- Ну что ж, - на губах моего друга показалась улыбка – отрешенная и влекущая, как пламя жертвенного костра, - вселенная и время тоже не имеют конца. Хотя где-то там, в середине, обязательно должна быть запятая.

- Я не совсем понимаю тебя, Монсегюр, - нахмурилась женщина.

- А вот в этом и заключается ваша ошибка, г-жа Ясная. Если бы вы стремились понять людей, а не воевать с ними, вы не допустили бы сегодняшнего промаха.

Легкое движение, толчок, прыжок, нет, полет к центру площадки – и их мечи зазвенели, запели, как, сталкиваясь, поют над землей свою смертельную песню молнии. Это не был бой двух противников – нет, это был поединок двух стихий. Ужасный по своей силе и противостоянию поединок, подобный тому, в результате которого миллиарды световых лет назад родилась эта Вселенная.

Мечи скрещивались, роняя золотые звезды, которые с глухим шипением падали в траву, а сама трава под ногами напоминала серебристую гладь горного озера, в котором отражались сгорающие высоко над землей кометы.

Оба противника парили в воздухе в стремительно-замедленном танце-полете, практически не касаясь земли. Черные волосы графа, взметнувшись черной тенью водной точке пространства, тут же, уронив свою тень, перелетали, перемещались в другую точку. Иногда они едва заметно задевали, касались серебристой чешуи Ванды, и тогда между ними вспыхивало пламя и сыпались искры.

Несколько раз меч женщины почти касался лица мужчины; несколько раз меч магистра был в миллиметре от груди посланницы звезд, и бесчисленное количество раз звенел воздух, разрезаемый лезвиями, словно золотое лунное желе.

А потом… Потом вдруг невидимые чаши весов в руках не видимого свидетеля покачнулись, и одна из них под тяжестью одной-единственной, почти не заметной глазу оплошности (ведь это не ошибка, а просто досадная оплошность – не разглядеть запятую в поэме звезд!) стремительно полетела вниз. В это же мгновение меч в руках женщины, слегка отклонившись в сторону, не успел ответить на сокрушительный удар магистра…

Один вздох, взмах ресниц, удар пульса в висок – и Ванда оказалась распростертой на земле, прижатой к земле коленом графа.

Пауза, господа Избранники и Проклятые.

Должно быть, целую вечность длилось молчание – эта странная пауза, напоминающая смерть. Наконец, колено графа на груди Ванды слегка дрогнуло, а рука, сжимающая над ее головой меч, резко опустилась, несколько раз ударив в землю почти что рядом с невозмутимой чеканкой лица женщины.

Тяжело дыша, граф бросил меч.

- Воспитание, благородный дон, - Ванда в свою очередь перевела дыхание и улыбнулась. – Правило первое: никогда не бей того, кто в данную минуту не может тебе ответить. Правило второе: будь милосерден. Ну, а если речь идет о женщине, оба правила автоматически возводятся в квадрат. Воспитание, Монсегюр. Человеческая кровь позволила той женщине сделать из тебя человека.

- Человека? – чуть слышно, не отводя от Ванды болезненно расширенных вишен-зрачков, переспросил магистр.

- Да, Монсегюр. Ангел бы на твоем месте еще тысячу мгновений назад вонзил бы мне в грудь меч. Ты все-таки не в состоянии убить женщину.

- Безоружную женщину, - тихо поправил магистр и тут же еще тише додавил:

- Я воин, а не палач.

- Ну, а, если бы на моем месте оказался сейчас мужчина?

Граф усмехнулся – мало-помалу к нему стала возвращаться его обычная невозмутимая оскорбительно-изящная ирония.

- Мужчина не стал бы так много болтать на твоем месте, Ванда.

Та вдруг тихонько рассмеялась.

- Ну, если ты не собираешься меня убивать, тогда слезь с меня, пожалуйста.

- Ах, да, конечно, - еще более невинно усмехнулся граф. – Я совсем забыл, что ты предпочитаешь другую позу.

Он быстро скатился с нее и, поднявшись, протянул ей руку.

- Вставай, Ванда. Надеюсь, твоя гордость не пострадает, если ты обопрешься на мою руку. Я же все-таки бог-император.

На мгновение их руки соединились. Женщина по-прежнему не спускала с графа удивленно-насмешливых глаз, в которых временами вспыхивали зеленоватые, словно стрекозы, огоньки искреннего сожаления.

- Ты понимаешь, что все это означает, Александр?

Он пожал плечами.

- Бунт на корабле с применением оружия. Статья и расстрел по законам военного времени.

- Ты предпочитаешь шутить?.. Ну, шути, шути. Совсем скоро ты пожалеешь о том, что оставил мне жизнь.

- Кристалл? – улыбнулся он.

Дождь расчесывал его волосы, влажными пальцами скользя по его телу, словно оплетая его серебристой паутиной чужого желания.

Ванда с трудом отвела глаза в сторону и набросила наголову капюшон.

- Ты был великолепным любовником, Монсегюр. Мне будет тебя не хватать. Но ты – отступник, мало того, ты – предатель. А с предателями не церемонятся. Ты не привык к боли, а к такой боли, которая тебя ожидает, привыкнуть просто невозможно. Ну, да ничего: возможно, это единственное, что тебя образумит, и ты передумаешь.

- Ты все еще на это надеешься, Ванда? – удивился граф.

- А что мне еще остается? Ты ведь знаешь, что незаменим, и пользуешься этим. Но всему на свете есть предел – в том числе и терпению Создателей. Если ты пойдешь против них, ты погибнешь.

- Считай, что ты меня предупредила, милая.

Он резко взмахнул мечом, и дождь прекратился. Он взмахнул еще раз – и воздух вдруг задрожал, на мгновение сделавшись горячим и плотным, как дрожжевое тесто. На какую-то секунду стало нечем дышать, и мне показалось, что я умираю.

Я закрыл глаза, а, когда открыл их – все исчезло. Ночь, алтарь, рвущиеся к небу руины древнего храма, лунный луч, напоминающий золотую дорогу в бесконечность и черные тени вокруг алтаря – все растворилось, рассыпалось, распалось, словно карточный домик, как будто никогда и не было…

========== Глава 20. ==========

…Мы стояли в лесу на опушке неподалеку от замка. Вернее, стоял только граф, заложив руки за спину и безотрывно глядя, как над рекой медленно растекается алый рассвет и восходит солнце.

Я стоял на коленях, схватившись за грудь руками, и глубоко, жадно дышал – воздух мало-помалу терял свою свою вязкость и становился обычным утренним, прохладным.

Рядом на траве, кто где и кто как, вповалку лежали апостолы и Дрие; их мечи, за которые они перед тем, как лишиться чувств, по-видимому, судорожно хватались, валялись рядом.

- Ну, ну, mon chere, сейчас пройдет, - не оборачиваясь, ласково сказал магистр. – Еще несколько секунд, и пространственный коридор полностью очистится.

- Что с ними? – я озабоченно кивнул на лежащих на земле без движения мужчин.

- Ничего страшного. Через пару часов очухаются. Открытие и закрытие пространственного коридора высасывает слишком много силы из обычных людей.

-Это тот коридор, по которому ушла Ванда? – догадался я. – И все остальные – все эти свидетели?

Он кивнул и протянул руку, подзывая меня к себе.

Я подошел и стал рядом. Его рубашка и волосы все еще были мокрыми после ночного ливня, а на груди нежно мерцала печать ангела – она горела спокойным, ровным и как будто бы ласковым светом, как огонек от зажженной на подоконнике свечи. Мой друг был спокоен – его мост был навсегда сожжен этой ночью и не подлежал восстановлению.

- Оказывается, это гораздо проще, чем я думал, - лаская глазами розовый шар над рекой, улыбнулся он. – Как полет со скалы головой вниз - когда ты не уверен, чем встретит тебя земля, объятием или смертью.

- И что же теперь будет? – я с беспокойством заглянул в его глаза. – Они используют кристалл?

- Скорее всего. Ванда сама не может решиться на подобный шаг. Она обязана получить санкцию свыше.

- И она ее получит?

- Несомненно.

- Вы так спокойно об этом говорите?

- А что же мне теперь – плакать?.. Я знал, на что иду.

- Но Ванда говорила… Что будет, если вы не выдержите пытку кристаллом?

- Тс-с-с… Не нужно об этом, mon chere, - он накрепко запечатал мне губы поцелуем, отчаянно ласковым, обжигающим, как лед, и безумным, как надежда. – Все будет так, как будет. Я не хочу ничего знать и вам не позволю. Теперь наша судьба – прыжок вниз, о котором я только что вам говорил. И хочется думать, что внизу нас не ждут острые камни.