Эрика снова усмехнулась и посмотрела на меня.

- Вспомни-ка, что он тебе говорил, юноша?.. «Я не знаю, кто из нас сильнее – я или Ванда. Я никогда полностью не пробовал своих сил».

- Вы хотите сказать, - почти хором воскликнули мы с Домианом и почти тут же осеклись, с изумлением уставившись на Эрику.

- Да, именно это я и хочу сказать. Великий магистр просто не знал о том, что может противостоять кристаллу. Г-н ангел, который прошлой ночью был провозглашен императором, еще не понимает своей силы – он никогда ею не пользовался, а в последние пять лет использовал исключительно нашу, земную магию – скорее всего, назло тем, кто пытался сломать его волю. Он не знает, на что он способен – ему с детства внушали, что против кристалла нет и не может быть противодействия, и он по инерции отказался от борьбы и принял страдания. Ну, а, когда страдания стали невыносимыми, тут уже, видимо, сработала его интуитивная защита, та частица сознания, тот червячок неповиновения, которые всегда в нем жили, и которые подсознательно, не зависимо от желания хозяина отвергали все запреты и табу. И он ушел, так до конца и не успев осознать того, что он сделал.

- Что вы хотите этим сказать, Эрика? – переглянувшись со мною, спросил Домиан.

В зеленых глазах колдуньи вспыхнули желтые искры – сейчас они удивительно напоминали глаза змеи, из породы тех, кому поклонялись язычники в древних храмах.

- Я хочу сказать, что монсеньору Монсегюру, или г-ну богу-императору этого мира помочь не в силах никто, кроме него самого – ни люди, ни маги. Он сам в состоянии себя спасти.

- Но, - возразил было я, - как же он себя спасет, если его нет ни на Земле, ни даже в его собственном теле?.

Женщина рассмеялась и легонько потрепала меня по щеке.

- А вот для этого нам и понадобится возлюбленный великого магистра – тот, ради которого он найдет выход из лабиринта космических артерий, тот, ради которого он отыщет дорогу между звездами и вернется к нам на Землю. Только ты, мальчик, сможешь заставить его вернуться - тебя единственного он услышит и послушается.

- Но как же я найду его? Я ведь даже не знаю, где он. Да и эти…Всемогущие. Они ведь будут сторожить его, как собаки. Меня просто к нему никто не пустит.

Мать Эрика задумчиво сощурила свои зеленые глаза и посмотрела на Домиана.

- Вот мы и добрались до сути вопроса. Да, мы должны, нет – мы просто обязаны помочь великому магистру. Но вовсе не так, как решил ты, Домиан. Что толку, если вы со своей земной магией будете бросаться на Всемогущих? Ты только положишь всех своих людей, маг, и ничего не добьешься. Наша задача не в том, чтобы идти с боем против ангелов, а в том, чтобы помочь вот этому мальчику, другу и возлюбленному императора, вернуть этого самого императора из внешних миров в наш, земной мир. А для этого нужно: во-первых, вычислить место, где его прячут, и, во-вторых, беспрепятственно пробраться в это место через защиту внеземной магии, такой сильной и такой жестокой, что тебе, Домиан, даже и не снилось.

И снова наступила тишина – люди с любопытством и почтением смотрели на мать Эрику. Что и говорить, она и вправду оказалась права – монсеньор и сам в силах вырваться из плена Всемогущих, нужно только дать ему понять, что у него есть эта самая сила.

- Что вы предлагаете? – кратко по-деловому спросил Домиан.

- Я предлагаю отправить с мальчиком двух самых сильных магов; я их оснащу артефактами, которые в определенной степени и при определенных обстоятельствах можно использовать против ангелов.

- И кто же пойдет? – я заметил, как по лицам присутствующих пробежал ветерок нетерпения.

- Это я решу завтра. За ночь я постараюсь определить, где прячут магистра. А заодно просмотрю судьбу, силу и способности каждого из здесь присутствующих для того, чтобы определить, кто из вас сможет стать достойным противником Всемогущим.

- Только завтра?! – воскликнул я. – Но ведь мы теряем время! Пока вы будете что-то там определять, монсеньор…

Я осекся и опустил голову. Я стеснялся при таком количестве посторонних признаться в том, что меня волновало вдобавок ко всему. А между тем, меня весьма волновала страстная одержимость Дрие и те взгляды, которыми он буквально пожирал неподвижное тело монсеньора. Я нисколько не сомневался в подлой натуре этого человека, как не сомневался в том, что при случае он непременно воспользуется бесчувственным состоянием монсеньора. Да и в благородстве остальной компании я, честно говоря, тоже был не уверен.

Домиан понял, о чем я думаю, Виктор д*Обиньи – без сомнения тоже. Маг побледнел, капитан, плотно стиснув кулаки, негодующе посмотрел на Эрику. Однако женщина осталась невозмутимой.

- Я так понимаю, что убивать г-на Монсегюра никто не собирается, - сказала она, спокойно выдержав наши взгляды. – Ну, а что до остального…Это не смертельно.

- Не смертельно?! – подскочил от возмущения я.

- А ты считаешь, юноша, что благоразумнее будет пожертвовать жизнью нескольких десятков здесь сидящих людей?

Я смешался и закусил губы. Черт возьми, она, как всегда, права!

- Запомни, юноша, - в голосе ее внезапно появилось тщательно скрываемое сочувствие, - на свете есть только одна вещь, которую нельзя не пережить, не принять, не исправить. Это смерть. А все остальное… Все это можно пережить, все это можно вынести, даже, если на первый взгляд оно кажется невыносимым.

- Хорошо, - упавшим голосом согласился я. – Подождем до завтра.

- Ну, если вы так считаете, - капитан смачно сплюнул и выругался вполголоса.

- Вот и ладненько! – женщина встала и, как ни в чем не бывало, обвела глазами присутствующих. – Завтра, как только рассветет, жду вас всех снова на этой поляне. Пойдем, Зингарелла! – окликнула она девушку, которая все это время, зябко кутаясь в длинный белый плащ, стояла за деревьями.

На секунду мне удалось встретиться с ней глазами. От неожиданности я даже вздрогнул – столько в них было страдания!.. По всей видимости, бедняжка не переставала страдать с тех самых пор, как сверкающий меч монсеньора между ее худенькой шейкой и черной главою безжалостных небес выбрал последнюю.

Домиан предложил переночевать у него – на сей раз ни у меня, ни тем более у капитана не было причин отказываться.

Мы поужинали запеченной крольчатиной; точнее будет сказать, ужинал, в основном, один капитан, который, видимо, ни при каких обстоятельствах не терял здорового аппетита. Я и Домиан только слегка ковырнули мясо и, выпив эля, отправились спать. Флер оглянулась на меня и выразительно поскреблась в дверь – что делать, она привыкла охотиться по ночам. Я выпустил собаку и лег на широкую жесткую постель рядом с капитаном.

Д*Обиньи слегка поворочался, пробормотал что-то вроде того, что он «этому Дрие ноги повыдергивает» и вставит не буду уточнять, куда, минут через 10 уже посапывал. А я… Сна не было, покоя не было. Боль, ревность, отчаяние, тревога то сжимали, то душили меня – какой там к черту сон!.. Тем более, что последнее время я вообще отвык спать по ночам – все мои ночи отнимала любовь с монсеньором, засыпали мы только под утро, да и то не всегда.

Поворочавшись без толку с полчаса, я вышел на воздух. Над лесом зависла огромная желтая луна, почти что полная – такая, какою она бывает через несколько ночей после полнолуния. Она напоминала кусочек янтаря в черном колодце, и где-то в тягучих объятиях этого янтаря когда-то много тысяч лет назад умерла чудесная бабочка.

- Ошибаетесь, г-н Горуа. Она не умерла – она получила вечную жизнь.

От неожиданности я подскочил, как ужаленный. На высоком деревянном крыльце позади меня стоял Домиан.

- Вечно вы, маги, лезете в чужие мысли, - недовольно морщась, пробурчал я.

Домиан слегка смутился.

- Извините, так получилось – чисто интуитивно. Больше не буду. Послушайте, г-н Горуа…

- Ах, да какой я вам г-н!.. Смешно звучит. Меня так обычно называл отец, когда хотел за что-нибудь отругать или выпороть.

- Хорошо, - улыбнулся маг. Тогда разрешите, я буду называть вас просто «Горуа»?