- Честное слово – как дети малые, грустно прошептал он, сбрасывая с себя обрывки цепей.

- О, монсеньор, - я крепко обхватил руками его бедра, пряча голову у него на коленях.

Он быстро перехватил мое лицо в свои ладони и посмотрел мне в глаза. Я почувствовал, что медленно отрываюсь от земли и куда-то улетаю. В его глазах была вся любовь этого мира – вся его боль, вся его надежда на спасение.

- Я ждал вас, mon chere. Спасибо, что пришли. Нужно спешить – сейчас они будут здесь.

Он приподнялся и, наконец, заметил, что обнажен. В глазах его сверкнул мрачный огонек.

- Дрие? – спросил он тихо.

Я кивнул.

- Ну, и черт с ним, с Дрие! – он вздохнул и махнул рукой. – А это еще что такое? – кивнул он на бездыханное тело отца Афрания. – Это вы его так приложили, Горуа?

Я смущенно потупился.

- Он хотел… Ванда ему отдала вас на время, и он…

- Он – тоже? – монсеньор закусил губы.

- Нет, он не успел.

- Ну и замечательно! – мне показалось, что мой друг вздохнул с облегчением. – Подайте-ка мне его сутану.

- Зачем? – удивился я.

- Ну, не могу же я выйти отсюда в таком виде!.. Прошу дам меня извинить.

Он быстро, одним молниеносно-скользящим движением откинул плащ и набросил на себя сутану отца Афрания.

- Вы нас видите, монсеньор? – ласково заглядывая в глаза магистру, поинтересовался Домиан.

- А почему, собственно, я должен вас не видеть?.. Ах, да! – он осторожно провел пальцем по кровоточащей ладони Домиана. – Вешки. Вот они, значит, какие. Больно? – он с нежностью посмотрел на меня.

- Не очень. Даже совсем не больно.

- Врете ведь, - он тихонько вздохнул и еще тише, почти беззвучно шепнул:

-Тол бер тонг!

В то же мгновение вешка, жалобно всхлипнув, как обиженный котенок, которого оторвали от блюдца с молоком, плюхнулась на пол. То же самое случилось и с остальными вешками. Домиан и женщины с облегчением потерли руки.

- А как мы теперь выйдем из крепости? – робко поинтересовалась Зингарелла.

- Вы выйдете вместе со мной, - лаконично ответил граф.

И тут – дверь распахнулась. Мы, все четверо, вздрогнули и сделали непроизвольный шаг поближе к монсеньору.

На пороге стояла Ванда, за ней – Дрие и герцог, оба живые и невредимые – видимо, мадам успела все-таки вовремя их разнять.

- С возвращением вас, сир, - мадам Петраш с невольным восхищением скользнула глазами по изумительной фигуре магистра, стальное изящество которой еще более подчеркивалось черной сутаной отца Афрания. – Вы, кажется, решили принять постриг?

- О, нет, Ванда! – усмехнулся мой друг, выступая вперед так, что я и маги оказались за его спиной. – С вашей компанией мне вряд ли удастся сохранить обет целомудрия.

Он выразительно посмотрел на Дрие – тот понимающе ухмыльнулся.

- Жаль кардинала, - не ответив на шпильку магистра, Ванда кивнула на уже остывшее тело отца Афрания под нашими ногами. – Надеюсь, он умер счастливым?

- Не надейтесь, мадам, - выступив вперед, я стал рядом с моим другом плечом к плечу. – Он умер, как собака. Уверен, что и г-н Дрие в скором времени разделит его участь.

- Г-н Горуа, как всегда, в своем репертуаре – отважен до тошноты и самоуверен до тупости. Спасибо за то, что вернули нам магистра, и вам спасибо, г-да маги. Передавайте от меня привет Эрике: я вижу, что старая ведьма еще не разучилась делать вешки. Ну, а теперь, - на лице Ванды мелькнула улыбка, спокойная и жесткая, как застывшая маска древнегреческой комедии, - теперь я попрошу посторонних покинуть это место. Нам с г-ном Монсегюром нужно кое-что обсудить.

- А посторонние – это кто? – невинно прищурилась Зингарелла.

Однако Ванда была непробиваема.

- Это ты, деточка, твоя подружка и почтеннейший г-н Домиан. Возвращайтесь к себе на Алгол, я распоряжусь, чтобы вас пропустили. Ну, а вы, г-н Горуа… Вам придется остаться – на тот случай, если наш прекрасный император задумает поиграть с нами еще в какие-нибудь игры.

- Никто никуда не пойдет, - монсеньор решительно сжал за спиной руки. – Уйду я – и немедленно. По правде говоря, меня уже тошнит от вашей компании, Ванда.

- Придется потерпеть, сир.

Ванда сделала в воздухе пасс рукой, и на ладони ее появился уже знакомый мне черный камень с острыми блестящими краями.

- Надеюсь, ты не забыл, что это?

Черный кристалл! Маги побледнели и переглянулись.

Я порывисто шагнул вперед, закрывая собой монсеньора, однако тот даже не вздрогнул.

- Знаешь, Ванда, - негромко, чуть растягивая слова, произнес он, - путешествуя по внешним мирам, я кое-что понял. На каждую силу, оказывается, существует, ответная сила, еще более сокрушительная. Не все об этом знают, а, если и знают, то сомневаются. А не нужно сомневаться – нужно просто верить.

- Что ты имеешь в виду? – напряглась мадам Петраш.

-Только на то, что – плевать я хотел на твой кристалл, Ванда. На тебя и на твой кристалл. И вообще – на всех вас, Всемогущих, Всесильных, безжалостных и Бессмертных. Отныне я сам по себе. Я – против вас. И я – сильнее вас. Дайте дорогу.

И он пошел прямо на нее – пошел медленно и неотвратимо, словно идущий под ветром парусник. На мгновение растерявшись, Ванда сделала движение, чтобы отступить, но тут же опомнилась. Ее рука с кристаллом резко взметнулась ввысь перед самым лицом великого магистра.

Но тот только усмехнулся. Все так же медленно он взял кристалл из ее рук, и лучи под его пальцами, острые и пронзительные черные щупальца вдруг съежились, сжались, угасли – кристалл сейчас удивительно стал похож на ядовитого паука, который, угодив в огонь, торопливо и испуганно подбирает под себя лапки, пытаясь отыскать путь к спасению.

- Просто камень, генерирующий энергию. Сильный камень, но не более. На свете есть вещи много сильнее. Например, любовь. Например, вера. Возьми его себе, Ванда. Можешь опробовать его вон хотя бы на Дрие.

Он равнодушно протянул камень женщине. Та помедлила: то ли мне показалось, то ли в ее глазах промелькнула вдруг такая тоска, словно только что оборвалось ожерелье ее будущих жизней – оборвалось, рассыпав, растеряв звенья по всему космосу.

- Сила кристалла не распространяется на Создателя, - чуть слышно шевельнулись ее губы. – Не хочешь ли ты сказать, что…

Великий магистр грустно рассмеялся.

- Либерра тотем дейдра. Я никогда более не стану в один ряд с Всесильными – я отказываюсь от вашего всемогущества, я отказываюсь от вашего бессмертия. Оптима синь. Можете засунуть его себе в… О нет, я не скажу, куда. Даже в мыслях своих я никогда не был груб с женщиной. Я просто отбрасываю лишнее – то, что связывает меня с вами.

- Ты решил обрубить все концы?

- Знаешь, Ванда, - на мгновение он задумался, но тут же встряхнул волосами и улыбнулся. – Я их все уже, оказывается, давным-давно обрубил – в тот день, когда впервые увидел его на берегу (он кивнул на меня). А, может быть, еще раньше, когда молодой тибетский монах по имени Тасман научил меня летать. «Но ведь люди не летают!» - удивился я, глядя на него. А он парил над землей, смеялся и приговаривал: «До тех пор, покуда они так думают, они не смогут этого сделать. До тех пор, пока люди думают, что они рабы, они будут и останутся рабами. Но когда-нибудь… Когда-нибудь они поймут, что отличаются от ангелов совсем немногим – умением любить и умением сомневаться. И вот, когда они это поймут…Впрочем, нет, не нужно, чтобы они это понимали».

Ванда сделала быстрый, почти незаметный шаг к магистру - теперь они смотрели друг на друга, долго, пытливо, пристально, глаза в глаза.

- Война, Прекрасный?

- Война, Ясная.

- Ты так торопишься умереть?

- Мне некуда спешить. Ванда, у меня впереди – вечность. Ты ведь знаешь, что такое смерть.

- Послушай, Александр, - она осторожно коснулась его плеча. Но тут же, словно получив ожег, быстро отдернула руку. – Мы можем попытаться найти компромисс. Мы можем…

- Да ни черта вы не можете!- он резко встряхнул волосами. – Или вы уходите – окончательно, раз и навсегда, либо все будет так, как будет. Третьего не дано.