Кэй прекратила свой зов. Она сидела тихо, прижавшись к его плечам, вцепившись пальцами в волосы. Воздух был наполнен криками, слышались удары по воде — мужчины в каноэ гребли веслами, быстро и решительно приближаясь.

Акула плавными движениями развернулась, проходя очень близко. Сэмми наблюдал, как она скользнула мимо, увидел ее темно-серую кожу, плавник, хвост, а затем она резко изменила направление и повернула в море, прочь от приближающейся шлюпки.

Каноэ казалось огромным, приближаясь с отчаянной скоростью. Весла бешено били по воде. Сэмми впервые ощутил страх, но не из-за акулы, а от угрозы удара веслом и диких криков. Шлюпка опасно накренилась, но гавайцы искусно повернули ее наперерез волнам, и она прошла позади детей. Кто-то взял плачущую Кэй с плеч Сэмми. Затем грубые сильные руки схватили его самого. Он повернулся, сделал рывок и выскочил из воды, ударившись о твердое полированное дерево, ободрав бедра и колени. На какое-то мгновение противоположный борт поднялся над водой, и каноэ едва не перевернулось, но потом выровнялось. Послышались вопли на английском языке, кто-то благодарил бога и Сэмми. Это лорд Грифон прижал его к себе, не отпуская. Оказавшись в каноэ, Кэй стала извиваться в смуглых руках гавайца, пронзительно крича: «Папа, папа!» и стараясь вырваться.

Голос лорда Грифона звучал прямо в ухо, а руки сжимали с такой силой, что было больно.

— Сэмьюэл, спасибо тебе, спасибо богу за тебя, благослови тебя бог, ты сам рожден от бога, ты герой. — Голос продолжал звучать, с чувством повторяя эти слова.

Кэй высвободилась из чужих рук и теперь барахталась у отца на коленях, а тот обнял обоих детей, и, когда каноэ причалило к берегу, он поднял их и понес на руках.

Стоя на берегу в развевающейся на ветру юбке, леди Тэсс ждала их. Ее лицо было в слезах, темные волосы распущены. Она схватила на руки Кэй, опустилась на колени и прижалась лицом к мокрому плечу и голове Сэмми. О них бился прибой, смывая песок с ног мальчика, который едва удержался на ногах.

— Держись, сынок. — Твердая рука все еще держала его за плечо. Сэмми заглянул в лицо лорда Грифона. Солнце сверкало в его светлых волосах. Он был высок, красив и взволнован. Раньше он никогда не называл Сэмми сыном.

Этот сильный взрослый человек улыбался ему такой искренней широкой улыбкой, что ребенок слабо и неуверенно улыбнулся. Люди сгрудились возле них. Полуобнаженные гавайцы, все еще мокрые от прибоя, респектабельные хаолес, белокожие, в застегнутых до подбородка костюмах и шляпах, даже восточный дворецкий леди Тэсс, который приехал вместе с ними в экипаже, чтобы прислуживать на воскресном пикнике в Вайкики.

Кто-то выкрикнул приветствие. Лорд Грифон подбросил вверх Сэмми с такой легкостью, с какой тот поднимал Кэй. Множество рук подхватило его и начало ритмично подкидывать вверх — хип-хип-ура! Хип-хип-ура!

Они трижды подбросили его, а затем поставили на землю. Снова подняли и посадили на плечи лорда Грифона, прямо в мокрых бриджах для купания. Кэй извивалась и визжала в объятиях леди Тэсс, тоже желая быть поднятой вверх, а это заставило зареветь и Роберта, пока дворецкий Дожен не потащил его к кокосовой роще, которая возвышалась над побережьем.

Половина толпы начала двигаться в том же направлении, другая половина осталась на пляже, приветствуя гавайцев, которые вновь опустили каноэ на воду, чтобы отплыть в поисках акулы. Неизвестно откуда возник слух, что король Гавайи отдыхает в своем доме в Вайкики. Поднявшись к высоким пальмам, они увидели ожидающих их девушек с гирляндами цветов и листьев в руках. Лорд Грифон опустил Сэмми. В то время, как все застыли в молчании, девушки вышли вперед и одели гирлянды на шею мальчику, окутав его нежным ароматом.

— Его Величество отмечает твою храбрость. — Первая девушка поцеловала его в обе щеки, а когда и вторая собралась сделать то же самое, он отпрянул назад, что вызвало смех у нее и у окружающих, но она все же схватила его за плечи и поцеловала.

Отступая назад, Сэмми столкнулся с лордом Грифоном, который прошептал ему:

— Скажи что-нибудь, чтобы передали Его Величеству.

Мальчик облизал губы, вздохнул.

— Пожалуйста, скажите ему. Его Величеству, что это… Пожалуйста, скажите ему — цветы очень хорошо пахнут.

Это, казалось, вызовет еще взрыв смеха, но лорд Грифон взял Сэмьюэла за руку и пожал ее крепко. И это было замечательно.

Сэмми слегка покачивало. Он оглянулся, уходя, на сверкающую бирюзу воды у рифа и на бьющиеся волны прибоя, где огромная акула скользнула, как тень, назад, в темно-синие глубины моря.

— Снова он украл сокровище! — Миссис Докинс порозовела от удовольствия, сопровождая Леду по темной лестнице и делясь последними новостями о выдающихся кражах, которые начались неделю назад.

— Третий раз! Вот газеты, мисс! Прочтите все об этом. На этот раз пострадал японский принц. О, какой это хитрый взломщик, тот же самый. Подхватил священную саблю у самого носа этого японца, на глазах у повсюду стоящих полицейских. — Она почти визжала от удовольствия по поводу оплошности полиции. — Прочтите, получите наслаждение, мисс. И он снова оставил какую-то мерзость, но газета, конечно, не сообщает, что именно. Они вечно скрывают, но можно и догадаться, не так ли? Это что-то из неприличного места, куда он посылает полицию найти эту саблю.

Леда хорошо знала уже об этой третьей краже и ее загадочности. Бесценная вещь была похищена у одного дипломатического посланника, прибывшего на Юбилей, и нечто неописуемо страшное было оставлено вместо нее. Это было очень странно, но еще более удивительным оказалось то, что вор был незаинтересован в украденных вещах; он посылал записку полиции, сообщал, где можно найти каждое из сокровищ, — и каждый раз это было в доме, где творятся беззакония, как сдержанно называла это полиция.

— Очень, очень интересно, — сказала она равнодушным тоном миссис Докинс, отвернувшись, чтобы подняться по черному колодцу лестницы. Действительно, Леда; знала значительно больше про эти неординарные кражи, чем ее хозяйка, потому что взяла за обыкновение заваривать чай для инспектора Руби и задерживаться в полицейском участке даже до полуночи, чтобы создать впечатление, что она работает в ателье.

— Доброй ночи, мэм.

Быстрая рука схватила ее за край платья, дернув назад.

— Пятница, мисс. Четырнадцать шиллингов за неделю.

— Прошло всего полтора часа пятницы, миссис Докинс, — сказала Леда. — Я надеюсь, у вас не создалось впечатления, что я заставила вас ждать. Буду счастлива рассчитаться с вами утром.

Миссис Докинс, ничуть не смущаясь, изобразила улыбку.

— Хотела напомнить вам, мисс. Этих Хоггинсов, этажом ниже вас, пришлось сегодня выдворить. Многие хотят снять у меня комнаты из тех, кто будет вовремя платить, как вы, мисс. А те, кто не платят, могут не надеяться на мою милость, так ведь? Я не благотворительное дамское общество, говорю я вам. Четырнадцать шиллингов в неделю, без еды. У нас водопровод, а это стоит здесь полкроны, и я им сказала…

Леда часто все это выслушивала. В конце концов, освободившись от хозяйки, девушка начала подниматься вверх по ступенькам.

В своей комнате она умыла лицо, при свете свечи полила герань на подоконнике открытого окна. Ночная жара усилила запахи с улиц, но один лист герани был оторван, и его свежий острый аромат смешался с более густыми запахами. Ногтем она разорвала лист и раскрошила его в руке, прижала к носу, чтобы отогнать зловоние пивоварни.

Она выглянула из окна в сырую тьму. Огромная трущоба, что начиналась со следующей улицы, место, на которое она не хотела смотреть, отказывалась видеть, не могла выносить, — словно угрожало ей, пыталось поглотить, как открытая пасть. Девушка подумала о Памми, вспомнила, как та отказывалась принять и даже понянчить ребенка, пока инспектор Руби резко не сказал ей, что обвинит ее в убийстве сына, если она не проявит здравого смысла. У Леды возникло горькое чувство, не началась ли ее собственная жизнь так же: нежеланное, уродливое дитя при весьма не респектабельных обстоятельствах. Но она не позволила себе долго размышлять над этой загадкой и вернулась к действительности.