Ведунья судорожно вздохнула и опять сцепила пальцы. Не смотря на все заверения адвоката и внушения Ирраша, нервы Архи не просто в струны вытянулись, но и узлом завязались. А это ещё её саму не допрашивали. Но лекарке вполне хватило и наблюдения за допросами Дана и Шхара. Почему судьи решили сегодня вызывать именно их, осталось загадкой даже для прокурора, который пытался протестовать. Правда, без особого проку.

Впрочем, по утверждению того же адвоката, дела сложились в её – Архи – пользу. Скорее всего, бес был прав. Но вот спокойствия это не добавляло.

Лекарка едва истерику не закатила, глядя на то, как Дан на вопросы отвечает. Хаш-эд «давал лорда» на полную катушку и в сторону ведуньи ни разу даже не посмотрел. Ирраш – тот, зимний, времён их знакомства -  мог быть доволен. Если судить по сказанному Его лордством на суде, то все подозрения ушастого подтвердились. Да что там! Шавер и сам, наверное, не подозревал, насколько Арха расчётливая стерва и интриганка.

Ну, а когда судьи лорда Харрата отпустили, Дан ушёл, ни разу на девушку даже и не посмотрев. Ирраш предупреждал ведунью, что так оно и будет. Но у сердца, в отличие от мозгов, имелся свой взгляд на вещи. Оно провалилось куда-то за ребра и там сжалось в комок, тихо поскуливая.

Шхар же наоборот от ведуньи глаз не отводил. Взгляд его буквально пылал страстью и обожанием. Он даже признался, что сам во всем виноват и изъявил готовность понести любое наказание. Лекарку он выгораживал с таким пылом, что сама девушка едва ему не поверила. Она никогда бы не подумала, что в шавере может скрываться актёрский талант. Ей ушастые всегда казались прямыми, как палки.

Арху только царапнуло, что Шхар, описывая свои чувства, слишком часто употреблял слова «безумный», «сумасшедший», «околдованный», «как заговорённый» и тому подобное. Нет, конечно, во внезапно возникшей «бешеной страсти» ничего плохого не было. Наверное. Только вот судьи на это реагировали странно. По всей видимости, они не являлись поклонниками сильных эпитетов.

- Встать, суд идёт! – писклявым, но преисполненным чувства важности возложенной на него миссии, голосом пропищал секретарь, до этого момента спокойно посапывающий за своим столом.

Арха вскочила на ноги едва ли не первой. Правда, её прыть судей не вдохновила. Четверо заседателей в одинаковых мантиях и париках, которые делали их неотличимыми друг от друга, ещё добрых пять минут устраивались за своим столом, как курицы на насесте. При этом ещё и переговариваясь между собой, словно за два часа совещания наговориться не успели.

Наконец тот, что сидел слева, важно постучал молотком по столу, призывая к тишине. На зрителей это особого впечатления не произвело, но гул стал потише. Судья грозно обвёл орлиным взором зал. Но, видимо, поняв, что большего ему добиться не удастся, начал нудно зачитывать с листа.

Арха его слышала с провалами, словно слух ведуньи временами отключался. А, может, это перегруженный мозг воспринимал только куски сказанного. «Суд… предварительно рассмотрев… мистрис Арха аруш Каррен… учтя показание свидетелей… обратив внимание на показания, данные лордом Шхаром самэр Нашкас арш Карро… приняв во внимание справку, данную экспертом от инквизиции… Постановил передать дело подсудимой на рассмотрение в отдел расследований еретической греховности».

А вот последнее предложение прогрохотало, как набат. И, наверное, этот гонг и обрушил потолок. По крайней мере, ведунье казалось, что на неё упала каменная балка. Или само небо? Арха и не поняла, как снова оказалась на скамье. Она шарила взглядом по взорвавшемуся звуками залу, но не могла ни на чем остановиться. В голове по-прежнему гудел гонг.

- Сторону обвинения не ознакомили со справкой эксперта! – голосил, размахивая пачкой бумаг адвокат.

Но его голос тонул в гуле, как в трясине.

- Неправильно! Её не должны передавать инквизиции! - орал Шхар, почему-то балансирующий на спинке лавки свидетелей. – Она обещала!

Но и его вопль засосало.

Мимо ведуньи метнулась тень. Кажется, это был Ирраш. Наверное, он. Кто ещё в зале мог носить ярко-алый мундир с золотыми эполетами? Но и шавер куда-то канул.

В ушах лекарки продолжало монотонно, на одной бесконечно тянущейся ноте, гудеть.

***

Второй суд так и не состоялся.

Арху просто ещё раз перевезли – уже в новую тюрьму. Впрочем, она совершенно ничем не отличалась от старой. Разве что здесь вместо добродушной бесы-тюремщицы за ней приглядывала монашка, не сказавшая за две недели ни слова. Вообще ни одного. Она не отвечала на вопросы, не реагировала на оскорбления. Мольбы и рыдания она тоже игнорировала, весьма  ловко выдёргивала свой подол из скрюченных пальцев и бесшумно исчезала за дверью.

Да, до слез, буханья на колени и истеричного валяния по полу ведунья тоже, в конце концов, дошла. Тишина, молчание, четыре стены, отсутствие Ирраша и адвоката, невозможность чувствовать Дана – все это и по отдельности способно свести с ума. А уж вместе…

Хаш-эда она больше не ощущала, никак. Как только за ней захлопнулась дверь камеры – словно отрезало. Умом Арха понимала, что сработала инквизиторская защита: амулет, заклинание, а то и вовсе завеса от самой Тьмы. Говорили, что в арсенале «следователей еретической греховности» и не такие штуки имелись. Но то умом.

Лекарка не помнила, когда и без того слабый голосок здравого смысла умолк совсем. Но сначала постучалось вроде робкое, но настойчивое беспокойство. А вдруг с Даном что-то случилось? Вдруг его тоже арестовали? Или он вообще погиб на дуэли, например?

Буквально с каждым часом – не пережитым, а просто прожитым, перетерпленным - мыслей оставалось все меньше, а беспокойства все больше. Оно расползалось медленно, словно чернильная лужа. И будто смывало на своём пути все чувства и эмоции. Следом за ним пришли догадка, а потом и уверенность, что демоны ведунью просто бросили-таки.

Вот тогда-то и наступила апатия, скрутившая не хуже смирительной рубашки. Накрывшая с головой тяжёлой, душной периной равнодушия. С постели Арха слезала только для посещения бадьи. Да и то терпела до последнего. А потом снова лежать, таращась в каменный потолок. И считать секунды, падающие на мозг тяжёлой, тягучей капелью: кап!.. пауза… кап!.. пауза… ка-ап.

А потом все изменилось – резко и мгновенно. Скрежет засовов и скрип открываемой двери ведунья давно не слышала. Не слышала – и все. Не интересно ей было это слышать. Зато камера, внезапно даже не заполнившаяся, а переполнившаяся фигурами в черных рясах с закрытыми капюшонами лицами, заставила любопытство шевельнуться. Ровно настолько, чтобы приподняться на локте.

Рясы раздвинулись, и вперёд вышел осанистый, переполненный собственным достоинством господин. На жирных плечах его болталась алая мантия, отороченная побитым молью и изрядно засаленным беличьим мехом. «Обвинитель…» - протащилась в голове вялая догадка. И Арха улеглась обратно, уставившись в потолок.

Бес важно откашлялся и затянул гнусавым, в нос, голосом: «Отдел расследований еретической греховности, рассмотрев дело мистрис аруш Каррен, плод незарегистрированной, а оттого незаконной связи шавера и человека, постановил, что обвинения, вынесенные обвинителем, а, конкретно…»

Арха терпеливо дослушала всю ахинею, пропетую на одном дыхании и почти без пауз, до конца.

- У вас проблемы с миндалинами. От того и частые простуды. Советую вам беречься от сквозняков и держать ноги в тепле, - помолчав и убедившись, что господин закончил, глубокомысленно сообщила потолку ведунья.

Обвинитель снова откашлялся. Неловко свернул пергамент, украшенный целой гроздью печатей. Потом снова приоткрыл его, как будто надеясь, что там окажется подсказка, что бы такое ему сказать. Видимо, подсказки не нашлось.

- Вы поняли смысл только что зачитанного мною? – поинтересовался толстячок осторожно.

Видимо, бес опасался, что Арха сошла-таки с ума. Наверное, в казематах инквизиции подобных заключённых было немало. И проблем они доставляли изрядно – возись с душевно больными-то.