Он стоял в нескольких шагах от нас: мокрая одежда, мягкими складками струясь по телу, практически ничего не скрывала, и его манящее совершенство бросалось в глаза, наполняя кровь таким неукротимым огнем желания, что в жилах, казалось, вот-вот закипит кровь.

- О, дьявол! – герцог, как ужаленный вскочил на ноги, резко запахнув на себе плащ. – По вас и вправду плачет костер, Монсегюр!.. Ну что ж – еще одно очко в вашу пользу.

Он подхватил одежду и, даже не отряхнув песок, со всех ног бросился через сад к замку.

- Интересно, что за блоха ужалила его высочество? – невинно осведомился мой друг, опускаясь рядом на песок. – Уж не получил ли он после вчерашнего ужина несварение желудка?

- Я бы назвал имя этой блохи и даже то место, куда она его ужалила, но лучше промолчу, - сказал я и, не выдержав, расхохотался так, что с моих мокрых волос во все стороны полетели брызги. – Ну, вы и негодяй, Александр Монсегюр! Есть ли на свете придел вашему коварству?

В черных глазах графа танцевал розовый отблеск восходящего над рекой солнца, и точно такой же отблеск нежился у него сейчас на губах, словно капля розового вина.

- Что поделать, mon chere, меня этому без малого 10-ть лет обучали с такой тщательностью, что я просто не мог не усвоить урок.

Я потянулся к его губам, и через мгновение капля розового рассвета оказалась на моих губах – она жгла, словно уголек, и была прохладной, словно утренняя роса.

- В первый раз за все время я, кажется, не сержусь на Ванду, - сказал я, чувствуя, как песок под моей спиной становится горячим.

- Я тоже, - улыбнулся мой друг, роняя мне на грудь свои изуми-тельные волосы.

… Когда после завтрака мы разминались в фехтовальном зале с брутами, к нам заглянул герцог. Краем глаз я увидел, как его высочество, не торопясь, бочком обошел сражающихся и скромно остановился в стороне, прямо под зарешетчетыми окнами.

«Чтоб тебя голуби обделали», - со злостью подумал я, пропуская очередной удар и потирая ушибленное место.

- Сосредоточьтесь, Горуа! Иначе вам пальцев на руках не хватит, чтобы пересчитать синяки, - негромко крикнул мой г-н, нанося новый удар.

Я опять не успел увернуться и с раздражением лупанул шестом о стену.

- Браво, браво, г-н Горуа, - ласково рассмеялся в своем углу герцог. – Стена, она, по крайней мере, не увернется и, тем более, не ответит на ваш удар… А мне можно попробовать? – он взял шест и вопросительно посмотрел на графа.

- Если ваше высочество не оскорбят синяки, - усмехнулся тот.

- Ах, граф, от вашей руки и синяк кажется лаской. Как вы считаете, Горуа?

Кажется, ему понравилось надо мной издеваться. Эх, ваше счастье, что вы – брат короля, а не то бы я вас так приласкал, мало бы не показалось!..

Его высочество, я и еще с десяток молодых людей взяли шесты и заняли позиции вокруг графа.

Тот на мгновение замер, скрестив перед собой бруты, и – бой начался. Через несколько минут из противников великого магистра нас оста-лось двое – я и герцог. Но ненадолго: мгновенно-изящным ударом граф выбил из моих рук оружие, и мне пришлось выбыть из игры.

Чертыхаясь, я отошел в сторону.

Теперь они были одни, вернее – вдвоем. Один на один и друг против друга. Герцог, отойдя на шаг, легонько отсалютовал шестом магистру. Тот, почти незаметно отклонив шест в сторону, ответил ему.

Они сошлись и…

Честное слово, ничего более захватывающего я еще не видел!.. Да, г-н герцог не зря мучил бедных монахов – не смотря на всю мою к нему неприязнь, я должен был признать, что искусством боя он владел виртуозно. Наверное, еще никогда у моего друга не было столь достойного противника.

- Только давайте по-честному, граф, без всяких там этих ваших магических штучек! – крикнул он, мастерски отбивая серию стремительных, как молния, ударов магистра.

- Я никогда не использую магию, сражаясь с людьми, - ответил тот, легко, словно играя, отражая в свою очередь удары принца.

Они сделали несколько небольших кругов по залу и снова встретились в центре.

- Я что-то не пойму, граф: вы и вправду настолько благородны, как кажется, или это вы играете в благородство?

- Благородство – не игрушка, ваше высочество. Оно либо есть, либо его нет.

Удар, удар, еще удар. Шесты скрестились, герцог отступил, но с ловкостью избежал касания.

- В таком случае, г-н Монсегюр, вы делаете большую глупость. При вашей невыносимой красоте благородство – излишняя роскошь. Инкуб не может быть благороден по своей сути. Благородство и коварство не совместимы.

Он сделал обманный выпад, затем – резкий удар. Граф развернулся и легко, словно подхваченная ветром пушинка, перевернувшись через голову, ушел от удара.

- А я далеко не всегда инкуб, ваше высочество. Только, когда сам этого пожелаю.

- И ничего не заставит вас сделать что-либо против вашего желания?.. Даже жизнь другого человека?

Шест в руке графа слегка дрогнул – удар пришелся в пустоту.

- Ванда вам рассказала?..

- Да, - на мгновение герцог замер, упершись шестом в землю. – Я все знаю. Вы обязаны соблюдать договор, иначе…

Они снова закружились по залу, подбираясь друг к другу - изящные, словно танцоры, и безжалостные, как смерть.

- Вы решили зачитать мне договор, ваше высочество? Я пока что не жалуюсь на память.

- Тогда почему же вы забыли о том, что ваш покорный слуга, то есть я, тоже имеет непосредственное отношение к этому самому договору?

Удар, толчок, поворот – шест с тихим хрустом натыкается на шест. На секунду оба противника замирают, глядя друг на друга сквозь крест гладко обструганных брутов.

- Вашему высочеству мало быть братом короля? Вам непременно хочется занять его место? И не просто стать королем, а наместником бога-императора на Земле?

- О нет, граф! – крест распался, оба противника откатились по разные стороны зала, чтобы через мгновение снова столкнуться в центре. – То есть, я, конечно, не откажусь от власти – кто бы на моем месте отказался?.. Но что такое власть? Суета сует – чуть большая, чуть меньшая, какая разница. Я хочу другого, Монсегюр.

- Звезду? – улыбнулся мой друг, отступая в сторону так, что очередной удар герцога пришелся в пустоту.

- Да, и лишь ее единственную.

Быстрый, как молния, удар – и шест в руках принца переломился, словно тростинка.

- Поздравляю, г-н магистр, - сказал он, невозмутимо глядя на упирающийся ему в грудь шест графа. – За 10-ть лет вы – первый человек, которому удалось меня обезоружить.

- Я не человек, ваше высочество. Вы все время об этом забываете.

- И, тем не менее – у вас тело человека. Не правда ли, г-н Горуа?

Он издевательски мне подмигнул так, что у меня потемнело в глазах от ярости. Ах, будь я сейчас на месте моего г-на, я бы точно не удержался и проломил бы шестом голову его высочеству!..

Однако мой друг опустил шест, уперся им в пол и спокойно посмотрел на герцога.

- Что вы хотите этим сказать?

- Только то, что мне по большому счету наплевать, стану я наместником или нет. Я приехал сюда только ради вас.

Наступила пауза. В оглушительной, до боли режущей уши тишине каждое движение, каждый вздох звучали, словно удар грома.

Магистр с грохотом отбросил свой шест.

- И вы готовы доказать мне вашу любовь, ваше высочество?

Казалось, что в глазах принца вмиг вспыхнуло по ослепительному костру; он непроизвольно сделал шаг вперед.

- Да,- ответил он тихо и серьезно.

- И вы готовы ради меня сделать все, что угодно? Все, о чем бы я вас не попросил?

- Да. Если нужно, весь мир будет у ваших ног. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы были довольны: война так война, созидание так созидание.

Мой друг вдруг выхватил свой платок и быстро приложил его к губам.

- А, если…если я попрошу вас уехать? – голос его прозвучал не-громко и как-то глухо.

- Что?! – вся краска моментально сбежала с лица герцога.

- Я говорю: если я значу для вас хоть немного больше, чем просто объект страсти, которым вы, не смотря ни на что, мечтаете обладать - уезжайте. Если вам хотя бы чуточку не наплевать, в каком мире и на какой земле будут жить люди, если вам не безразлично будущее этой планеты - уезжайте. Если такие слова, как «любовь», «человечность», и «милосердие» смогут найти отклик в вашем сердце, если вам не все равно, что будет с потомками ваших потомков через тысячу лет – уезжайте. Я вас прошу, и я вас заклинаю.