- Вы уверены, что хотите это знать?

Я покачал головой: нет, мне этого лучше не знать. Иначе я найду Дрие и убью его. И Ванду. И всех этих – Со Звезды.

Он улыбнулся чуть-чуть, спокойно и равнодушно, будто беседуя о том, куда лучше отправиться на прогулку, и продолжил:

- Управлению огнем меня научили в Индии, целительству в Китае, языку заговоров и приворотов в Египте и на Крите. Ну, на счет боевых искусств – вы это уже знаете. Я на время словно бы отстранился от своей ангельской сущности и с жадностью губки впитывал в себя человеческие знания. С каждым днем, с каждой встречей, с каждым новым потоком информации я все лучше и лучше узнавал людей, и чем больше я их узнавал, тем сильнее укреплялся в мысли, что мы, ангелы – лишние на этой земле. Да, мы приложили руку к ее созданию, но не все нами созданное должно нам принадлежать. Рано или поздно дети вырастают, уходят от родителей и живут сами по себе, своей жизнью. И пусть они не имеют мудрости родителей, у них все равно есть своя собственная мудрость, своя правда, своя справедливость – не лучше и не хуже той, прежней, просто другая. Насилие отвратительно, я испытал это на себе. То, что навязывается тебе насильно, пусть даже с благими целями, никогда не станет твоим и рано или поздно будет тобой отторгнуто. И тогда я понял, что никогда не стану орудием этого насилия, никогда не смогу участвовать в этом отвратительном, бездушном, бесчеловечном эксперименте!..

- И что же вы…мы…Ведь мы теперь вместе, правда?.. Что мы будем со всем этим делать?

Он грустно рассмеялся.

- Ума не приложу! Наверное, выход только один – попытаться найти его, этот самый выход. Вот такой вот каламбур. А за «мы» спасибо. Честно говоря, не знаю, что бы я делал без вас.

- Ах, да ладно вам! – я шутливо хлопнул по загривку пытающуюся влезть между нами со своими собачьими нежностями Флер. – Уж нашли бы себе кого-нибудь. За вами любой побежит вприпрыжку – хоть король, хоть святой, хоть монашка, достаточно свистнуть.

Великий магистр насмешливо прищурился: плохо скрытая ревность, звучащая в моем голосе, по всей видимости, забавляла его.

- Послушайте, Горуа, - он взял меня двумя пальцами за подбородок и заглянул в глаза, да так, что я обомлел. Кто бы мог подумать, что в глазах может поместиться столько нежности, пусть даже в глазах ангела. – Вот что я хочу вам сказать: не ревнуйте к прошлому – это бессмысленно, не ревнуйте к будущему – это бесполезно. Что же касается настоящего, то… Можете мне не верить, но я однолюб. Это значит, что для меня существует только тот, кого я люблю. Это значит, что весь я, душой и телом, принадлежу только ему одному. Остальные для меня просто не существуют: они есть, но они где-то там, за кадром.

- Где-где? – не понял я.

Он тихонько и ласково рассмеялся.

- Ничего, это я так – оговорился. Пойдемте к Мари, и помните наш уговор – ни слова правды.

…Графиня Монсегюр уже ждала нас в саду. Сидя на траве, она перебирала на коленях цветы – ромашки, васильки, лютики. Рядом стояла огромная плетеная корзина.

Флер, еще издали увидев Мари, с восторженным лаем подскочила к ней и принялась с ходу лизать ей лицо и руки своим огромным ласковым языком.

- Ну, что ты делаешь, дурашка? Уйди, я уже вся мокрая! – смеясь, отбивалась букетом женщина, однако собачья любовь – вещь упрямая.

- Флер, сидеть, - негромко скомандовал граф, выходя из-за деревьев.

Собака вздохнула и села – голос хозяина был для нее куда убедительнее кнута и слаще пряника.

- О, Александр! – женщина протянула ему руки, порываясь встать, однако мешало длинное покрывало. – Как я соскучилась! Кажется, тебя не было целую вечность.

- Я виноват, Мари, - предупреждая ее движение, великий магистр спустился на колени рядом с ней в траву, быстро и ласково поцеловал ее руки, одну и вторую, затем еще раз и еще. – Простите, Мари, я виноват, но я… Я просто потерял голову – я влюбился!..

Крепко стиснув руками ее колени, он спрятал в них пылающее лицо:

- Меня просто накрыло ураганом, Мари. А все влюбленные, к сожалению, немного эгоистичны.

- Все, кроме тебя, - рассмеялась она и, оглянувшись, негромко крикнула мне:

- Ну что вы прячетесь за деревьями, юноша, я вас не съем, выходите!

Я подошел, краснея и смущенно пряча глаза. Все-таки она была графу вместо матери и даже более. Но в прошлый раз я, кажется, ей понравился – это результат.

- Это мой друг, Мари, - он оглянулся на меня – черные кувшинки его всегда чуть расширенных и словно бы дышащих вишен-зрачков сияли ласково и немного застенчиво (он как будто бы стеснялся всей силы своего чувства ко мне, но, по всей видимости, как и я, ничего не мог с этой силой поделать). – Кажется, вы уже знакомы.

Графиня Монсегюр ласково пожала мне руку, стараясь не смотреть на меня слишком пристально, чтобы не смущать еще больше.

- Я рада, юноша. Ну, что, я оказалась права? У Александра не такой уж дурной характер, как вы думали, не так ли?

- О, да!.. Ваш племянник – настоящий…

- Если вы скажете «ангел», Горуа, я дам вам оплеуху и тем самым испорчу все ваше хорошее мнение обо мне.

- Нет-нет, - с трудом сохраняя серьезный вид, поспешил уточнить я. – Вы совсем не похожи на ангелов. По крайней мере, на тех из них, которых я знаю.

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись, и Мари вслед за нами.

- Вот что, - деловито сказала она, берясь за корзину. – Монахини попросили меня нарвать яблок для пирогов. Но, я думаю, что у Александра это получится лучше. Так что возьми корзину и ступай, а мы пока посидим с г-ном Горуа на солнышке да немного поболтаем.

- Вы думаете, что я разбираюсь в яблоках? – улыбнулся мой друг, обменявшись со мной понимающим взглядом.

«Я помню – ни слова!» - мысленно ответил я ему.

- Ну, кто же еще лучше разбирается в яблоках, если не ангел! Иди, мальчик, иди. И, смотри, чтобы яблоки были спелыми, иначе мать настоятельница меня отругает.

Великий магистр послушно взял корзину и медленно пошел между деревьями своей особенной, сказочно-скользящей походкой, такой изумительно-прекрасный, что мы с Мари несколько минут просто молча им любовались, не в силах отвести взгляда от золотистых солнечных бликов в его волосах.

Флер, то прыгая, то припадая к земле и сбивая своим огромным черным хвостом головки ромашкам, побежала следом.

- К этому невозможно привыкнуть, - тихо сказала Мари, когда он, наконец. Скрылся за деревьями. - К его красоте. Каждый раз смотришь – и словно бы видишь впервые.

- Точно! – подтвердил я. – И, чем больше на него смотришь, тем сильнее желание смотреть, а, чем больше целуешь…

Я поперхнулся собственными словами и вспыхнул до ушей. Вот идиот! Говорить такое при женщине, да еще – при монахине!.. Что она обо мне подумает?..

- …А, чем больше целуешь, тем сильнее желание целовать его еще и еще, - нисколько не смутившись моими неосторожными словами, с улыбкой закончила она. – Вы думаете, если я монахиня, то ничего не вижу и не понимаю? Мне хорошо известны те чувства, которые граф Монсегюр вызывает в людях. Так было всегда. Так было даже, когда он был совсем мальчиком, а, когда стал превращаться в юношу, а затем в мужчину, то…

На щеках ее выступил легкий румянец, но она все-таки продолжила:

- Да вы и сами все прекрасно поняли, правда?

Легонько, кончиками своих изящных белых пальцев Мари погладила меня по щеке.

- Я всегда знала, что он влюбится в человека. И я это ему часто повторяла.

- А он? – я наконец-то перестал краснеть и успокоился.

- Он? Он только фыркал и говорил, что никогда ни в кого не влюбится. И что ему никто не нужен, кроме меня.

- Получается, что я украл у вас его сердце?

- Ах, да ведь это совсем другое дело! – она снова ласково погладила меня по щеке. – Я рада, что он выбрал вас. Есть в вас что-то…

-Что? – с искренним интересом подхватил я.

Может быть, хоть эта добрая женщина скажет на мой счет что-нибудь хорошее!