- А я?.. Я тоже вам отвратителен? – осторожно зарывшись лицом в его волосы, спросил я.
- Вы? Нет. Разве может быть отвратителен тот, кого я люблю?
- Повторите еще раз, - все так же пряча лицо в его волосах, попросил я.
- Люблю, - сказал он и тихонько, нараспев, повторил еще несколько раз так, словно пробуя это слово на вкус:
- Люблю. Я вас люблю.
Я улыбнулся, чувствуя, как к горлу подступают слезы.
- Если меня все-таки убьют, я не стану жалеть – ведь я услыхал то, чего не доводилось еще слышать никому из смертных – меня любит ангел.
Граф Монсегюр резко обернулся – его волосы мягкой волной коснулись моего лица, умыв его черными волнами чужой галактики.
- Никто вас не тронет, mon chere, ни сейчас, ни после, - твердость и какое-то страстное исступление его голоса поразили меня. – Я знаю…я знаю, что нужно сделать, чтобы они вас не достали. И я сделаю это. Будь все трижды проклято, но я это сделаю! Сегодня полнолуние. Как только стемнеет, приходите на террасу – я хочу вам кое-что показать.
========== Глава 9 ==========
…Высоко в небе зависает огромная белая луна с розовыми краями. Свет ее не просто льется вниз – он ласкает и обволакивает землю, делая воздух легким, прозрачным и вязким, словно молодое вино. Трава, цветы, сад, ветви вишневых деревьев – все присыпано золотой пудрой, а река сверкает в тугих ножнах берегов, словно лезвие древнего меча, усыпанная капельками утонувших на дне жемчужин-звезд.
- Полнолуние, - говорит великий магистр ордена тамплиеров, стоя на одной из древних каменных террас Монсегюра. – Полночь. Нам пора. Вы согласны идти за мной, mon chere?..
- Согласен, - тихо говорю я; язык с трудом мне повинуется, однако он понимает.
Осторожно, словно боясь вспугнуть редкую птицу, он берет меня за руку, и мы идем вниз – через колоннаду, через спящий замок и старинный вишневый сад Монсегюра, а потом еще ниже – спускаемся к реке, переходим мост и углубляемся в лес с противоположной стороны реки.
Мы идем по берегу, почти над самой водой: он впереди, я – следом. Как завороженный, я смотрю, как колышутся на ходу белые складки его плаща, которые в лунном свете кажутся золотыми. А, может быть, это и не плащ вовсе, а сложенные крылья?..
…Руины древнего храма возникли внезапно, словно вынырнувшие из темноты огромные спящие корабли-галеоны. Посланники прошлого. Гости из иного мира.
От неожиданности я замер и остановился.
Зрелище пугает и завораживает, заставляя сердце сильнее биться, а кровь – быстрее струиться по жилам. В воздухе словно разлито НЕЧТО, некое волшебство: храм давно разрушен, но он не умер – я отчетливо, всей кожей ощущаю его дыхание.
- Где мы? – с трудом разлепив губы, спрашиваю я.
Мой прекрасный г-н оборачивается.
- Когда-то давно…очень давно, когда человечество еще только родилось и училось ходить, здесь был Храм Тысячи Солнц. Жрецы этого Храма поклонялись ангелам, пришельцам из других миров, которые под видом людей жили на Земле, и для того, чтобы выжить в чужом и зачастую враждебном для них мире, пили человеческую кровь. Ангелы были прекрасны, всесильны, всевидящи и всемогущи.
- Как вы, - невольно улыбнулся я. – И бессмертны?
- Да, если следовали законам тех, кто давал им силу, власть и бессмертие – законам звезд, правилам породившего их холодного и безжалостного абсолюта, этого гения-часовщика, для которого вселенная – всего лишь механизм, который можно в любое мгновение вечности настроить по своему желанию
- А те, кто не желал быть частью механизма? Что было с ними?
Щемящая тоска в глазах магистра сделалась беспредельной. Вскинув к звездам голову, он словно пытался отыскать в небе тысячелетний след пролитых им когда-то слез.
- Они умирали на рассвете, mon chere. Однако их души, которые вместе с кровью дарили им люди, которых они любили, делали виток в бесконечности и через время вновь возвращались на землю с тем, чтобы снова и снова делать свой выбор. Выбор ангелов, который способен опалить землю и сбить с курса планеты… В древности их называли вампирами.
- И жрецы Храма, - я кивнул на древние развалины за его спиной, - поклонялись этим существам – ангелам, то бишь – вампирам?
- Да, mon chere. Смотрите туда!..
В центре руин высился не тронутый временем огромный черный камень, гладкий и блестящий, словно невиданных размеров агат. Один его конец упирался в землю, другой упрямо, изо всех сил рвался к небу, как будто пытаясь преодолеть притяжение земли и взлететь.
- Это – жертвенный камень Храма Тысячи Солнц. На нем жрецы отдавали ангелам свою кровь. И умирали, познав вечную тайну мира.
Я улыбнулся – я понял, да, конечно, я очень хорошо понял, что он хочет мне предложить.
Медленно и легко, словно скользящий по щеке золотой луч луны, он поднялся на камень и, остановившись в центре, так же медленно протянул ко мне руку.
- Вольдемар Горуа, хотите ли вы стать моим вечным спутником, моим верным другом, единственным, незаменимым и бесконечно любимым на то мгновение вечности, покуда будет существовать этот мир? Хотите всегда быть и оставаться со мной – из века в век, из бессмертия в бессмертие из одной жизни в следующую? Так, чтобы ни бог, ни смерть, ни время не могли разлучить нас?..
По телу у меня пробежала дрожь нетерпения. Зачем он спрашивает? Ведь он и так давным- давно знает мой ответ – с того самого дня и с той минуты, как я впервые увидел его выходящим из реки с мокрым заревом заката в волосах?.. Да и потом: разве кто-нибудь из живущих, живших или будущих жить на земле людей отказался бы добровольно от любви ангела?
- Хочу, - сказал я более душой, чем языком. – Да, я хочу навсегда, навечно быть и остаться с вами. Даже, если для этого мне придется сейчас умереть.
Он улыбнулся, покачал головой и протянул к луне руки.
- Не бойтесь, mon chere, вы не умрете - ни сейчас, ни потом. Я на-шел выход. Вы не просто отдадите мне свою кровь – вы возьмете в обмен мою.
- Разве так бывает? – удивился я. – Разве ангелы отдают свою кровь смертным?
- Все когда-нибудь случается в первый раз! – он рассмеялся счастливо и обреченно; так можно смеяться, стоя на краю скалы, на краю вечности, на краю заката с воздушным змеем в руках (воздушным змеем или воздушным поцелуем). – Ангелы, как и звезды, никогда не идут на самоуничтожение, и стремление к бессмертию – первый и главный закон их существования. Но для вас я хочу быть человеком, mon chere – хочу чувствовать и любить, как человек, а потому я…я сделаю это – для вас и для себя. Вы верите мне? Вы мне доверяете?..
- Разве я могу не верить богу? – спрашиваю я и подаю ему руку.
Одним быстрым и сильным, словно порыв ветра, движением он помогает мне забраться наверх. Под нашими ногами застыли древние, как мир, камни с отпечатками давно отлетевших к небу душ, а над нашими головами зависла огромная, налившаяся кровью луна. Тысячи лет она была свидетелем того, что должно было произойти сейчас. И никогда еще, никогда за тысячи лет своего существования не видела она ничего подобного: с высоты своего бессмертия ангел отдавал человеку свою вечную жизнь, принимая от него взамен его вечную душу.
- Я готов, - улыбнулся я, поворачиваясь к нему лицом.
Его руки крепко, до боли стиснули мои руки, а затем, ослабив хватку, мягко, словно одновременно лаская и отталкивая, скользнули мне на плечи.
- Вива ля вита, - чуть слышно выдохнул граф Монсегюр; легче подхваченной ветром снежинки он качнулся вперед и прикоснулся к моим губам своими прекрасными, словно утренняя рана облаков, губами.
Мой крик, эхом оторвавшись от камней, разорвал лунную паутину и улетел к ночному небу.
…Что напомнил мне этот его поцелуй?.. Обжигающую лаву пробудившегося вулкана или, напротив – ледяную бритву горных вершин?
Боль пронзила меня насквозь до кончиков пальцев – каждая клеточка тела, каждый миллиметр моей кожи на секунду превратился в пылающий факел. Но это была не просто и не столько боль. Словно бы разорвалась по швам моя оболочка, соскользнув вниз вместе с белоснежным плащом тамплиера, и что-то внутри меня – необъятное, щемяще прекрасное, беззащитное, и одновременно пугающе могущественное - вырвалось наружу, обрело крылья и улетело к звездам.
