Наблюдавший за этой сценой из первых рядов лютеров воин, похожий на цыгана с бронзовой серьгой в ухе, неодобрительно покачал головой.

Помимо собора с золотыми шпилями, Ремль славился еще и старинным замком, неуклюжим скалообразным строением грубой кладки из полуобтесанных каменных глыб. Две крепостные башни соединялись приземистым по сравнению с ними зданием, хотя и с островерхой крышей. В одной из башен размещались пышные покои коронованного монарха, в другой — тюрьма для высокопоставленных особ, где неугодные могущественным вассалам короли расставались с короной или с собственной головой вместе с нею.

Эта мрачная башня с решетками на узких окнах ограждалась у подножия глубокой рекой Сонмой.

В круглом, роскошно убранном зале королевской башни уединились для тайной беседы два престолонаследника: Кардий Френдляндский и герцог Ноэльский.

Знающая обо всем больше всех девица де Триель уверяла, что речь идет о заключении мирного договора между Френдляндией и Великотритцанией, по которому тритцанские войска должны оставить все завоеванные земли и убраться на свои острова через морской пролив.

Сообщив это Надежанне и ее окружению: Мартию Лютому, генералу Дезонию, а также странствующему рыцарю О Кихотию с неизменным оруженосцем, девица де Триель принялась расхаживать по длинному залу, большому и холодному, с потемневшими от времени стропилами крыши вместо потолка.

Лакеи в кожаных ливреях молча и ловко готовили длиннейший стол для предстоящего после коронации пиршества.

Первая дама двора с трудом подавляла волнение, поскольку в башне, помимо заключения мира, решался куда более важный для нее вопрос о бракосочетании ее с Кардием еще до коронации, после которой она рассчитывала стать королевой Френдляндии.

Эти тщеславные мысли фаворитки были прерваны суматохой, вызванной появлением прибывшего из Святикана посланца Великопастыря всех времен и народов папия И Скалия, папийца св. Двора в алой мантии Кашония.

Мартий Лютый сразу узнал его, «наставника» птипапия Пифия перед диспутом «о святом прощении».

Однако лукавый посланец, спеша к королевской башне, не позволил себе узнать отлученного от церкви безбожника, ибо задание имел особо важное. Папий И Скалий грозно настаивал на скорейшем мире между враждующими сторонами, дабы они объединились для подавления общими усилиями преступной смуты, поднятой отлученным от церкви монахом против святой церкви твердой, как скала, веры.

Мартий Лютый, заметив, как папиец, расчетливо опустив глаза, мягкой крадущейся походкой пробирается к двери королевской башни, воскликнул:

— Кто дал право этой псевдосвятоше прошмыгнуть по-лисьи в королевский курятник?

— Очевидно, стражи герцога Ноэльского, — ответила оказавшаяся с ним рядом девица де Триель. — Замок охраняется только ими.

— Куда же вы смотрели, генерал? — обратился к Дезонию Мартий Лютый.

— Таково было желание самого престолонаследника, — развел тот руками.

— А я добавляю, — произнес подошедший Гневий Народный, привычно теребя серьгу в ухе, — что мои молодцы не решились сразиться с оставшимися в Ремле тритцами, больше привыкнув к лесам, чем к городским каменным мешкам, равно пригодным и для пиров, и для казней. Боялись наделать глупостей.

— Как бы нам не допустить подлинных глупостей, — проворчал Мартий Лютый.

В зале лакеи как по команде замерли, вытянулись, словно каждый из них проглотил по вертелу. Стража у дверей в королевскую башню звякнула оружием и застыла.

Из ведущей на винтовую лестницу двери вышли Кардий и герцог, оба в роскошных костюмах с позументами, а за ними, скромно свесив голову с лисьей физиономией, шествовал папиец в алой мантии.

Заканчивая разговор, герцог говорил Кардию:

— Не забудьте, мой царственный брат, что второй пункт о церемониале коронации имеет особое значение в нашем договоре.

— Напомните, ваше всесилие, — робко попросил Кардий.

— Корона ваших предков, ваше всевластие, должна быть возложена на вашу голову высшим военачальником, знаменуя тем единение короля с его воинством.

— Маршалом Надежанной? Какие пустяки! — беззаботно отозвался Кардий. — Я сам договорюсь с ней сейчас. — Произнеся это, он почувствовал, что девица де Триель с кошачьей грацией берет его под руку и отводит в сторону.

— О, мой возлюбленный мужчина из мужчин, равного которому нет среди рыцарства! — вкрадчиво начала она. — Принято ли решение об обряде нашего с вами бракосочетания?

— Об обряде? Разумеется, коронация будет проведена по обрядам папийской религии, твердой, как скала, веры. Словом, именно так, как вы того желали, моя дорогая.

— Но я спрашиваю не об этом, возлюбленный мой король.

— Ну конечно! Сам Великопастырь всех времен и народов папий И Скалий прислал для церемонии коронации своего прелата, слугу СС увещевания, что должно сказать о многом.

— Говорит ли это о том, что он перед коронацией примет участие в нашем бракосочетании?

— В женитьбе… м-м… — сразу стал заикаться Кардий. — Видите ли… м-м… Мне так не хотелось огорчать вас, но вы сами вынуждаете открыть вам некоторые пункты тайного договора о мире.

— Какие у вас могут быть от меня тайны, первый рыцарь среди королей?

— М-м, — замычал Кардий. — Дело в том, что… я должен срочно переговорить с маршалом Надежанной.

— Не раньше, чем я услышу ваш ответ на мой вопрос.

— Ах, о женитьбе!.. Ну конечно… в мирном договоре оказался пункт о моей женитьбе…

— Ну, дальше, дальше, — уже ликуя, торопила девица де Триель.

— О моей женитьбе… м-м… почти на девочке, на младшей сестре тритцанского престолонаследника герцога Ноэльского.

— Как?! Я не ослышалась? Предусмотрена ваша женитьба на какой-то тритцанской бабе?

— Не на бабе, с вашего позволения… м-м… а на юной принцессе королевской крови… Видите ли… м-м… моя дорогая…. одно дело делить ложе счастья с престолонаследником… и совсем другое — с коронованной особой, которая теряет право выбора… Интересы нации становятся выше привязанностей и чувств короля.

— Ах, вот как?! Значит, не я буду королевой?

— Увы… при всей знатности вашего славного рода… в нем, как на беду, нет ни капли королевской крови. А королева должна производить святокровных королей.

— Не грозили ли вам второй башней замка, мой бесстрашный король? — со скрытой насмешкой произнесла фаворитка.

— Всем известно ее назначение, — не замечая иронии, ответил Кардий. — Королю вполне естественно ставить интересы своих вассалов и нации выше собственных. Но сердце мое по-прежнему принадлежит вам, моя дорогая.

— Интересам какой же нации придется служить вам, став королем? Не тритцам ли, подобно людоеду Дордию?

— Отнюдь нет! — обиделся Кардий. — Мои войска разбили его армию. А сам он погиб в рыцарском поединке.

— Прикажете считать себя бывшей фавориткой бывшего престолонаследника? — притворно произнесла девица де Триель, уронив голову.

— Нет, почему же отставной? — пробормотал Кардий. — Почему же бывшего? Я останусь им до коронации.

— Мой бедный, бедный, возлюбленный король! Как жестоко было бы лишить вас моих советов, — с новым вздохом, приседая в глубоком реверансе, произнесла девица де Триель. И мысленно добавила: «Любезный мой недокороль!».

Никто не слышал этого разговора вполголоса, но ни от кого не ускользнула яркая краска на фарфоровом личике первой красавицы королевства.

Меж тем Кардий, оставив учтиво склонившуюся перед ним девицу де Триель, направился к Надежанне.

Увидев это, она сделала несколько шагов ему навстречу.

— Правда ли, ваше всевластие, что мир наконец воцарится в вашей истерзанной стране? — спросила она.

— О да, конечно! Но это зависит от вас.