– Лилейша? Не спорю, она уже немолода.

– Шутка устарела.

– Хорошие шутки не хорошенькие женщины. С годами прелести не теряют.

– Так то хорошенькие.

– Женщины?

– Шутки.

– Ну, тут я с вами спорить не возьмусь. Сложно спорить с существом, напрочь лишённым чувства юмора.

– Мистрис Арха! – не выдержал принц, тщательно прячущийся под личиной никем, естественно, неузнанного инкогнито. – Ты как со мной разговариваешь?

– На хашранском, мессир, - искренне удивилась ведунья, - а непонятно разве?

Его Высочество, в точности скопировав давешний лекарский вздох, устало привалился к стене сарая.

– И как тебе Дан терпит, а?

– Да никак не терпит! – огрызнулась Арха. – Сложно «терпеть» кого-то, если видишь его одну ночь в десять дней!

– Зато как романтично! «Они разглядывали друг друга ночь напролёт…» – писклявым и крайне неубедительным голосом передразнил кого-то кронпринц.

– Мимо! По ночам мы находим гораздо более интересные занятия, – злобясь всё больше, ответила ведунья.

И даже уже и не покраснела. Дурно на неё война влияла.

– Сама же сказала, что ты его видишь одну ночь из десяти, – попытался парировать остроумный Адаш.

– Я сказала, что я вижу его в одну ночь из десяти. «Видеть» и «смотреть» – вещи разные. На вас вон тоже все смотрят, но никто не видит.

­– Знаешь, в кого ты превратилась? В склочную бабу, – покачал рогами принц. – А была такой миленькой лекаркой.

– А вы разве не знаете? Женщины обычно и превращаются в склочных стерв, если у них мужчин отбирают!

– В неудовлетворённых склочных стерв, ты имела в виду?

– Одно вытекает из другого.

– Пойду я, пожалуй, - прогудела Ю. – А то лай тут ваш слушать… Хуже собак. Гав-гав, гав-гав! Голова разболится…

– Меня тут, вообще, кто-нибудь уважает? – расстроено протянул Адаш, глядя вслед грахе.

– Нет, - отрезала вредная Арха и кивнула в сторону осторожно, придерживаясь стеночки, бредущей Ю. – Она тоже своего мужа видит крайне редко. Так что уважения тут вы точно не найдёте, Ваше высочество.

– Да мать вашу! – вызверился принц. – Это война, а не увеселительная прогулка!

– Серьёзно?

Ведунья подняла палец, призывая хаш-эда прислушаться. И, словно по заказу, тёплый ветерок, пахнущий сырой землёй, донёс до них нежное пиликанье скрипок. В главной ставке накрывали столы, готовясь к обеду штабных.

Кронпринц досадливо сплюнул, едва не попав на полу собственного «тайного» плаща.

– Ладно, я тоже пойду…

– Ты мне больше не подружка, ты мне больше не дружок! Отдавай мои игрушки и не писай в мой горшок, – пробормотала Арха.

– Чего?

– Оставайтесь, говорю, – повысила ведунья голос. – Действительно, обедать пора.

– Ну, если ты так просишь… – усмешку хаш-эда можно было даже из-под плаща разглядеть.

– Умоляю просто! – заверила его лекарка, развернулась и пошагала к своему дому.

Благо шагать недалеко. Сразу за бывшим сеновалом, на вытоптанном до гладкости площади Империи пятачке, стояли лазаретные палатки. Но четыре из них в данный момент пустовали, как крыльями хлопая незакреплёнными краями тентов. И только в одной маялись страдальцы. Двое с дизентерией, один со сломанным в драке запястьем, да ещё бес, скатившийся во сне в костёр. И уверяющий, будто сделал он это «с устатку», а вовсе не по причине спёртой у магов браги.

А вот сразу за палатками и стояла изба, принадлежащая ведунье. Точнее, староста выделил дом для неё, Ю, Ируш и ещё трёх санитарок. Но Ю почти сразу перебралась на склад, поближе к медикаментам. Наглая девчонка предпочитала неотлучно находиться возле грахи. Одна из санитарок нашла свою большую любовь в солдатском лагере. А двух других лекарка в глаза не видела и подозревала, что они существуют исключительно в штабной отчётности. Поэтому изба и перешла в безраздельное пользование Архи.

Вообще-то, такие апартаменты ей и не нужны были. Но, всё же, мысль о том, что она владеет «собственным домом» душу грела.

Девушка приоткрыла калитку и тут же предусмотрительно придержала её плечом. Со стороны двора в хлипкий штакетник ботнули с такой силой, что жёрдочки жалобно затрещали, а Арху едва не унесло вместе с воротиной. Во дворе обиженно и разочаровано заскулили.

– Если ты на меня прыгнешь, я тебе хвост выдеру, – скулёж сменился настороженным тяжёлым дыханием. – И есть не дам! – мстительно добавила лекарка.

Во дворе затихло. Видимо, угроза подействовала.

Прислушавшись и злобно зыркнув на тихо посмеивающегося хаш-эда, Арха осторожно открыла калитку. Чёрная туша выскочила на улицу с проворством шаровой молнии. И примерно с такой же грацией. Правда, надо отдать ей должное, прыгать она не стала. Просто нежно положила пудовые лапы на плечи девушки, заставив её присесть, и, вывалив фиолетовый язык, умильно и жарко задышала в лицо вонью нечищеных зубов.

– Ир, фу! – недовольно скривилась Арха, пытаясь скинуть с себя собачьи лапы.

Но пёс, во-первых, не считал, что уже достаточно наобнимался с любимой хозяйкой. А, во-вторых, щенок пребывал в твёрдой уверенности: он кто угодно, но только не «фу».

– А Ирраш[4] до сих пор не в курсе, как ты собачку назвала? – ехидно поинтересовался Адаш.

– Не-а, – спихивая с себя неспихуюмую тушу, пропыхтела Арха. – Дан его Лордом зовёт, Адин – Псом, Шай – Сволочью.

– А он сам на что отзывается?

Принц потрепал монстра по могучей холке, за что немедленно был облизан. А, заодно, поплатился скинутым и повисшим на кончиках рогов капюшоном.

– А сам он отзывается на: «Есть иди!».

Щенок немедленно уселся мохнатой задницей в пыль, насторожил один треугольный огрызок уха, второй поставив горизонтально земле, и преданно уставился на ведунью.

– Ну, я же говорила, – развела руками лекарка.

Вообще-то, предполагалось, что Ир будет грозным охранником и бескорыстным защитником Архи. Именно с этой целью Дан и преподнёс подарочек. Собственно, панкийские волкодавы были знамениты на всю империю не только своими совсем не собачьими размерами, но и свирепость. А также безусловной преданностью одному лишь хозяину.

За полгода щенок успел вымахать до размеров взрослого пса, то есть, крупного телёнка. И отличится искренним обожанием всего сущего за одним-единственным исключением. А если предложение дружбы подкреплялось чем-то вкусненьким, то обожание немедленно превращалось в обоготворение.

Дан уверял, что характер питомца есть зеркало сущности его хозяина.

***

Накормив несчастного, заморённого перепелами и тушёной в белом вине косулятиной принца гороховой похлёбкой и кашей с солониной, Арха отправила Его Высочество за перегородку – спать. За девять месяцев, проведённых в Дубках, ритуал успел не только сложиться, но и отполироваться до полной гладкости.

Когда наследник трона проходил в дом Архи днём, то сначала наедался от пуза при этом едва не урча, словно уличный кот, потом заваливался спать до вечера. Ну а ближе к ночи являлась Великолепная Пятёрка. Или часть её. Но Дан приезжал непременно. Собственно, по официальной версии для встречи с лордом Харратом Адаш и являлся. Так как считалось, будто принимать его доклады в ставке не слишком надёжно – чужих ушей много.

Ведунья же искренне полагала, что кронпринца просто тошнило от его генералов. Но, понятно, эта версия вслух не озвучивалась.

В любом случае лекарка оставалась не внакладе. Прежде всего, ей действительно было жалко принца, который за последний год, кажется, усох. И напоминал призрака самого себя прежнего. Как-то так получилось, что все его столичные миньоны[5] оказались раскиданными по разным гарнизонам и полкам. Великолепную же Пятёрку он всё-таки с детства знал. Вот и вышло, что бывшие гвардейцы для него ближним кругом стали.

А уж когда ведунья Его Высочество начала «своим» воспринимать – этого она и сама сказать не могла. Ну, вот так сложилось.

Да и накормить его большого труда не составляло. Поскольку готовить Арха так и не научилась и все её встречи с продуктами неизменно заканчивались преждевременной смертью последних, она наняла маркитантку, которая и кухарила. А, заодно, стирала, убирала дом, чинила одежду и топила, когда требовалась, большую печь. И эдакое счастье всего за империал в неделю.