Он наклонился надо мной – потрясающе-красивый, с глазами, в которых при всем его желании было больше грусти, чем жесткости.

- Уронили свою писанину?.. Не жалейте. Честно говоря, это далеко не Шекспир.

Господи, ну зачем, зачем он хочет казаться хуже, чем он есть на самом деле?.. Ведь он сейчас специально хочет меня обидеть, довести до белого каления. Зачем? Или ему жаль дразнить собаку, и он вместо нее решил позабавиться со мной?

- Кто такой Шекспир? – едва сдерживая злые слезы, спросил я.

- Вы его не знаете, юноша. Он еще не родился.

Граф Монсегюр сделал паузу и, глядя в мои обиженные глаза, невозмутимо сказал:

- Довольно нежиться в ванной, вы – не девчонка! Одевайтесь, и через пять минут я жду вас на лужайке перед замком. Все, время пошло!

Он вышел – стремительный и легкий, как ветер. Налетел, закружил, обжег холодом и улетел – как ветер.

Я шмыгнул носом (стихи мои утонули, а я даже не успел их запомнить!) и с поспешностью ошпаренного таракана принялся одеваться.

Он ждал меня на лужайке, стоя по щиколотку в изумрудной зелени и нетерпеливо постукивая себя по ноге деревянным шестом.

У меня упало сердце. «Ох, что сейчас будет!» - подумал я и с тоской огляделся. У одной из башен я заметил начальника охраны, который, прищурившись, с искренним любопытством наблюдал за нами.

«Ишь, уставился! Тебя бы на мое место», - со злостью подумал я.

- Защищайтесь, юноша! – великий магистр бросил мне шест. – Я хочу посмотреть, на что вы способны, кроме дурацких стишков да чувственных фантазий… Ах да, еще – подглядывания!

У меня кровь бросилась в голову. Если он желал меня оскорбить, он своего добился. Схватив шест, я бросился на него.

…Через полчаса я, перемазанный с ног до головы землей, с травой в волосах, в поту, словно загнанный жеребец, лежал на лужайке. Тело мое превратилось в сплошной синяк, болело и ныло, словно меня только что вынули из мясорубки. Нет, он бил меня не сильно, но так мастерски находил и угадывал наиболее болезненные точки, что с каждым ударом меня словно током продергивало. Я падал на землю, корчась от боли, а он толкал меня в бок концом брута и негромко с равнодушной жесткостью осеннего града говорил: «Вставайте! Мы еще не закончили».

Наконец, я упал, и подняться уже не смог.

- Все? – спросил он, небрежно наклоняясь надо мной.

- Все, - прошептал я распухшими губами. – Можете меня убить, но я больше не могу.

- Очень нужно мне вас убивать,- он небрежно отшвырнул шест и еще раз наклонился надо мной. – И не вздумайте скулить – это не смертельно. Отлежитесь – и через пару дней повторим. Похоже, я ошибся, и из вас в конце концов будет толк. А пока – свободны.

Он развернулся и пошел по аллее к реке.

Я застонал и закрыл глаза: честно признаться, перспектива повторной экзекуции мало меня обрадовала.

- Ну что вы, целы? Давайте руку! – надо мной наклонился начальник охраны, в его зеленых глазах было сочувствие и еще что-то похожее на удивление. – Да, здорово он вас отделал… Сам не знаю, что на него нашло – никогда его таким не видел.

Опершись о руку капитана, я поднялся. Что ж: голова цела, зубы целы – и на том спасибо.

- Я бы тоже предпочел его таким не видеть, - ощупывая ребра, пробормотал я. – Я думал, что он меня убьет.

Капитан с грустью посмотрел на меня долгим испытывающим взглядом.

- Не волнуйтесь. Он еще никого просто так не убивал – даже папских шпионов. Он не так жесток, как кажется. Скажем так: он воин, а не убийца. Впрочем, насколько я помню, от него еще никому так не доставалось. Так что поздравляю: вы – первый! – улыбнулся он с чем-то похожим на зависть.

- Мне лестно, - улыбнулся я и протянул капитану руку. – Вольдемар Горуа. Спасибо за поддержку.

- Виктор д*Обиньи, - представился он в ответ и пожал мою руку. – Всегда рад помочь.

Он помолчал и, опустив глаза, тихо сказал:

- Он на реку пошел.

- Ну и что? – не понял я.

- Ничего. Просто говорю, что он пошел на реку. А дальше – ваше дело. Всего хорошего, Горуа, и разрешите откланяться – у меня дела.

Быстро спрятав глаза, он ушел. Я постоял, поглядел, подумал, потер ушибленный бок и – отправился на речку. Одно из двух: либо я получу добавку, либо… На то, что я получу что-нибудь еще, я, честно говоря, уже не надеялся.

Он сидел на большом гладком камне у самой воды, обхватив ноги руками и упершись подбородком в колени. Ветер едва шевелил мокрые волны его удивительных волос – они, словно волшебный водопад, струились по спине, они манили и очаровывали, независимо от желания их хозяина.

Не в силах справиться с их манящей шелковистостью, я бесшумно подошел сзади и…

- Руки уберите, - не зло, но решительно сказал он.

- Вам неприятно?

- Просто не люблю, когда трогают мои волосы.

- В принципе не любите? Никогда?.. Даже в минуты страсти?

Он быстро обернулся. В полумраке глаза его насмешливо блеснули.

- Пожалуй, я не настолько сильно вас избил, если вы еще в состоянии думать о том, что я испытываю в минуты страсти.

- На нас, собаках, все быстро заживает.

- Собаках? – не понял он.

- Ну да. Ведь я же для вас – что-то вроде собаки: захотел – прибил, захотел – приласкал. Только вы больше предпочитаете бить.

Он вздохнул и опять отвернулся к реке.

- Вы, наверное, думаете, что я – зверь?

- Вам лучше знать, о чем я думаю, - усмехнулся я.

- О, да! – он вдруг тихонько рассмеялся и встряхнул волосами. – Ну и каша же у вас в голове, юноша. Иногда хочется вас просто убить, а иногда…

Он вдруг умолк и после паузы негромко процитировал своим удивительно певучим, одновременно низким и звенящим голосом:

С вами сгораю от боли,

Без вас умираю от боли.

В ваших глазах – мое счастье,

В ваших глазах – мое горе…

Я удивился настолько, что потерял дар речи – мои стихи!..

Оказывается, он запомнил мои стихи!

Он опустил голову, что-то чертя пальцем на холодном речном песке.

- Не огорчайтесь, юноша, Ваши стихи не утонули – я помню каждую строчку.

- Но ведь вы…вы их даже не видели! Ах, да, я все время забываю о том, что вам не нужно видеть что-либо, чтобы это знать… Вам и вправду не понравилось? Конечно, это не этот…как там его?.. Шекспир, но все- таки…

Он тихонько рассмеялся.

- Идите спать, уже поздно. Завтра на рассвете я вас подниму.

- А вы?

- Посижу немного. Люблю смотреть на воду. Спокойной ночи!

Он отвернулся, но я все не уходил и, стоя у него за спиной, смотрел, как река мягкими черными волнами омывает его ноги.

- Что-то еще? – не оборачиваясь, через плечо спросил он.

- Да, - я смутился, но, собравшись с духом, спросил:

- Скажите, а вы и вправду можете ходить по воде?

Я боялся, что он рассердится, но он только пожал плечами и ответил:

- Правда. Только не просите меня это продемонстрировать. Я не в настроении развлекать вас.

- Но тогда… Почему вы просто не переходите реку вместо того, чтобы ее переплывать? Ведь, куда проще перейти, не замочив ног.

Он с грустью посмотрел на меня. Я едва удержался, чтобы не потереть глаза от изумления: сейчас он казался таким юным, почти мальчиком, и таким одиноким, что хотелось невольно обнять, успокоить, защитить его. Это его-то?! Того, кто одним только взглядом опрокидывает армии и поджигает пески?

- Вы все равно не поймете. Я не хочу избегать жизни – я хочу с ней соприкасаться. Я хочу чувствовать ее на вкус, ощущать на своей щеке ее дыхание. Я хочу ходить по земле, а не над землею, зажигать свечи руками и, глядя на солнце, чувствовать на глазах слезы. У меня это не всегда получается, но я пытаюсь.

- Но тогда почему вы избегаете любви? – осторожно поинтересовался я. – Ведь она – это самое настоящее, что есть в жизни.

Он улыбнулся и произнес несколько фраз на незнакомом языке.

- Что это? – не понял я.

Он бросил в воду камешек: тот, тихонько всхлипнув, упал далеко от берега.