Он слегка вскрикнул, и веер, который он выпросил у своей дамы, со стуком пал к ее ногам.

Кое-как проговорив «извините», Джеймс бросился через зал к Гарри, но пока он пробирался между танцующими, пара исчезла.

Он хотел бежать дальше, но рука Райта его остановила.

— Джемми, что с тобой, ты бледен, как мертвец? — спросил капитан.

— Но это она, она, я узнал ее, пусти меня, — вырывался Джеймс.

Нет. Кто «она», говори, — властно приказал Райт.

Та женщина, в голубом платье, из Охотничьего домика.

Райт вздрогнул и побледнел, в свою очередь.

— Где она? — тревожно спросил он.

Она с Гарри, под руку с Гарри! О, его надо предупредить. Я чувствую сердцем, ему грозит опасность, взволнованно твердил Джеймс, порываясь бежать.

Да, ты прав; надо их найти, надо узнать, кто она? — решает Райт.

Вдвоем они обегали все залы, невежливо толкая танцующих, нахально заглядывали в уютные уголки, прерывая жаркие признания. И уже готовы были спуститься в сад, как вдруг Райту пришло в голову спросить камердинера: «Где хозяин?»

— Сахиб приказал затопить камин в кабинете; вероятно, он там, — ответил Сибо, чрезвычайно хорошо себя чувствовавший в одежде служителя сераля с опахалом в руке.

— Идем туда быстрее!

Между тем Гарри, окончив вальс, повел свою даму к двери кабинета.

— Я сейчас вас согрею, — шептал он, — там топится камин, и никто туда не войдет.

Его тешила мысль остаться наедине с красавицей и (для начала) упросить ее снять кружево с лица.

Лакей распахнул перед ними двери кабинета.

«Сейчас я увижу ее рядом — с собою, — подумал Гарри, — зеркало висит как раз против двери».

Они вошли. Что за странность: Гарри увидел в зеркале себя, но совершенно одного; рядом с ним не было никого и ничего; видно было лишь только, как лакей закрывает дверь.

Прежде чем ошеломленный Гарри смог что-либо сообразить, спутница увлекла его на низенький диван. Она положила себе под руку мягкую подушку, делая это с таким видом, точно не раз бывала в этой комнате. Глядя на Гарри своим дивным испытующим взором, она грациозным движением вытащила из кружев розовую сердоликовую булавку и откинула черную пену кружев.

Если даже сквозь кружевную сеть она казалась красавицей, то теперь она была еще лучше.

Гарри позабыл весь мир: он соскользнул с дивана на кодер к ногам красавицы и положил голову на ручку дивана. Дама наклонилась к нему низко-низко; Гарри почувствовал одуряющий запах лаванды и неизъяснимую сладкую истому. Глаза его сами собой закрылись.

Он сознавал, словно сквозь сон, что холодные пальчики с острыми ноготками ищут крючок, чтобы расстегнуть ворот его костюма…

Вдруг дверь с шумом раскрылась: это Райт и Джеймс, вопреки причитаниям лакея, отбросили его в сторону и ворвались в кабинет.

Женщина подняла голову от шеи Гарри, и ее взгляд, полный злобы и ненависти, на мгновение остановил молодых людей.

Затем она поднялась, а Гарри безжизненно упал на ковер, будучи в глубоком обмороке.

Райт бросился к незнакомке, чтобы задержать ее; но было поздно. Она внезапно оказалась в метре от него, затем переместилась к самой двери, затем портьера скрыла ее.

Друзья, не прибегая к помощи слуг, осветили и обыскали все апартаменты: спальню, уборную — и никого не нашли. Все двери были заперты и заложены изнутри.

Гарри положили на диван и привели в чувство. Первые его слова были о давешней красавице.

— Где она? Куда вы ее прогнали?

Райт постарался заверить его, что он ошибся и что душный воздух зала был причиной его обморока.

— Полноте, я отлично все помню! — отрезал Гарри. — Она была здесь, со мной; вот и подушка, на которую она опиралась; вот и ямочка от ее локтя… — Затем он быстро нагнулся, что-то поднял и с торжеством, показав им сердоликовую булавку, воскликнул: — А это что? Вы и теперь будете отрицать ее существование! И какая у вас цель? — И ревность, горячая ревность загорелась у него во взгляде.

— Полно, Гарри, только не это! — вскрикнул Райт.

— Мне одно странно, — продолжал Гарри, — когда мы вошли, я не увидел ее в этом зеркале, хотя она и была рядом со мной.

При этих словах Джеймс вздрогнул и испуганно посмотрел на Райта.

— Все это мы разберем после, а теперь нельзя оставлять гостей одних, — благоразумно заметил капитан.

Гарри послушно поднялся, и все вышли из кабинета. Джеймс доверительно взял капитана под руку и зашептал ему:

— А мне вся эта история совершенно не нравится. Тут что-то неладно… И скажи ты мне, где же я ее до этого видел? А то, что я уже однажды видел ее, это несомненно…

— А заметил ли ты одну странность, — продолжал Джеймс, — в спальне Гарри, на обеих стенках его кровати, есть знак пентаграммы? Видел ты его?

— Пентаграммы? Ты хочешь сказать о том каббалистическом знаке пятигранной звезды, что, по преданию, в средние века употребляли как заклинание против злых духов?

— Ну да, — подтвердил Джеймс.

— Неужели Гарри сам велел их приделать к спинкам? Я их ясно рассмотрел; они не входят в рисунок кровати, а помещены сверху.

— Не вижу тут ничего особенного, — спокойно отвечал Райт. — Знак пентаграммы, видимо, почему-то был любим бывшим владельцем замка. В вещах, перешедших к Гарри по наследству, он часто встречается, и я видел золотую цепь, на которой висит знак пентаграммы из чистого золота, усыпанный бриллиантами. Вещь в высшей степени художественная, и Гарри сказал, что она нравится ему больше всех остальных вещей и что носить ее он будет охотно.

— Райт, мне необходимо сегодня же поговорить с тобой, — заявил Джеймс.

— Хорошо, но только когда проводим гостей. Смотри, к тебе идет твоя испанка.

— А ну ее к черту, не до того теперь! — проворчал Джеймс.

Веселье, ничем не нарушаемое, царило в залах; гости по-прежнему танцевали, пили, любезничали. Только хозяин стал холоднее; он не замечал ни страстных взглядов, ни вздохов, ни милых улыбок, которыми щедро дарили его молодые и красивые (и не очень красивые и совсем не молодые) особы женского пола.

Он молча бродил по комнатам.

Красавица в голубом платье, очаровавшая его, исчезла так же внезапно, как и появилась, унеся с собой и веселье хозяина. Джеймс тоже потерял охоту к флирту. Он хотя и ходил под руку со своей дамой в наряде испанской грандессы, и говорил ей любезности, но, видимо, думал о другом и был сильно озабочен.

Испанка, не, зная, как вернуть к себе внимание своего кавалера, предложила ему пройтись по саду.

Они спустились. Сад был красиво освещен, но на улице было довольно свежо, и публики оказалось немного.

Гуляя, они подошли к обрыву. Долина ведьм была залита лунным светом, внизу под ногами блестело озеро.

— Как странно, — сказала испанка, — погода ясная, а по скале тянется полоса тумана.

И правда: с середины горы, кверху, поднимался столб белого светящегося тумана: он полз все выше и выше и пропадал в соседних кустах.

— Если бы я не была с вами, — прошептала нежно испанка, прижимаясь к Джеймсу, — я бы испугалась этого тумана: в нем точно кто-то есть.

И как будто в подтверждение ее слов из кустов вышла женщина в белом платье и легкой походкой направилась в замок.

Джеймс и слегка упирающаяся испанка последовали за ней.

«Кажется, я еще не видел этой маски, — думал Джеймс, — и похоже, она хороша собой, ничуть не хуже “той”».

В зале белую фигуру тотчас же окружил рой кавалеров и увлек в танцы. В вихре вальса дама в белом оказалась в своей стихии.

Белое легкое платье, как облачко, носилось по залу, переходя от одного кавалера к другому. Золотистые локоны дамы рассыпались по плечам, и их едва сдерживал венок из мертвых роз-ненюфаров. Лицо дамы было плотно укутано, газом, и только большие голубые глаза ее ясно и ласково осматривали всех.

Новая маска имела большой успех у мужчин. Но больше всех за ней ухаживал молодой корнет Визе, одетый карпатским гуцулом; он как тень следовал за ней всюду. Да и она сама, видимо, выказывала ему предпочтение.