— А если я научу тебя падать? Это называется «гаи-хенджутцу», «у ке ми». Могу научить этому. Но какую пользу это принесет мальчику, который хочет так много. Я не могу подставлять чан с водой, если он хочет упасть. Я не могу дать ему все, что он желает. Если он научится падать, то это все, что он получит. Он только научится превращать твердую землю в мягкую, но что это для мальчика, который хочет только, чтобы перья были в кувшине?

— Дело не в перьях в кувшине, — возразил Сэмми. — Ты не понимаешь.

— Глупый человек я. Очень глупый.

— Я так не думаю. —

— Значит, ты хороший, да?

Сэмьюэл держался за дверную ручку. Он был смущен и растерян.

— Я не знаю, чего ты хочешь.

Плечи мальчика поникли. Он наблюдал за тем, как До-жен вновь идет за тарелками, подождал, пока тот их расставит, а потом прошептал на японском:

— Дожен, ты научишь меня падать?

— В эту субботу пойдем со мной к Бриллиантовой горе.

Леда всматривалась в толпу людей на улице. Взглянув на одного слоняющегося бездельника, она отчасти ожидала увидеть серые светлые глаза мистера Джерарда под поношенной шляпой на голове. Или узнать его в фигуре угольщика с грязными руками. После того, как она отклонила его предложение о найме на работу — стать секретарем во-па! неслыханно! — ей казалось очень странным, как он повел себя. Снял свой плащ, а затем, воспользовавшись угольной пылью из ее камина, натер руки и лицо. Это настолько изменило его, что, когда она вернулась после своего короткого похода за тростью, которую взяла из корзинки миссис Докинс, то слегка вскрикнула от испуга, встретив странного человека на лестнице, оборванного и какого-то бескостного, подобно пьяному, опершемуся на перила.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, кто это. Мягкая шляпа нависла над его лицом, и виден был только подбородок. Его пиджак был расстегнут, а на выглядывающей рубашке не хватало двух пуговиц; воротник болтался. Он оторвал мыски своих странных сапог и всунул в дырки газеты.

Человек посмотрел на нее из-под шляпы, и не смотря на темноту в коридоре и угольную пыль на лице, его глаза лучились серым светом. И, этот взгляд умных глаз, свойственный только ему.^не миг скрыть даже весь ужасный маскарад.

Она протянула ему трость:

— Вам лучше не поднимать глаз, если вы не хотите привлечь внимание недоброго человека.

Он коснулся своей шляпы, словно бы мрачно соглашаясь с ней.

Если бы Леда наверняка не знала, что руки у него не повреждены, то подумала бы, что у него отсутствуют большой и средний пальцы.

— Вы уверены, что можете идти? Он в упор посмотрел на нее. Леда внезапно подумала, что видит его в последний раз, и это, наверное, к счастью.

— У вас есть моя карточка? — заботливо спросил он. Его карточка, наверное, уже прожгла дыру в кармане. Она кивнула.

— Может быть, вы передумаете, — сказал он. В его тоне не было никаких эмоций. Возможно, когда он уйдет, она направится в полицию.

Девушка внезапно вспомнила, что мисс Миртл никогда не разрешала ей сидеть на скамейках в парке, когда Леда была еще ребенком, потому что какой-нибудь странный Джентльмен мог присесть рядом. Лакированные туфли считалось носить неприличным, потому что мужчина мог увидеть отражение нижней юбки.

Мистер Джерард облокотился на трость, словно проверяя ее надежность, и она увидела, как от боли исказилось его лицо.

— Вы не должны идти. Я найму кэб. Он прошел еще три ступени, медленно, но легко. Его движения были грациозны, как будто сама мысль об отсутствии легкости в походке была ему чужда.

— Ваша хозяйка поблизости?

— Она была в гостиной, когда я выходила.

— Ее двери закрыты? Леда кивнула.

— Но она может появиться при малейшем шуме. Еще немного, и я не смогла бы… э… позаимствовать эту трость. Вы хотите уйти незамеченным?

— Боюсь, что эта надежда несбыточна, но я бы предпочел, чтобы ваша хозяйка меня не увидела. А вы избавитесь от неприятностей, если дадите ей понять, что трость украли.

— Я думаю, что ее украли, если уж называть вещи своими именами.

Он улыбнулся уголками губ.

— Я заплатил ей достаточно. Напомните ей об этом, если она вдруг захочет назвать меня преступником. До свидания, мисс Этуаль.

Он оперся на трость и протянул ей вторую руку. Леда машинально взяла его руку, ее голые пальцы коснулись его ладони; впервые в жизни она прощалась с мужчиной без перчаток. Джентльмен, конечно, снимал свою. Такая оплошность мистера Джерарда — забыть о том, что она одета не по этикету.

— Я надеюсь, что еще смогу заслужить прощение, — пробормотал он, крепко держа ее руку, совершенно не торопясь исправлять свою ошибку.

— О, пожалуйста, — сказала Леда слабым голосом. Его прикосновение было теплым и очень приятным. Он вновь посмотрел на нее так, как в тот момент, когда увидел впервые. Затем он выпустил ее руку и слегка поклонился. Начал спускаться вниз, медленно передвигаясь со ступени на ступень, избежав опасного участка на пятой ступени, как будто он все здесь знал.

Уже прошли целый день и ночь после того, как мистер Джерард покинул Джекоб Айленд, а Леда все еще продолжала искать его в толпе. И это было так странно. Ее как-будто нес с собой поток ревущего транспорта Уатхолла. Королева должна была прибыть в Лондон в понедельник, дн все волновались уже сейчас, суетились, создавали пробки на улицах. Леде казалось, что мистер Джерард где-то неподалеку, в самой середине всей этой толпы, со сломанной ногой, в своей импровизированной повязке. Чушь! Он наверняка в постели. В Морроу Хаус, на Парк Лейн, где ему окажут должный уход.

Этот адрес написан на оборотной стороне карточки, которую он оставил ей, как будто будет бедой, если она его не запомнит.

Участники концерта репетировали в последний раз перед прибытием королевы, все это только усиливало хаос среди множества развевающихся красно-белых лент. На улицы вылился праздник. Яркое небо, трепещущие знамена, снующие толпы. Леда брела сквозь все это, страшно озабоченная, с одной стороны — радостное волнение толпы, обдающей ее своими волнами, а с другой — неприятное сознание того, что у нее осталось только два шиллинга.

Вчера она потратила часть своих сбережений на баню. Затем заглянула на Южную улицу, где, в конце концов, леди высказали согласие написать рекомендацию, но совершенно безоговорочно настаивали на том, что она должна слово в слово совпадать с образцом, который находится в книге, изданной последним мужем миссис Ротам, где можно найти все необходимые обороты речи для подобных писем; а эта книга (миссис Ротам уверена в этом абсолютно) в последний раз использовалась в качестве подпорки для дверей столовой. И с тех пор ее как-то никто не видел, но миссис Ротам была совершенно убеждена, что найдет ее среди своих вещей, будь у нее достаточно времени. Безалаберное написание рекомендации исключается. Миссис Ротам совершенно убеждена, что Леда могла бы найти, однако, одно из писем покойного мистера Ротама, исполненных в великолепном стиле и в совершенных оборотах речи. Нечто отличное от этого образца будет столь жалким подобием, что она не отважится делать самостоятельные шаги, чтобы не потерять уважения к самой себе.

Будучи столь взволнованной, Леда как-то не догадалась сама составить письмо. В конце концов, не так это важно.

После посещения Южной улицы она заглянула в агентство по найму мисс Герншейм, но нашла лист, прикрепленный к двери: закрыто в честь юбилейных празднеств, посвященных пятнадцатой годовщине правления Ее Величества королевы Виктории, королевы Англии, императрицы Индии. Консультации по найму возобновятся в понедельник, 27 июня.

Понедельник. Сегодня суббота. Королева даже еще послезавтра не приедет, пик празднований придется на вторник, чествования продлятся неделю. Самое лучшее, через восемь дней мисс Герншейм что-нибудь посоветует. Восемь ужасных дней — и два шиллинга.

Леда подумала о награде в двести пятьдесят футов. Она почувствовала, что ее лицо залилось краской…