— Вы тоже это заметили? — с некоторым облегчением спросил Холмов. — Сначала мне показалось, что я ошибся.

— Но почему он посмотрел именно на нее? Для меня это было полной неожиданностью. Возможно, он пытался отвлечь наше внимание от кого-то другого? Давайте вспомним, что же вывело Полякова из равновесия. Упоминание о картине или о том, что было на ней изображено?

— Нет-нет. Окончательно он потерял контроль над собой в тот момент, когда вы заявили, что он чаще других поднимался на третий этаж.

— Да, но заметьте: на этаж, где было совершенно убийство!

— Не испугался ли Поляков, что его обвинят в смерти Можаева?

Шердаков медленно покачал головой.

— Нет. Не думаю. Причина его страха в чем-то другом. Может быть, все-таки в картине? Почему, затратив столько сил на ее создание, Поляков тем не менее решил ее уничтожить? Почему? Очевидно, не потому, что на картине была изображена женщина-призрак, и даже не потому, что, по непонятной для нас причине, эта женщина оказалась очень похожей на Марту Дворскую. Почему же тогда? Почему? Возможно, в ответе на этот вопрос и кроется разгадка всего преступления.

— Поляков утверждал, что картина была прекрасной, — напомнил Холмов. — Вы уверены в том, что он действительно ее уничтожил?

Брови Шердакова поползли вверх.

— А если нет? Это что-нибудь меняет?

Холмов неуверенно пожал плечами.

— Трудно сказать. Но тогда мне хотелось бы взглянуть на нее.

— Вполне понятное желание, — Шердаков приподнял подбородок и задумчиво посмотрел в окно. — Но даже если вы увидите картину, едва ли это приблизит вас к разгадке. По меньшей мере трижды нам уже описывали ее, — он тяжело поднялся с дивана. — Я намерен еще раз допросить Эмму Блиссову. Вы пойдете со мной?

— Нет, — коротко ответил Холмов и еще долго сидел неподвижно после того, как за капитаном закрылась дверь.

Полчаса спустя Холмов встал и отправился на кухню, чтобы поговорить с Анастасией Багровой. Почему именно с ней? У него имелись на этот счет определенные соображения.

Кухарка встретила сыщика хмурым, недружелюбным взглядом.

— Что вам здесь надо? — сердито спросила она.

— Я бы хотел задать вам несколько вопросов, — пояснил Холмов.

— Вам не понравился обед?

— Нет-нет. Обед был превосходным.

— Что же тогда?

— Это касается обстоятельств смерти полковника Можаева и Дворского. Если не ошибаюсь, вы переехали сюда вместе с семьей Дворских?

Кухарка медлила с ответом.

— Да, — наконец произнесла она, но голос ее звучал неуверенно.

Холмов ободряюще кивнул.

— Как давно вы у них работаете?

— С самого первого дня, — кухарка кашлянула. — Я откликнулась на объявление в газете. Мне понравилась хозяйка, и я согласилась.

— С тех пор между вами никогда не возникало конфликтов, каких-нибудь недоразумений?

— Нет, никогда. Это не в моих правилах. Я просто выполняю свои обязанности и в чужие дела не вмешиваюсь.

— И вы не догадываетесь, почему убили Дворского? — резко спросил Холмов.

Кухарка настороженно посмотрела на него, потом неожиданно потупилась и уставилась на свои большие натруженные руки.

— Нет, — только и сказала она.

«Очевидно, ей все-таки что-то известно», — подумал Холмов, но направление разговора решил изменить.

— Что вы думаете о привидении, будто бы обитающем в этом доме?

— Ну, разное говорят.

— Меня интересует ваше мнение.

— Не знаю, что и сказать. Вся эта шумиха сильно поднялась лишь в последнее время. Прежде было намного спокойнее.

— Понимаю. Все переменилось вскоре после появления полковника Можаева, не так ли?

— Да, похоже на то. Хотя…

— Я вас слушаю.

— Нет, ничего.

— Говорите, не бойтесь. Возможно, это окажется важным и поможет раскрыть преступление, — проявил настойчивость Холмов.

— Да? — кухарка бросила на сыщика недоверчивый взгляд. — Не думаю. Просто иногда и раньше чувствовалось какое-то напряжение. Света говорит, все дело в доме.

— И вы так считаете?

— Право, не знаю.

Холмов на мгновенье задумался.

— Скажите, каковы были отношения между хозяевами? Они часто ссорились?

На лице кухарки появилось беспокойное выражение.

— Ссорились не часто. А отношения? Нормальные отношения. Как и у всех людей.

— Они любили друг друга?

— Любили? Простите, я, кажется, вас не совсем поняла.

— Хозяйка очень тяжело переживает смерть мужа.

— Ах, это! Да, наверное.

Их разговор был прерван появлением Надежды Кличевой.

— Не помешаю? — прикрыв за собой дверь, холодно осведомилась она. — Я только хотела перекинуться парой слов с Анастасией. Но если вы заняты…

— Нет-нет, Надежда Борисовна, мы уже практически закончили, — заверил ее Холмов.

— Прекрасно! Постараюсь быть краткой. Я бы хотела, Анастасия, чтобы вы приготовили сегодня на ужин жареную рыбу.

— Но меню уже составлено. Боюсь, хозяйка будет возражать, — ответила кухарка.

— Ничего, я поговорю с ней, — отрезала Кличева и повернулась к Холмову. — Вы знаете, я где-то читала, что жареная рыба, как ничто другое, укрепляет нервную систему. Особенно мужскую, — она улыбнулась. — А после того случая в горах мой муж буквально сам не свой. Да, еще одно, — ее взгляд снова скользнул по угловатой фигуре кухарки. — Вы уж, голубушка, не перепутайте, как это случилось однажды. Я заказала вам жареную рыбу, а вы приготовили фаршированную. Пожалуйста, — Кличева кивнула и, не дожидаясь ответа, быстро вышла.

Кухарка нахмурилась и уперлась руками в бока.

— С недавних пор некоторые считают себя хозяевами этого дома, — со злостью сказала она. — Отдают распоряжения, всюду суют свой нос. Если Марта Анатольевна все же решит продать им свой дом, меня они здесь не увидят! Да-да, никогда! А пока я здесь… — кухарка мстительно улыбнулась. — Любопытно, как им понравятся рыбные котлеты?

Она посмотрела на Холмова и удивилась отсутствующему выражению его лица, затем разобрала глупый, как ей показалось, и довольно бессвязный шепот:

— Жареная рыба. Ну, конечно же, речь шла именно о жареной рыбе! Господи, какой же я слепец! Жареная рыба чрезвычайно благоприятно влияет на нервную систему! — Холмов вдруг залился тихим смехом. — Это все объясняет. Или почти все. Но с убийством Дворского по-прежнему ничего не ясно. Хотя кое-что наклюнулось. Определенно. Просто нужно сесть и подумать. Хорошенько подумать…

Когда погас свет, Холмов даже не обратил на это внимания. Погруженный в себя, он сидел возле открытого окна, не выпуская изо рта давно потухшую сигарету. Стоявшая перед ним пепельница была доверху наполнена окурками. Шел третий час ночи. Воздух был наполнен пряным ароматом трав, как это бывает перед грозой. Где-то вдали уже гремел гром, сверкали молнии. Поднялся сильный ветер.

«Все как в день нашего приезда сюда», — внезапно подумал Холмов и услышал, что его окликнула проснувшаяся Женя.

— Александр! — ее голос дрожал от испуга. — Что случилось? Почему погас свет?

— Ничего страшного, — Холмов встал и подошел к кровати. — Собирается гроза. Пора бы уже и привыкнуть. Мы попали сюда в сезон гроз! Ну а свет, думаю, скоро дадут. Спи.

— Я не могу. Посиди возле меня, пожалуйста.

— Хорошо, — он присел на край кровати и поцеловал Женю. — Все хорошо.

Они помолчали.

— Тебе не о чем со мной говорить? — спросила Женя.

— Нет, отчего же, — несколько раздраженно ответил Холмов. Обернувшись, он заметил, как медленно опустилась только что вздымавшаяся от ветра штора, встал и закрыл окно.

Комнату осветила молния.

Прильнув к стеклу, Холмов смотрел наружу.

— И все-таки какое здесь красивое место! Если бы не эта трагедия…

Женя приподнялась. Глаза ее лихорадочно блестели.

— Эта гроза приближается как зловещее предзнаменование. Ты не находишь? Жуть какая-то! — Она тяжело вздохнула.