Пламя, полыхающее на реке, внезапно вздрогнуло и изменило свой цвет – из алого оно вдруг сделалось пронзительно-белым, почти хрустальным, как…как ладони моего друга!.. Да-да, два языка пламени, две прекрасные белые руки раскрылись, подобно орхидее, по направлению к небу, и прямо из этих ладоней выпорхнула птица.

Вскрикнув, мы все упали на колени.

Птица была белоснежной, и только кончики ее перьев были алыми. Она улетала к небу, унося на своих крыльях языки пламени – она летела навстречу восходящему солнцу.

- Прощайте, мой ангел, - прикоснувшись к губам и к сердцу, я поднял вверх левую руку, как любил это делать ОН, провожая меня. – Я буду ждать вас в следующей жизни. Осталось ведь совсем немного – какая-то несчастная тысяча лет…

Мать Эрика задумчиво переглянулась с Вандой: в глазах обеих женщин догорали отблески костра.

- Эта битва только началась, мальчик, - тихо сказала колдунья. – Наша битва. Я не думаю, что за тысячу лет кровь ангела сможет в корне изменить мир, хотя… На свете всякое бывает. Правда, милая?

Она потрепала по загривку беспомощно льнущую к моим ногам собаку. Та глянула на нас своими заплаканными, словно черный вереск, глазами, и потрусила по белому речному песку к самой воде.

Оставляя на песке следы босых ног, я пошел следом.

Над рекой сияла заря и одуряющее пахло сиренью…

ЭПИЛОГ

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ДОМИАНА

…Я, Домиан Милосердный, настоятель монастыря Ордена Хранителей Живого Бога, свидетельствую: поздним летом, августа 12.. года войска тамплиеров под предводительством графа Монсегюр, встретившись в бою с объединенными силами крестоносцев герцога Лотарингского и папскими легатами, потерпели полное поражение и были разгромлены ранним утром до восхода солнца на берегу Моны.

Замок Монсегюр был сожжен до основания, крепость сравняли с землей.

Почти никто не уцелел в этой битве – ни со стороны тамплиеров, ни со стороны лотарингцев. Сам же граф Монсегюр, прозванный одними Прекрасным, а другими – Инкубом, погиб во время сражения.

Я был этому свидетелем. Вот как это случилось.

Люди герцога Лотарингского заманили в ловушку г-на Горуа, друга и возлюбленного великого магистра. Бывший аббат по имени Стефан Дрие спровоцировал юношу на поединок. Оба противника были достаточно сильны и в достаточной мере ненавидели друг друга, у обоих были шансы на победу. Однако наши враги играли не по правилам – это был не бой, а предумышленное убийство.

В момент, когда все были увлечены сражением, герцог Андре метнул из арбалета стрелу в г-на Горуа (скорее всего, этот маневр был заранее обговорен с Дрие). Однако стрела нашла не ту цель, которая была ей предназначена. Неожиданно появившийся граф Монсегюр бросился между сражающимися и принял стрелу принца в свою грудь.

После этого бой прекратился. И мы, и наши противники были слишком растеряны (а, точнее сказать, убиты!) для того, чтобы уразуметь весь зловещий смысл происшедшего. Вид поверженного бога сводил с ума даже самых сильных: ведь, не смотря на всевозможные слухи и чары инкуба, граф Монсегюр вызывал горячую симпатию, как среди сторонников тамплиеров, так и среди лотарингцев.

Все бестолково толпились и предавались отчаянию.

Я с трудом протиснулся сквозь толпу. Не буду говорить о том, что я чувствовал в эти минуты, но то, что я увидел…

Господи, дай мне силы дописать эти строки!..

Граф Монсегюр, истекая кровью, лежал на коленях у г-на Горуа, а тот, словно обезумев, раскачивался из стороны в сторону, шепча что-то вроде: «Прекрасный, пожалуйста, не уходите… Вы же обещали…»

Рядом рыдал Дрие. Я никогда не мог себе представить этого человека плачущим. Но, оказывается, даже звери умеют плакать.

Принц Лотарингский более походил на помешанного, он хотел покончить с собой, однако мадам Петраш вырвала у него меч.

«Умели любить на Земле, умейте любить и за ее пределами», - сказала она.

Граф Монсегюр на короткое время пришел в сознание. Он очень страдал от боли, даже прошептал что-то вроде: «А это, оказывается, больно, Ванда. Я никогда не думал, что умирать настолько больно». Но еще сильнее он страдал из-за близкой разлуки со своим возлюбленным. Он смотрел на рыдающего юношу так, что у всех переворачивалось сердце. А потом улыбнулся и хрипло прошептал (кровь на губах мешала ему говорить, он то и дело кашлял и задыхался):

- Не плачьте, Горуа. Через тысячу лет вы снова будете в моих объятиях. Во Вселенной время летит незаметно.

Затем он подозвал меня, д*Обиньи, Мадлен и Зингареллу.

- Моя кровь останется на Земле – вот ее носитель (он с трудом кивнул на потерявшего от горя голову юношу). Она, словно волшебная волна, то и дело будет набегать на землю, оставляя среди вас, людей, гениев, в чьих руках будущее этого мира. Отныне и вовеки вы ее хранители, до тех пор, пока…

- До тех пор, пока? – с надеждой прошептал я.

- До тех пор, пока ангел не вернется. Так сказано в пророчестве. Правда, Эрика? – ласково кивнул он неизвестно откуда появившейся колдунье.

Та грустно покачала головой.

- Не волнуйся, мальчик. Уходи спокойно. Я присмотрю за ними.

Граф Монсегюр посмотрел на юношу угасающим взглядом.

- Поцелуйте меня, Горуа. Пусть ваша любовь будет последнее, что я почувствую, возвращаясь к дому, которого нет. Ибо мой дом здесь, Горуа, в вашем сердце.

Их губы соединились, словно две реки.

Когда же юноша, наконец, отстранился, граф Монсегюр… Монсеньор уже покинул эту Землю.

Мы придали его тело огню посреди реки подобно тому, как древние викинги придавали огню своих погибших воинов. Огню, из которого родились когда-то боги, и из которого появилась эта планета. Огню, который есть начало и конец всему.

Юноша хотел было броситься в пламя, но его удержала мать Эрика.

- Ты должен делать то, что велел ОН. Ты – хранитель. В твоих жилах – кровь ангела. Ты – единственный ее носитель среди людей. ОН отдал тебе свое дыхание. ОН отдал тебе свою любовь – для того, чтобы когда-нибудь вернуться.

- Когда же? – размазывая по лицу кровь и слезы, спросил юноша.

- Завтра. Или через тысячу лет – не имеет значения. Ты будешь ждать, как когда-то Земля ожидала своего сотворения. Это твоя судьба.

Над рекой раздался звук – низкий, щемящий, пронзительный, подобный звуку оборванной звездной струны.

Из центра пылающей ладьи, словно из раскрытой ладони, к небесам взметнулась изумительной красоты птица, похожая на огненного лебедя. Птица, несущая на своих крыльях языки пламени. Сделав круг над нашими головами, она полетела на восток, в сторону полыхающего, словно жертвенный факел в руках шамана, золотому утреннему солнцу.

- Улетел, - прошептал юноша, прижимая к губам перстень с рубином.

- Улетел, - повторила Ванда; ее волосы стали белыми.

…Я, Домиан Милосердный, настоятель монастыря Ордена Хранителей Живого Бога, свидетельствую.

Вольдемар Горуа умер у меня на руках спустя 7 лет от ран, полученных во время боя с сарацинами. Я не стал его исцелять – это мой грех. Он был мне благодарен.

Мы похоронили его на монастырском кладбище под кустом сирени. Он был хорошим воином и прекрасным человеком. Он познал великую любовь и великую утрату. Он заслужил покой.

А через 300 с лишним лет в Британии родился Шекспир. Мы отдали ему перстень и золотой гребень, которые Горуа всегда носил при себе.

Теперь мы всегда будем рядом. Ведь мы – ХРАНИТЕЛИ.

Комментарий к Глава 27. (Заключение и эпилог)

ОТ АВТОРА.

…Я ненавижу плохие концы, но эта история просто не могла закончится иначе… Пусть она будет просто запятой между бесчисленными сюитами звездной симфонии.