Она крепко сжала пальцами мне виски.

На мгновение мне сделалось больно, очень больно – я, кажется, даже застонал. Было ощущение, что ее пальцы, будто стальная паутина, пробили мой череп, проникли глубоко внутрь и опутали мозг, пытаясь взять, выжать, высосать из него информацию. Перед глазами у меня словно раскрылись и закрылись двери – одни, вторые, третьи… Какой-то коридор, или коридоры… Низкие потолки, подвал. Сверху капает вода. Цепи, окна с решетками. Стоп-стоп!.. Кажется, что-то знакомое, или же мне это просто кажется?.. Лязгает металл, слышны стоны нечеловеческой боли, страданием пропитан воздух, и страдание повисло в воздухе. Но все это – где-то далеко, слишком далеко и отстраненно, все это нисколько не касается распятого навзничь на каменной плите ангела, не касается его растянутых цепями и стиснутых оковами рук и ног, не касается его запрокинутого, словно чаша плавающей кувшинки, лица… «Мой воин, мой возлюбленный, мой викинг, - струится по коридору вязкий туман внеземного шепота, так одна звезда шепчется с другой на расстоянии космических лет. – Я все равно с вами, что бы не случилось – я ваш. Я жду вас, mon chere».

Я открыл глаза. Я лежал на траве, а голова моя покоилась на коленях у Домиана. Зингарелла старательно брызгала мне в лицо водой, а капитан, стоя за ее спиной, тихонько сыпал проклятиями.

- Не кричите, мальчик, не надо, - цыганка поднесла мне к губам кружку ледяной воды. – Все уже закончилось.

Тут только я заметил, что я и вправду кричу, а точнее – скулю на одной пронзительной, высокой и жалобной ноте, а Флер, задрав голову к небу с первыми дорожками рассвета, усиленно мне помогает.

- Я понял, где это, - стуча зубами о кружку, пробормотал я: боли уже не было, но голова все еще звенела, и перед глазами плавали кровавые круги.

Из центра одного из таких кругов выплыло сосредоточенное лицо Эрики.

- Я тоже. Подвалы инквизиции. Я должна была догадаться. Лучшего места, которое блокировало бы всякую энергию, наверное, просто не существует в этом мире.

- Вы не поняли, - я оттолкнул Домиана, отстранил Зингареллу и встал. – Он звал меня. Монсеньор знает, что я за ним приду – он ждет меня.

- Значит, он все-таки ухитрился наметить для себя тропинку для возвращения. Это еще раз доказывает его силу. А маячком будешь ты, юноша. Ты укажешь ему путь. Возьми вот это – приложишь к звезде на его груди.

И она протянула мне какой-то невзрачного вида камешек.

- Что это?

- Глина, юноша. Обычная, наша, земная глина, из которой состоит эта планета, и из которой созданы мы, люди. То, откуда вышел наш мир и то, во что он когда-нибудь превратиться… Энергия Земли не такая уж сильная по сравнению с энергией других планет и светил, но эта частица энергии будет в твоих руках, юноша – руках того, кому принадлежит человеческое сердце монсеньора в груди ангела. Он тебя услышит, я уверена. Помимо капитана, с тобой отправятся Домиан и Зингарелла.

Собравшиеся на поляне маги заволновались – то здесь, то там послышались протестующие возгласы.

- Но, уважаемая Эрика! – Мадлен, бледная, как смерть, подорвалась с места. – Разве двух магов будет достаточно для того, чтобы проникнуть в крепость? Я тоже пойду, я многое знаю и умею.

- И я! – вскакивая, подхватила Марфа.

- И я! И я! – раздалось со всех сторон.

- А ну – цыц! Расшумелись, как сороки.

Мать Эрика взмахнула рукой, и все умолкли.

- Запомните, дорогие мои, - она обвела присутствующих своими холодными, невозмутимо-зелеными глазами, - то, что происходит сейчас – это не игра в благородство, а война. Жестокая война, безжалостная война. А граф Монсегюр – не просто красивый мужчина, который попал в беду, а Единственный, в руках кого сошлись, сплелись, соединились нити настоящего, прошлого и будущего. Помочь ему – значит помочь удержать этот мир на краю бездны. Я выбрала Домиана и Зингареллу потому, что каждый из них стоит доброй половины всех здесь присутствующих. Да-да, Мадлен, не хмурься, это так. А потому их двоих будет вполне достаточно. Все – собрание закончено, расходитесь. И помните: чем быстрее вы разойдетесь, тем дадите нам возможность быстрее приступить к делу. Домиан, Зингарелла, капитан и ты, юноша, подойдите ко мне.

Буквально через несколько минут поляна опустела – остались лишь мать Эрика и мы, четверо избранных.

- Вот что я хочу сказать вам, ребятки, и тебе, Зингарелла, - она поочередно пристально посмотрела в глаза каждому из нас. – Каждый из вас по-своему очень силен: г-н капитан – силой мускулов, Домиан – остротой ума, Зингарелла – житейской смекалкой и женской интуицией, ну а вы, Горуа – просто сильны сами по себе, изначально, может быть, именно за это вас и полюбил ангел (она едва заметно вздохнула). А, все четверо, вы еще сильны своей любовью. Ведь каждый из вас по-своему и в разной степени, но любит монсеньора. Кто-то – как мечту, которую не поймать (Домиан улыбнулся), кто-то – как плоть, которой никогда не сможет обладать (капитан покраснел), кто-то – как прекрасную сказку, которой не суждено осуществиться (Зингарелла смутилась). Ну, а кому-то посчастливилось отдать своей любви и душу, и тело, приняв взамен душу и тело того, кого он любит больше вечной жизни и бессмертия (колдунья заглянула мне в глаза и чуть-чуть кивнула). А потому вы не нуждаетесь в моих магических артефактах – все равно все они бесполезны перед магией ангелов. Единственное, что я хочу вам дать – это вот что.

Она протянула руку. На ладони женщины лежали четыре крошечных комочка-ежика наподобие засохших цветов чертополоха.

- Что за хрень? – насторожился капитан и тут же смущенно извинился:

- Виноват, мадам.

Зингарелла тихонько хохотнула, Домиан понимающе кивнул. Однако колдунья не обиделась.

- Это так называемые «вешки», высушенные цветы мандрагоры. Они помогут вам войти в крепость незамеченными.

- И что для этого нужно сделать? – с любопытством протянув руку, я коснулся кончиком пальца одного из ежиков, но тут же отдернул руку. Колючки были острыми, как иглы, и при малейшем прикосновении с жадностью пака-кровососа норовили вонзиться в палец. От неожиданно и сильной боли я даже вздрогнул.

- Все очень просто, юноша, - на лице Эрики появилась загадочная улыбка, а в глазах мелькнул змеиный отблеск жесткой и безжалостной мудрости. – Нужно взять вешку в руки и изо всех сил сжать в ладони.

В воздухе повисло молчание. Все с недоумением и опаской смотрели на крошечных кровососов. Зингарелла сильно побледнела.

- Но это, наверное, очень больно, - робко начала было она.

- Ошибаешься, девочка, - колдунья зажмурилась, словно нежащаяся на солнце кобра. – Это не просто очень больно – это невыносимо больно. Шипы должны полностью войти в плоть – кровь и боль материализуют ваше желание, силы вашего сердца и дадут магическую установку такой силы, которую не одолеть даже ангелам. На сегодняшний день, это, пожалуй, единственное оружие, которое мы, люди, можем использовать в борьбе с Всемогущими. Хватит ли у вас мужества выдержать боль?.. Ведь это не минутная неприятность – боль придется терпеть так долго, пока у вас будет нужда в магии.

- Тоже мне - удивили! – фыркнул капитан. – Видимо вы, мадам, не имели дела с маврами.

«Боль? – подумал я. – А разве мой г-н прошлой ночью страдал меньше во время пытки кристаллом?.. Думаю, что по сравнению с той болью вешки колдуньи – просто детские игрушки».

- Ерунда, выдержу, - вслух сказал я.

Домиан на секунду задумался.

- Честно признаться, я никогда не сталкивался с физической болью. Ну, бывало, так, по мелочам. Но я постараюсь – ведь я же, в конце концов, мужчина.

- А что скажешь ты, девочка? – колдунья вопросительно взглянула на Зингареллу.

Та грустно улыбнулась, побледнев еще сильнее.

- Тому, кто прошел костер инквизиции, разве могут быть страшны ваши вешки, бабушка?.. Я выдержу.

- Вот и хорошо, - колдунья высыпала вешки в кожаный мешочек и протянула его Домиану. – И последнее. Вы, маги, и вы, капитан. Ваша главная задача – доставить мальчика в целости и сохранности в крепость. Если понадобиться, отдайте свои жизни, но жизнь Горуа должна быть спасена.