Остальные долго смотрели нам вслед, я просто-таки спиной чувствовал их пытливые, прожигающие насквозь взгляды.
Граф Монсегюр шел быстро, легко ориентируясь между гигантских стволов и доходящих до земли раскидистых крон, дикого кустарника и высокой, в человеческий рост травы. Он как будто бы всю жизнь ходил вот по этой тропинке, этим лесом, вдыхая густой и пряный воздух разлитой над нашими головами древней тайны.
- А я знаю: ты – человек, - вдруг сказала Марфа, то и дело на ходу с интересом косясь в мою сторону.
- Да, - спокойно кивнул я. – Я человек. А ты?
- Я – маг, - в ее глазах блеснула гордость. – И мой брат - тоже. И все остальные. Кто сильнее, кто слабее, но все мы знаем и умеем то, за что вы, люди нас ненавидите и преследуете.
- Так вы здесь скрываетесь от инквизиции! – понял, наконец, я. – Что-то вроде скрытой от внешнего мира общины ведьм и колдунов?
- Только дураки называют нас ведьмами, - неожиданно обиделась девушка. – Между прочим, я могу сделать так, чтобы ты прямо сейчас прыгнул вниз головой с обрыва, или расшиб себе лоб о сосну, только боюсь вот он (девушка с восхищением и опаской кивнула на шедшего впереди графа) будет против.
И, секунду помолчав, спросила:
- Ты – его слуга?
- Я – его друг! – обиделся я.
- Друг, - она на мгновение закрыла глаза, и по лицу ее словно пробежал легкий ветерок.
- Друг, - повторила она с понимающей улыбкой. – Ты – тот, кого он по ночам сжимает в объятиях, а днем, как ни в чем не бывало, называет по фамилии. Ты – тот, за кого он готов отдать жизнь. Он учит тебя летать и , не мигая, смотреть на солнце. А еще…
- Милая девушка, - резко развернувшись, граф Монсегюр быстро и внимательно посмотрел в глаза Марфе. – Я, конечно, не зверь, но, если ты еще раз попробуешь влезть ко мне в голову, я сорву вон ту лозину под сосной и отстегаю тебя так, что ты мигом забудешь о магии и вспомнишь детство. Все поняла, милая?
Она залилась краской до кончиков ушей.
- Простите, мой господин.
А, когда он отвернулся и снова пошел вперед, тихонько спросила у меня:
- А он что – и вправду может меня отхлестать?
Я вспомнил шест и поежился.
- Ну, знаешь ли, ангелы – они все могут.
Поляна открылась перед нами внезапно, словно упала с неба. Даже не будучи не ангелом, не магом, я сразу угадал, что это она – священная поляна Семи Дубов…
Я замер с открытым ртом – зрелище ошеломляло своей величественной невозмутимостью и древним очарованием вынырнувшего из небытия артефакта. Здесь действительно были дубы. Целых семь. Огромные, словно башни гигантского замка, с черными узловатыми стволами, которые не объехать лошадью, и с такими же черными, туго переплетенными кронами, за которыми не было видно неба. Они напоминали впавших в сон древних животных. Я словно бы слышал их дыхание, их вздохи и сбивчивый шепот, которым они в вековой полудреме переговаривались друг с другом…
А под дубами на поляне, прямо между морщинисто-драконьей кожей их стволов стоял дом – небольшой деревянный домик (или же это он казался небольшим рядом с сонными гигантами), с острым шпилем крыши и замысловато изогнутым наподобие лука крыльцом.
- Пришли, - шепотом сказала Марфа. – Дальше мне нельзя – я не вхожу в круг посвященных.
Она поклонилась графу, и еще раз жадно и трепетно взглянув на него, быстро исчезла за деревьями.
А он не спешил. Он стоял на краю поляны, заложив руки за спину. Он смотрел на древние кроны, закрывающие солнце, на клокочущую под покровом утреннего тумана мощь черных стволов – смотрел с грустью и восхищением, и еще – как будто бы о чем-то вспоминая.
- Кто такая мать Эрика? – едва коснувшись его плеча, тихо спросил я.
Он, не оборачиваясь, ответил:
- Святая, Горуа. Колдунья. Провидица. Маг, по сравнению с которой сам Мэрлин – просто деревенский фокусник.
- А разве такие бывают на земле?
Великий магистр с грустью пожал плечами.
- Раньше были. А сейчас их практически не осталось. Есть один маг в горах Тибета. И еще один – в Китае. Вот, в общем-то, и все.
- Так вот почему вы были в Азии? Вы искали встречи с ними. Но зачем?.. Зачем вам, всемогущему, как бог, понадобились бедные земные маги?
Он загадочно улыбнулся и приложил палец к моим губам.
- Тише, mon chere. Нас встречают.
Двери дома открылись, и прямо к нам по ступенькам стала спускаться юная девушка – маленькая, смуглая, с чистым и гладким, почти детским личиком. На ней, как и на прочих, было простенькое белое платье, а в волосы вплетены алые ленты.
- Добро пожаловать, прекрасный г-н! – негромко крикнула она и, словно веточка, склонилась до земли.
Я с превеликим трудом узнал Зингареллу.
Магистр улыбнулся ей, как старой знакомой, и тоже слегка склонил голову в ее сторону.
- Я должен был догадаться, - сказал он, с интересом рассматривая преобразившуюся девушку. – Ты ее внучка?
- Правнучка, - улыбнулась та. – Родители мои были обычными людьми, бабка и дед тоже. Я даже не подозревала, что за кровь течет в моих жилах, пока эта кровь не дала о себе знать. Теперь вот бабушка взяла меня в ученицы.
- Она знает, что я здесь?
- Конечно, - кивнула цыганочка. – Она уже давно вас ожидает. Как только я рассказала ей о том, как вы меня спасли. Представляете, она мне даже сперва не поверила!
- Даже так? – нахмурился магистр.
Девушка рассмеялась – негромко и звонко, словно ручеек зажурчал между дубами.
- Бабушка сказала: «Да, быть такого не может, чтобы ангел помог магу. А тем более этот самовлюбленный красавец, который привык, чтобы женщины целовали ему руки, а мужчины валялись в ногах и убивали друг друга на поединке!»
- А ты, я вижу, с удовольствием мне все это пересказываешь, - прищурился граф, с легкой насмешкой глядя на девицу.
Она очаровательно улыбнулась.
- Честно признаться, да. Вы в прошлую нашу встречу с таким пренебрежением, с такой поспешностью оттолкнули мои руки, как будто это что-то неприятное и чужое, от чего вы торопились избавиться. Было ужасно обидно, и мне захотелось побольнее вас уколоть. Но сейчас…сейчас вы совершенно другой. Бабушка сказала: «Случилось чудо. Кажется, он влюбился – значит, у нас есть надежда».
- Так и сказала? – на щеках графа выступила краска, и Зингарелла рассмеялась еще громче.
- Боже мой, глазам своим не верю – прекрасный г-н Монсегюр, оказывается, умеет краснеть. Вот чудо-то!..
Глаза графа почти незаметно блеснули. В тот же миг девушка ойкнула и схватилась за подол платья – с нее легонько, словно паутинка, соскользнула нижняя юбка.
- Прекрасный г-н Монсегюр, детка, умеет еще много чего, о чем ты даже не догадываешься, - сказал магистр, кусая губы, чтобы не рассмеяться. – И, если ты попробуешь запустить в него свои хорошенькие белые зубки…
Он не успел договорить. Из дома послышался голос, негромкий и довольно приятный, но с резкими грубоватыми нотками – так крестьянки обычно разговаривают с детьми, когда хотят их отшлепать:
- Ну, что ты скачешь вокруг графа, как глупая коза, Зингарелла? Я тебе уже сто раз говорила, что он даже смотреть на тебя не станет. У тебя что же совсем глаз нет – не видишь, что он пришел не один?
На крыльцо вышла женщина – на вид самая обычная женщина, крестьянка, каких в Провансе пруд пруди. Лет 50-ти, крепкая, загорелая, с грубым обветренным лицом и такими же грубыми, большими, смуглыми руками. Белое платье на ней было туго перехвачено на поясе широким кожаным ремнем, испещренным какими-то непонятными знаками, а волосы заплетены в две толстые черные косы с заметной проседью.
Она стояла на самом верху деревянной лестницы, пристально глядя на нас сверху вниз своими небольшими, широко расставленными глазами – такими зелеными, что, казалось, изнутри них вот-вот хлынет трава, или - утренний океан, или – тина. Глаза были, пожалуй, добрые, только уж очень внимательные, и еще какие-то пытливо-ироничные.
…Они смотрели друг на друга – ОН и ОНА, ангел и маг, полубог и человек, красавец, перед которым падали ниц императоры, и просто женщина. Ни один из них не торопился первым нарушить молчание.
