- Это они вас так? – капитан с сочувствием посмотрел на меня.

- Нет, я сам. Ах, д*Обиньи, вы и представить себе не можете, чем они там занимаются!..

- Думаю, что не развратом, - усмехнулся капитан.

- Правильно думаете. Разврат для его высочества – детская игрушка, из которой он давно вырос. Теперь он играет в магию.

Вкратце рассказав капитану о том, что мне довелось увидеть, я пошел к реке и, хорошенько смыв с себя кровь и грязь (благо, одежда не была нигде порвана), поднялся в комнату к монсеньору.

…Вечерело. Граф сидел за изящным столиком черного дерева в виде цветка лотоса и что-то неторопливо писал. Рядом дымилась почти не тронутая чашка кофе. Мало-помалу я привык к странному запаху и вкусу этого напитка и теперь даже время от времени сам прихлебывал из чашки графа.

Я потихоньку, почти бесшумно подошел к нему сзади и заглянул через плечо. О, мама миа! На бумаге была сплошная арабская вязь.

- Что это вы делаете? Пишите письмо арабскому шейху?

Граф, не поворачивая головы, снова обмакнул перо.

- Почти угадали. Будучи на Востоке, мне пришлось установить определенные связи с некими влиятельными особами.

- Это с кем же?

-Любопытной Варваре, Горуа…

Я поморщился, но не отставал.

- А вы хорошо знаете арабский.

Он отложил перо и посмотрел наконец-то на меня.

- Я знаю все языки, существовавшие, существующие и будущие существовать на Земле в течение следующих веков – от клинописи до языка компьютеров.

- Комп…комп…чего?

Он рассмеялся:

- Если я скажу «языка машин», то еще больше вас запутаю. Это будет очень нескоро,mon chere. Или – не будет никогда.

Грусть, словно черное чернило, залила его глаза. У меня на мгновение сжалось сердце.

- Вы путешествуете между мирами, монсеньор, словно ходите из комнаты в комнату, полностью не принадлежа ни одному из миров. Вам это не надоело?

- Я вынужден это делать для того, чтобы так или иначе держать ситуацию под контролем.

Он сделал небольшую паузу и с легкой усмешкой поинтересовался:

- Ну и что нам донесла разведка?

Однако на сей раз я даже не покраснел.

- Если бы монсеньор магистр соизволил больше посвящать меня в свои тайны, больше делиться своими проблемами и больше мне рассказывать, то я не стал бы лазить по голубятням с риском свернуть себе шею.

Граф запрокинул голову и, глядя мне в глаза, снова тихонько рассмеялся.

- Не лгите, Горуа – все равно лазили бы. Это в вас неистребимо. Как муха любит сладкое, так вы любите приключения на свою…голову (по всей видимости, он хотел употребить совсем другое слово, но в последний момент его заменил). Так что там маркиза де Шарди? Не задело ее осколками?

- К сожалению, нет, - фыркнул я. – И герцога тоже. Но, думаю, что неудачная попытка вряд ли их остановит.

Я решительно отодвинул в сторону чернила и бумагу и, обойдя графа, сел перед ним на стол.

- Кто такой герцог Лотарингский? – с вызовом глядя в глаза моему другу, спросил я. – Что он для вас? И что вы для него?

- Хорошо, mon chere, я отвечу.

Он уперся локтями в мои колени и, подперев ладонями подбородок, посмотрел на меня.

- Каждый ангел имеет на Земле своего гения. Каждый святой - своих апостолов. Каждый бог – свою разящую стрелу. Так вот, Горуа: его высочество герцог Лотарингский должен стать моим апостолом, моим гением, моей разящей стрелой. По воле и выбору тех, кто меня послал.

- Но почему именно он? – обомлел я; удар был настолько силен и неожидан, что я покачнулся, однако мой друг, не дав мне упасть, быстро обхватил руками мои колени.

- Успокойтесь, mon chere, не нужно. Здесь уже ничего не изменишь. Я давно должен был вам об этом сказать, да все никак не решался – знал, как вам будет больно.

- Почему – он? – тихо, побледневшими губами повторил я.

- Выбор не был спонтанным, – граф вздохнул и, по-прежнему крепко обнимая мои колени, продолжил:

- Апостолы для меня готовились долго: сотни, тысячи лет, череда смертей и рождений – люди отбирались, словно племенной скот, скрещивались по каким-то ведомым одним лишь Всевидящим и Всемогущим, признакам, в результате чего на свет появился его высочество принц Андре и еще несколько человек.

- Так он – не один?!

Честное слово, я готов был разрыдаться.

- По схеме Великой реконструкции, апостолов четверо. Европа, Восток, Скифия и Новый Свет – четыре стороны света соответствуют четы-рем великим королям, наместникам бога-императора на Земле.

- Я не понимаю названия стран, - поморщился я; голова гудела и ломило виски, но я изо всех сил крепился, пытаясь вникнуть в суть того, о чем он говорит. – Говорите, пожалуйста, по-человечески.

Граф Монсегюр грустно улыбнулся.

- Европа – то место, где мы живем и прилегающие к нему цивилизованные страны; не буду их перечислять – многие из них вам хорошо известны. Скифия – это то, что вы не знаете, там живут племена и народы, которые когда-нибудь будут править миром. С Востоком, я думаю, вам все понятно. Ну, а Новый Свет, или Америка – это еще дальше, за океанами; о нем пока не знает никто, кроме магов и нас, ангелов.

- А где будете вы, бог-император, вездесущий, желанный, прекрасный, искуситель и святой?

Горькая ирония в моем голосе, по всей видимости, тронула великого магистра.

- Я буду везде, - усмехнулся он и порывисто, крепко и ласково прижал меня к груди.

- Это значит, что не со мной, - усмехнулся я, в свою очередь так же порывисто отвечая на его объятие.

Несколько минут мы сидели, молча, приникнув, прильнув, припав друг к другу – так, словно желая превратиться в одно, полное бесконечной любви, мыслящее и дышащее существо.

- Но ведь это – только один из сценариев, - с трудом переводя дыхание, великий магистр заставил себя, наконец, отстраниться, - тот, что придуман и навязан насильно, бездумно, бескомпромиссно и жестоко – не только мне, но и всему человечеству. Это не тот путь, по которому я пойду.

- Правда? – я ласково окунул руки в его волосы, с надеждой пытаясь поймать его взгляд.

- Правда. Помните ту минуту, когда я сказал, что люблю вас? Оказывается, именно тогда я и сделал свой выбор. Раз мой возлюбленный - человек, я не смогу предать людей.

- А как же герцог, - немного успокоившись, спросил я. – Почему ему отводится особая роль в этом деле?.. И те, другие, которые должны быть с вами – с Востока, Скифии и этого Нового, как его там?..Света? Они тоже соберутся здесь?

- Да, но позже, на коронацию. Если, конечно, такая состоится, - мрачно добавил он. – А герцог… Да, ему отведена особая роль в этом деле: он должен стать не просто одним из моих наместников, но – моей правой рукой, моей тенью, тем, кто, присягнув мне на верность, отдаст за меня жизнь. Тем, кому я смогу доверять, как себе, и на кого в любую минуту смогу положиться, как на себя…

- В общем, всем тем, чем стал для вас я, - с трудом сдерживая нервный смех, я еще крепче стиснул его руку, - вашим возлюбленным. А я занял его место. Потому-то Те, Наверху так и негодуют.

- Да, – не глядя на меня, кивнул граф. – Согласитесь, что друг, слуга и возлюбленный в одном лице – это необыкновенно удобно, это сила.

- Что-то такое я уже читал у древних философов о том, что армия, влюбленная в своего военачальника – непобедимая армия, - мрачно усмехнулся я.

- Вы правы. Преобразования решено начать с Франции. Герцог приведет войска Лотарингии под мои знамена. Своих воинов даст арабский шейх.

- Тот, с которым вы ведете переписку? – догадался я. – Он тоже был вашим любовником?

- Нет. Жители Востока более романтичны, чем вы, европейцы – их сладострастие не всегда принимает физическую форму, и они находят в этом своеобразное удовольствие. Однако в том, что будет происходить здесь и сейчас, шейх особой роли не играет. Основное перераспределение сил возляжет на герцога Лотарингского. А он слишком уж добивается моей взаимности, и с каждым днем будет пылать все сильнее и сильнее, пока его неудовлетворенная страсть не приведет к какому-нибудь срыву или ошибке. Поэтому Всевидящие и Всемогущие считают, что в интересах общего дела мне следует сделать его высочество своим возлюбленным – в этом случае я смогу полностью рассчитывать на его покладистость и послушание. Король Филипп будет свергнут, короли других европейских стран (в смысле, стран, вам известных, таких, как Британия, Испания, Германия, Венеция и другие) тоже будут уничтожены. Все различия в вероисповеданиях – стерты. В конце концов, в мире будет одна единственная вера – вера в единого Бога, Прекрасного и Всемогущего, единая религия, единая церковь, главой которой станет достопочтимый отец Дрие.