Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Для правительства на первом месте были лошади, а не крестьяне, которые в этом отчете автоматически попадали в категорию «кулаков и подкулачников». Голод в деревне, по его мнению, был проявлением своекорыстных намерений, а главной проблемой представлялась нехватка корма. Власти обвиняли колхозников во всех возможных жестокостях, которые те якобы совершали, чтобы нанести вред поголовью колхозного скота, особенно лошадей. Регулярно сообщалось об обвинениях во вредительстве: крестьяне якобы кормили лошадей стеклом, гвоздями, отрезали им языки и попросту не ухаживали за ними. В одном из случаев, зафиксированном в колхозе «Буденный» Миллеровского района Северного Кавказа, за полгода сдохли 120 из имевшихся 450 лошадей. Узнав, помимо всего прочего, что в колхозную бригаду, отвечающую за содержание скота, входили представители местной интеллигенции, правительство выдвинуло обвинение в плохом управлении и саботаже{1063}. По всей вероятности, подобные обвинения, даже больше, чем в случаях порчи машинного оборудования, имели целью найти козла отпущения в лице работников колхозов, на которых можно было возложить ответственность за практически неизбежные проблемы с разведением скота, возникавшие в период голода и тотального обобществления.

Основным способом выражения протеста для работников, как и в период 1929–1930 гг., был просто временный или окончательный уход из колхоза. Осенью 1931 г. и весной 1932 г. это явление приобрело массовый характер. В первой половине 1932 г. в РСФСР общее количество коллективизированных дворов сократилось с 10 506 500 до 9 135 200{1064}. На Средней Волге в 1932 г. уровень коллективизации хозяйств снизился с 82,5% до 76,6%{1065}. На Северном Кавказе в период с 1 ноября 1931 г. по март 1932 г. количество дворов, вышедших из колхозов, составило 37 000{1066}. Донесения о повальном исходе шли отовсюду, включая Украину, Нижнюю Волгу, Центрально-Черноземную и Западную области{1067}. В некоторых районах развалились целые колхозы{1068}. Массовый голод стал основной причиной исхода 1932 г., хотя не последнюю роль сыграли плохое управление и хаос, царящие в колхозах, вкупе с постоянными «перегибами» со стороны должностных лиц. По данным Данилова, в 1931–1932 гг. из-за голода жители колхозов в Сибири, на Нижней и Средней Волге, на Северном Кавказе, на Украине и в Казахстане целыми деревнями уходили в города или на крупные стройки{1069}. В этот период около 200 000 крестьян с Украины, из Центрально-Черноземной области, с Северного Кавказа и Нижней Волги покинули свои дома и в поисках пропитания ушли в другие регионы, пока весной 1933 г. их насильно не вернули обратно{1070}. В 1932 г. в Западной области (и, возможно, в некоторых других) попытки слияния колхозов с целью расширения посевных площадей фактически привели к их развалу. В конце концов в июле 1932 г. обком был вынужден отдать распоряжение о разделении колхозов{1071}. В некоторых районах Дагестана слухи о вероятном отказе от политики коллективизации привели к массовому выходу из колхозов{1072}. Здесь и во многих других районах частичное восстановление рынков в мае 1932 г. привело к возникновению новой волны слухов о том, что колхозы ждет неминуемый роспуск, и лишь усилило тенденцию к выходу. В Западной Сибири в результате неурожая и проблем с продовольствием крестьяне в массовом порядке покидали колхозы вплоть до 1935 г. Согласно отчетам, многие из покинувших колхозы в этот период в 1933 г. бежали в Сибирь из других областей страны в поисках пропитания{1073}. Как и повсюду, здесь крестьяне уходили из колхозов на постоянную работу в города{1074}. Несомненно, некоторые из них впоследствии возвращались в колхозы (далеко не всегда добровольно), когда понимали, что больше им идти некуда. До начала войны подобных массовых выходов из колхозов больше не наблюдалось, хотя были зафиксированы отдельные случаи. Это последнее великое переселение довоенного периода, вызванное голодом и осознанием абсолютной тщетности труда в колхозах, было скрытым актом сопротивления, сводившимся к традиционной крестьянской тактике бегства. Время ожесточенных перестрелок с кулаками прошло. Перед правительством теперь стояла куда более серьезная и трудновыполнимая задача — реформировать культурные устои и весь жизненный уклад деревни — на сей раз не оружием, а с помощью трактора.

Власти противостояла массовая культура сопротивления, крестьянская община, которая и в мирные времена неохотно принимала реформы. Жестокие репрессии, голод, разгул криминала и совершенно чуждые формы труда сформировали в колхозах новый тип крестьянства, не отличавшийся покорностью. Государство также несло основное бремя ответственности за распад крестьянских трудовых традиций и привычных ритмов жизни. Крестьяне боролись за выживание, применяя для защиты методы повседневного сопротивления: отказ от работы, ее затягивание, уравниловку, симуляцию, воровство, саботаж и побеги. Настоящим противником государства в этой борьбе за «организационное и экономическое укрепление» колхозного строя (говоря официальным языком) были не кулаки или подкулачники и даже не «отсталые элементы» крестьянства. Это была сама культура крестьянского быта и труда, которая противоречила тому, что планировало насадить в деревне государство; в результате сельским жителям пришлось бросить все силы на то, чтобы выжить.

«Своекорыстные тенденции» и борьба за хлеб

Государство, обрекшее крестьян на голодную смерть, именовало их попытки выжить в условиях дефицитной экономики «своекорыстными тенденциями», тем самым искажая принципы моральной экономики деревни и превращая ее жителей в «воров» и «саботажников». Вот как вспоминает это время одна из крестьянок, входивших в общину толстовцев, которая была разрушена и насильно включена в колхоз: «Мы, женщины, стали воровками; наше существование стало зависеть от воровства. Мужчин не осталось, а нам нужно было растить детей и кормить их. У нас больше не было общей столовой, как раньше, при общине, а за каждый трудодень нам давали лишь 200 г. плохого зерна — попробуйте-ка прожить на это! Поэтому и тащишь с собой все что можешь. Возвращаясь с работы, уносишь картошку, свеклу, капусту. А ночью крадешься к кучам, сваленным на огородах. Кроме того, нужно кормить корову — она главная кормилица в семье. С рассвета до захода солнца трудишься в колхозе, а в “свободное” время нужно готовить, стирать и искать корм для коровы. Ночью будишь своего сына и идешь с ним, взяв его санки, на гумно, при этом оглядываешься, как воровка, пытаясь найти способ унести немного соломы. Вот как мы жили»{1075}.

Большинство крестьян, особенно женщины, дети и старики, которые украдкой пробирались на поле по ночам, чтобы срезать колоски пшеницы (советская пресса называла их «парикмахерами»), не отнесли бы свою деятельность к сопротивлению. Они боролись за выживание, но в извращенном морально-политическом сталинском дискурсе это представлялось актом сопротивления во всех смыслах, предательством по отношению к новому порядку

89
{"b":"570411","o":1}