состоянии была сказать тебе. Я пыталась сказать, что означало… — Ее голос покорил его.

Наконец, он открыто посмотрел ей в лицо и сказал:

— Я умру.

— О, Сэмьюэл. — Она повернулась к фортепиано. Он смотрел на ее опущенную голову, на ее нежные, потемневшие от солнца руки. Он не мог дышать.

— Ад, — глупо сказал он, видя, что заставил ее плакать.

— Да, — она вытерла глаза. — Я чувствую то же самое.

Он хотел, чтобы все поскорее кончилось. И бросился вниз головой, говоря жесткими фразами, которые не отражали то, что он чувствовал.

— Я уеду завтра. Я не увижу Кэй. Хочу лишь, чтобы кто-нибудь сказал ей, что ребенок не мой! Это правда. Я никогда не видел мисс Этуаль до встречи в ателье. И я никогда — до прошлой ночи…

Снова слова застряли. Она стояла, глядя вниз на фортепиано.

Он хотел, чтобы она посмотрела на него. Он думал, что она прочтет на его лице то, что он не облек в слова. Но она не смотрела. Она коснулась черного ключа, продвигая свой указательный палец по его длине.

— Всю оставшуюся жизнь я буду ждать Кэй, — внезапно выпалил он, — если вы считаете, что настанет время, когда вы сможете забыть этот день.

— Это не я должна забывать.

— Кэй не знает. Она только слышала, что они говорили о ребенке. Она не понимает другого.