— Женя! — закричал он, не опасаясь, что может кого-нибудь разбудить, и с яростью рванул дверь на себя. — Женя! Что ты молчишь? Открой мне немедленно!

— Александр? — Это был ее голос, но слишком слабый, чтобы успокоить Холмова.

— С тобой все в порядке? Пока меня не было, в комнату никто не входил?!

— Я… Я не знаю. Я задремала.

— Это ты заперла дверь?!

— Я?.. Нет. А разве это сделал не ты?

Холмов пробурчал под нос что-то вроде проклятия и с новой силой потянул дверь на себя. Задвижка с треском вылетела, и Холмов ворвался внутрь.

Женя сжалась в углу кровати.

— Что с тобой? — Ее глаза смотрели на него со страхом и укором. — Ты напугал меня!

— Извини, — Холмов огляделся, но ничто не указывало на присутствие в комнате постороннего человека. — Я же велел тебе запереть дверь! Почему ты не сделала этого?

— Просто забыла. Но какое это имеет значение?

— Никакое. Это я так, — он подошел к кровати и поцеловал Женю, не заметив, как в дверной проем проскользнул человек в плаще. Зато эту фигуру видел капитан. Более того, стоя возле двери, он ожидал ее появления и чуть было не схватил. Но человек, опознать которого Шердаков не сумел, с поразительной легкостью выскользнул из его рук и бросился к лестничной площадке. Капитан устремился за ним. С его комплекцией это стоило ему немалых сил, но уже на лестнице капитан все же догнал беглеца. Преследуемый им человек остановился, не успел увернуться и был сбит с ног. С невероятным грохотом оба пролетели весь лестничный пролет. Подвернув руку, капитан сильно ушибся и потерял пистолет.

Неизвестный первым оказался на ногах, но убегать не стал. В темноте мелькнуло лезвие ножа. Шердаков понял, что столкнулся с убийцей. Опасаясь удара, он откатился в сторону и лихорадочно пошарил вокруг себя — пистолета нигде не было. В отчаянии капитан попытался найти какую-нибудь опору и встать, но убийца уже наклонился над ним. Страшная боль пронзила руку Шердакова, когда лезвие достигло кости. Он закричал. Неизвестный готов был нанести второй удар, который мог оказаться смертельным, но Шердаков, извернувшись, все-таки оттолкнул противника ногой. Тот покачнулся, и лезвие лишь вспороло ткань на плече капитанского кителя.

В этот момент наверху послышались торопливые шаги.

Убийца, не раздумывая ни секунды, бросился в темноту. Хлопнула входная дверь, и все стихло.

Шердаков сел на ступеньку, достал из кармана носовой платок и попытался перевязать левую руку. Кость болезненно ныла. Шердаков не мог видеть, но чувствовал, что теряет много крови. Беспокоила также правая рука, на которую он неудачно упал.

Сверху спустился Холмов.

— С вами все в порядке, капитан? — встревоженно спросил он. — Я слышал, как вы кричали.

— Ну, наконец-то, дьявол вас побери! — сердито пробурчал Шердаков. — Хотел бы я знать, где вы там застряли?! Этот сумасшедший чуть было не прикончил меня.

— Прошу прощения. Могу я чем-нибудь помочь?

— Потом, все потом. Слышали, как хлопнула входная дверь?

— Да.

— Он убежал. Нужно выяснить, кого сейчас нет в доме. Сделайте это поскорее. Куда же вы, стойте! — Голос Шердакова становился все слабее и слабее. — И разберитесь со светом. Прежде всего разберитесь со светом! Не думаю, что там что-то серьезное. Ступайте!

Когда спустя десять минут Холмов вместе с доктором Энским вернулись к капитану, тот лежал на спине и, казалось, был без сознания. Но едва они попытались поднять его, Шердаков сразу открыл глаза.

— Я слушаю, — прошептал он, глядя на Холмова.

— Нет Дениса Полякова, — ответил сыщик.

Шердаков кивнул.

— Я знал это.

Шердаков кивнул вошедшему к нему в комнату Холмову и, не вынимая изо рта сигареты, пробурчал:

— Спасибо, что нашли хотя бы минутку и заглянули ко мне. С вашей-то занятостью… Я очень, очень рад! Присаживайтесь, пожалуйста. Рассказывайте.

Холмов сел на стул и невозмутимо улыбнулся.

— Как вы себя чувствуете, капитан?

— Как видите, сижу в кресле, курю сигареты, думаю. Есть, знаете ли, время обо всем подумать. Кстати, который сейчас час? Почти полдень? Так-так. Немного беспокоит слабость, но ничего страшного. Что у вас? Удалось что-нибудь раскопать?

— Да, кое-что удалось. Жаль, не осталось следов вне дома — дождь не прекращался всю ночь. Но теперь и это уже не имеет существенного значения — убийца у нас в руках.

— Вы действительно так думаете? — всем своим видом Шердаков выражал сомнение. — Разве он не убежал? Конечно, поймать его — дело времени…

— Бежал Поляков, а не убийца, — резко возразил Холмов. — И не совсем тем способом, каким вы себе представляете.

Шердаков приподнял бровь.

— Что ж, весьма любопытное заявление. Весьма. Я бы даже сказал, в некоторой степени неожиданное. Но не кажется ли вам, что оно требует определенного обоснования?

— Я готов его дать, — спокойно ответил Холмов.

— Да уж, будьте любезны.

— Прежде всего, у Полякова нет мотива.

— На первый взгляд его нет ни у кого из проживающих в этом доме. Но только на первый взгляд. Заметьте это!

— Вы правы. И именно поэтому вызывает интерес то обстоятельство, что Полякова минувшей ночью пытались убить!

— Полякова?!

— Вы не ослышались. Именно он, а не вы или я, должен был стать следующей жертвой!

Шердаков сквозь облако сигаретного дыма внимательно посмотрел на своего собеседника.

— И все-таки я не совсем понимаю…

— Как вы полагаете, капитан, что произошло в комнате Полякова после того, как погас свет? — спросил Холмов.

Шердаков положил сигарету в пепельницу, на секунду-другую задумался и вдруг лукаво усмехнулся.

— Определенные соображения на этот счет у меня, конечно же, есть. Но прежде… Прежде я бы хотел выслушать вашу версию, мой друг.

Холмов улыбнулся краешком губ.

— Хорошо, капитан. В таком случае начнем со вчерашнего обеда. Вспомните, как вел себя Поляков. Он нервничал. И едва совладал с собой, когда вы упомянули о том, что он чаще других поднимался на третий этаж! Вполне естественно, что мы оба обратили на это внимание. Действительно, его поведение говорило о многом! Зачем он туда ходил? Вот какой вопрос мы должны были перед собой поставить. Ответ, как ни странно, лежит на поверхности, и просто удивительно, что мы не сразу нашли его. Поляков писал там свою картину!

Ну и ради Бога, скажете вы. Писал себе и писал. Этаж-то ведь пустой. В конце концов, Поляков — художник. Может быть, он стремился проникнуться духом старого дома, древней легенды?

Но тогда почему Поляков нервничал, едва только речь заходила о его картине? И почему впоследствии он ее уничтожил? Может быть, потому, что на картине был изображен жуткий образ женщины-призрака? Вероятно, и поэтому тоже. Но это не было, да и не могло быть основной причиной.

Холмов замолчал, достал из кармана сигареты и закурил.

— Вчера вечером в разговоре с кухаркой я выяснил, что о привидении всерьез заговорили лишь в последнее время, когда постояльцы стали слышать по ночам чьи-то шаги. Кстати, Поляков появился здесь немногим более двух недель назад.

— И вы подозреваете, что шаги принадлежали именно ему? — спросил Шердаков.

— Да. Этим объясняется и нервозность Полякова, и то, что никто не видел картины в его комнате. Только Женя однажды забрела на пустой этаж. Вероятно, Поляков писал свою картину по ночам и всеми силами хотел скрыть ее от других постояльцев, чтобы не вызвать пересудов обывателей о его умственном состоянии. Ведь, насколько я понимаю, то, что он изобразил на картине, было действительно ужасно и у нормального человека могло вызвать неприятие, даже отвращение. Ведь моя жена, случайно обнаружив картину, потеряла сознание. И именно Поляков отнес ее в нашу комнату, а картину спрятал.

Шердаков задумчиво почесал переносицу.

— А теперь я хочу спросить вас, капитан: почему Можаев в ту ночь поднялся на третий этаж? — произнес Холмов с непривычной для него настойчивостью.