- И, насколько я понимаю,- герцог несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь унять волнение, - новая религия призвана не бороться с человеческими слабостями, а потакать им?

- Да, - снова улыбнулся граф. – Ведь всякая борьба, независимо от своих целей, вызывает сопротивление того, с кем или же с чем борешься – вольное или невольное. И, если религия призвана бороться с так называемыми слабостями, то, естественно, она изначально обречена. Ей будут покоряться, ей будут поклоняться, однако где-то там, глубоко-глубоко, на самом дне колодца наших чувств, будет жить, зреть и крепнуть червячок неповиновения. А потому Всевидящие и Всемогущие решили идти по пути наименьшего сопротивления. Раз человечество изначально поклоняется язычеству – вот вам языческий бог из плоти и крови, прекрасный настолько, что, глядя на него, хочется не столько ему молиться, сколько к нему прикоснуться. Бог, которого можно любить не только платонически. Я не сомневаюсь, что вам, людям, такая религия понравится, и вы примете ее на «ура!»

- А чем она не нравится вам, г-н Монсегюр? – быстро спросил герцог.

- С чего вы взяли, что она мне не нравится? А, впрочем, вы правы. Просто я считаю, что человечество должно само выбрать (или, если хотите – придумать) себе религию, а не просто принять то, что дается ему высшими силами. Никто не вправе лишать людей права выбора.

Рука герцога так задрожала, что он едва не выронил бокал.

Грудь маркизы под голубым шелком трепетала, словно выброшенная на морской берег раненая чайка. Она рассеянно катала по столу хлебный мякиш, то и дело бросая на графа зачарованные и в то же время полные тревоги взгляды.

- Да вы, оказывается, не столько бог, сколько защитник прав человека, г-н граф, - чуть слышно сказала она, однако вместо насмешки в ее голосе прозвучало что-то похожее на невольное уважение.

Герцог молчал, вертя в руках полупустой бокал – по всей видимости, у него вдруг резко пропал аппетит.

- Насколько я знаю, г-н Монсегюр, вы одиноки в этом своем мнении.

- Да, - гранатово-чувственные губы моего друга дрогнули в легкой полуулыбке. – В определенном смысле я – отступник.

- Но ведь вы – бог! Разве боги могут быть отступниками?

- А кто вам сказал, ваше высочество, что я хочу им быть, этим самым богом?

Снова наступила пауза. Мадлен сверкнула глазами в сторону графа, и, то ли мне показалось, то ли в них и вправду было понимание.

Герцог сделал над собой усилие и рассмеялся – со всей непринужденностью, на которую только был способен.

- Послушайте, г-н Монсегюр. Я сторонник свободного общения, тем более, что сейчас мы практически одни в тесной, можно даже сказать, семейной компании. А вы мне все «ваше высочество», да «г-н герцог». Мо-жете называть меня просто Андре. А мне позвольте называть по имени вас.

По лицу графа пробежала легкая, почти не заметная тень.

- Я не сторонник фамильярности, ваше высочество. По имени я обращаюсь только к слугам или же к друзьям. Но вы не являетесь моим слугой.

- И другом, насколько я понимаю, тоже? – усмехнулся герцог.

- Пока не знаю. Что я могу сказать о человеке, которого увидел только сегодня утром?..

- Ох, не лукавьте, граф! – его высочество с раздражением взмахнул рукой. – Симпатии, они либо есть, либо их нет. Я вам настолько не симпатичен?

Мой друг невозмутимо пожал плечами.

- Нет, ну почему же. Вы очень привлекательны. Даже, можно сказать, красивы.

- Но далеко не как ангелы, - закусил губы принц. – И уж совсем не как оруженосцы. Простите, я, кажется, опять сболтнул лишнее, - тут же спохватился он. – Ничего не могу с собой поделать – ваши чары действуют гораздо сильнее, чем вино. Скажите, а мой брат Филипп действительно стоял перед вами на коленях?

- Зачем вам это знать? – усмехнулся мой друг. – Надеюсь, вы не собираетесь повторять его подвиг?

При этих словах маркиза Шарди тихонько фыркнула и выразительно покосилась на герцога.

- О нет! – горько усмехнулся тот. – Я ведь знаю, что это все равно ничего не даст. Чем можно пленить бога? Деньги, власть, слава – все это у него уже и так есть. Разве что самой преданной и самой горячей любовью.

- Ну, этого у него тоже более, чем достаточно, - граф скрестил руки так, чтобы мое кольцо бросалось в глаза и тихонько добавил:

- Бога не нужно пленять – он уже давным-давно свой выбор сделал. И этот выбор неизменен.

- Ну, это мы еще посмотрим, г-н Монсегюр! – желтые искры в глазах принца сверкнули и погасли: леопард передумал делать прыжок, леопард решил выждать более подходящего момента, а пока – пока можно и немного понежиться на солнышке. – Я слышал, что вы легко проходите сквозь миры, милый граф, и видите будущее так же отчетливо, как я вот этот пирог. Это правда, что вы можете жить одновременно несколькими жизнями – прошлой, настоящей и будущей?

- Правда, - кратко ответил граф.

- Ой, как интересно! Мадлен у нас тоже, как вы догадались, немного занимается магией. Правда, милая?.. Так вот, она говорит, что в будущем женщины будут ходить голые.

От неожиданности я подавился вином и закашлялся. Что это еще за новости?

Великий магистр опустил глаза, пряча улыбку.

- Она так и сказала? Ну что же – она не далека от истины. И не только женщины. Модники и модницы будущего будут одеваться так, что нашим борделям сейчас впору покраснеть за свою отсталость. Вообще, в будущем будет очень много свободы – в одежде, в поведении, в искусстве и музыке. Я бы даже сказал: слишком много свободы.

- Да-да! Вы это очень точно сейчас сказали, граф, - краснея, подхватила маркиза. – А эти ужасные танцы!.. Это же просто пляски дикарей у костра. Такие же голые и такие же бешеные. Хотя, нет – дикари ведут себя гораздо скромнее.

- Ну, это вы заглянули слишком далеко, Мадлен. Будут очень даже красивые танцы: например, вальс, например, танго. Правда, с нашей точки зрения, тоже весьма фривольные, но все-таки.

- Любопытно было бы взглянуть, - задумчиво глядя на великого магистра, протянул его высочество.

В глазах графа вспыхнули изумрудные чертики, а на ресницах вздрогнула звездная пыль.

- Ну что ж. Желание гостя – закон, - улыбнулся он. – Пожалуй, я покажу вам кое-что, если милейшая Мадлен инее поможет.

- Я? – внезапно оробела женщина, заливаясь такой яркой краской, как умеют краснеть только блондинки.

Мой друг громко и резко щелкнул пальцами.

- Раз. Два. Три!

Я почувствовал легкий толчок крови под сердцем, в голове что-то вспыхнуло – не ярко и не сильно, будто кто-то чиркнул лучиной, но… В то же мгновение откуда-то сверху, словно с потолка, полилась музыка.

- Что это? – синие глаза герцога сделались почти черными, он растерянно завертел головой.

- Вы ищите музыкантов? – усмехнулся мой друг. – Напрасно. Их нет. Это просто иллюзия. Через несколько сотен лет так будет звучать танго.

Не дав никому опомниться, он встал и стремительно, под тягуче-пронзительный плеск невидимых инструментов склонился перед маркизой.

- Танго не танцуют в одиночестве, Мадлен. Если его высочество не возражает, составьте мне компанию.

- Но я…я…

Краска на щеках женщины сменилась пронзительной бледностью, она растерянно оглянулась на герцога, но тот лишь кивнул с улыбкой, более похожей на издевку: «Прошу, Мадлен».

- Я не знаю, как это танцуют…

Мой друг наклонился еще ниже, так что завиток его прекрасных черных волос коснулся ее трепещущей щеки.

- Это не беда, Мадлен. Ведь вы маг. Слушайте музыку – она вам подскажет. А, главное, слушайте меня.

Она покорно вложила свою маленькую изящную ручку в белоснежно-хрустальную руку графа и…

Дзинь! Один пронзительно-страстный рывок, и они оказались на ногах посреди зала лицом друг к другу.

Дзинь! Еще один рывок, поворот – и его рука обвила талию женщины, а ее рука – его шею. Музыка звучала, резкая и протяжная, призывно-бесстыдная и дурманяще нежная. Она, то падала каскадом огненных брызг, то тянулась, словно пастила, оплетая сердца сладострастной паутиной самых диких, самых запретных фантазий, которые когда-либо могли прийти в голову смертным.