- А за это щенкам обычно отрезают хвост и уши! – обходя меня сзади, зловеще добавил второй.

Да, пожалуй, говорить с ними было бесполезно – они и в самом деле решили меня прикончить и, судя по ненависти и просто-таки охотничьему азарту, сопровождающих каждый удар, им через несколько минут это удастся. Конечно, я бы мог позвать на помощь, но… Нет, лучше умереть, чем так уронить себя в глазах монсеньора.

Бой продолжался недолго: в полумраке я споткнулся о корни деревьев и, выронив меч, грохнулся на спину, больно ударившись головой о пень. Я видел, как надо мной сверкнули занесенные клинки. Я зажмурил глаза и попытался представить себе лицо моего г-на, но вместо него по закону подлости перед глазами выплыла рожа великого инквизитора…

«Вот черт, и здесь не везет!» - только и успел подумать я.

- Это еще что такое? – раздался прямо надо мной негромкий голос графа с металлическими нотками, так похожими на осколки стекла в чаше горячего шоколада. – Что за петушиные бои вы здесь устроили?.. Или же это не бой, а убийство?

Я открыл глаза. Великий магистр стоял надо мной. Вода тонкими серебристыми струйками стекала с его мокрой одежды прямо мне на грудь и казалась горячей, как парное молоко. Одним быстрым движением он, взявшись руками прямо за направленные на меня обнаженные лезвия, выхватил мечи из рук ошалевших от удивления молодых людей.

- Простите, монсеньор, мы…мы…

Оба юных рыцаря рухнули на колени, не сводя с графа по щенячьи испуганного и в то же время по мужски страстно-восторженного взгляда.

- Я не прощаю убийства. Пусть даже - не состоявшегося, - он легко, словно щепки, сломал мечи о колено. – Извольте убираться вон из замка, чтобы глаза мои вас больше никогда не видели.

- Но, монсеньор!! – на лицах молодых людей появилось такое от-чаяние, что даже у меня в сердце шевельнулась жалость. – Лучше сразу прикажите нас убить. Или…или убейте сами!..

Он мрачно усмехнулся.

- Ну, уж нет, господа бретеры. Я не доставлю вам такого удовольствия.

Он минуту подумал, а потом все с той же насмешкой добавил:

- Хорошо. Пока оставайтесь. Но три дня, или нет – неделю не смейте меня видеть, иначе ноги вашей в замке не будет. Все понятно?

- Понятно, - упавшим голосом подтвердили молодые люди, с тоской глядя на магистра (наказание и вправду оказалось суровым, однако – не смертельным). – Спасибо, монсеньор!..

- А теперь – пошли прочь!

Оба рыцаря подхватились с колен и, не заставляя себя просить дважды, исчезли в кустах.

- Теперь – вы, - он обернулся и посмотрел мне в глаза тем ничего не выражающим, бесстрастно-ледяным взглядом, которого я всегда так боялся. – Какого черта вы потащились на реку?.. Какого черта подглядывали за мной, спровоцировав драку?

- Я? Спровоцировал? – не смотря на испуг, я был сильно возмущен несправедливым обвинением. – Да я тут совершенно не при чем – я их даже не знаю, так, видел однажды в фехтовальном зале. Я понятия не имею, почему они вдруг на меня набросились!..

Магистр еще раз внимательно взглянул на меня, и мне показалось, что в глазах его мелькнуло что-то похожее на удивление.

- Вот я смотрю на вас, Вальдемар Горуа, и думаю: или вы прикидываетесь, или вы и вправду – непроходимый идиот!..

- Но, монсеньор!..

- Неужели вы и вправду не поняли причины, по которой г-да рыцари возжелали вас убить?

Я отчаянно замотал головой.

Монсеньор сокрушенно пожал мокрыми плечами.

- Да, вы и вправду идиот. Это не исправимо.

Мне вдруг сделалось обидно. За что он меня все время оскорбляет?.. Неужели он сейчас меня спас только для того, чтобы обозвать идиотом?

- Не ругайтесь! – неожиданно для себя самого вдруг выдал я.

- Что?! – он резко наклонился надо мной – тоненькая струйка речной воды заструилась по моему подбородку. – Что вы сказали?

- Я говорю: не ругайтесь. Вам это не идет. Вы слишком красивы, чтобы произносить грубые слова. Ваши губы созданы для другого.

- И для чего же, если не секрет? – он смотрел внимательно, с грустью и еще чем-то, напоминающим сожаление.

- Да вы и сами прекрасно знаете, - покраснел я.

Из кустов осторожно выглянула Флер. Увидав, что опасность миновала, и ее обожаемый хозяин больше не ругается, она села на землю рядом со мной и вдруг, подавшись вперед, быстро, мокро, горячо, то души лизнула меня в лицо.

Я невольно отшатнулся – да, у коровы, должно быть, и то язык будет поменьше!

- Заступаешься? – усмехнулся магистр. – Кажется, г-н Горуа, вы имели честь приглянуться моей даме. Идите к себе в комнату, я подумаю, как вас наказать.

- Надеюсь, не так, как моих противников? – осторожно полюбопытствовал я, поднимаясь с земли.

Он тихонько фыркнул и встряхнул мокрыми волосами.

- За три дня я уже третий раз вас спасаю, юноша. Похоже, это становится хорошей традицией. А, между тем, я не нанимался к вам в телохранители. Когда-нибудь мне это просто надоест. Идите!

Не оглядываясь, я почти бегом бросился к замку.

========== Глава 7. ==========

К моему глубокому удивлению, Флер не осталась с хозяином, как обычно, а потрусила за мной следом. Осторожно, бочком она зашла ко мне в комнату, улеглась на плетеный коврик перед кроватью и стала смотреть на меня своими большущими, как медные блюдца, глазами. Она как будто хотела о чем-то спросить или что-то сказать. Что? Не знаю. В отличие от моего красавца-хозяина я не понимал языка животных.

Я уснул, как убитый, едва коснувшись головой подушки. И всю ночь мне снились белые лебеди, заставляя меня то замирать в сладкой истоме, то катиться вниз с недоступных нам, смертным, высот неземного наслаждения.

Когда я проснулся, солнце уже было высоко. Странно, что мой г-н не зашел за мной – должно быть, все еще сердится за вчерашнее. Хотя, если разобраться, я не был ни в чем виноват: ну, разве только в том, что без его на то дозволения подсматривал за ним. Но разве за это убивают?..

Забравшись в приготовленную мальчиком-слугой деревянную ванну, я расслабился и закрыл глаза. Нет, что там не говори, а он меня спас. Мог бы просто пройти мимо и дать молодым оболтусам зарезать меня, как щенка! Конечно, он точно так же спас бы и свою собаку, если бы та угодила в капкан, но… Пусть даже так – пусть я буду значить для него столько же, сколько его собака! К ней-то он, по крайней мере, хоть сколько-то привязан.

Я никогда раньше не пробовал писать стихов, но тут у меня неожиданно сами собой стали складываться в голове какие-то строчки. Не в силах противиться внезапно нахлынувшему порыву, я взял дощечку и мел и, прямо сидя в ванной, принялся лихорадочно записывать пришедшие на ум строчки:

С вами сгораю от боли,

Без вас умираю от боли.

В ваших глазах - мое счастье,

В ваших глазах – мое горе.

Днем или ночью настигнет

Вновь меня сладкая пытка –

Мне никогда не постигнуть

Прелести вашей улыбки.

Ночь, налетев в одночасье,

Свечи зажгла и задула.

И подо льдом снежной страсти

Вспыхнул алтарь Монсегюра.

- Я вижу, вход уже пошли стишки! – раздавшийся за моей спиной изумительно красивый с нотками ледяной насмешки голос заставил меня выронить дощечку в воду.

Потянуло ароматом сирени – головокружительно-нежным и опьяняющим.

Я покраснел, как свежесваренный рак. Черт возьми! Лучше бы он застал меня за рукоблудием!..

- Неужели сейчас в университете этому учат? – продолжал издеваться он, не глядя в мою сторону. – Если бы вы хоть немного думали головой, а не тем местом, которым обычно думаете, вы бы уже давно вместо того, чтобы марать бумагу, взяли в руки меч и отправились в фехтовальный зал. Может быть, тогда мне не приходилось бы так часто вас спасать.

- Я…я не виноват, - осторожно шаря по дну ванны в поисках утонувшей дощечки и чуть не плача от досады, сказал я. – Их было двое. И они подкрались внезапно. Я не успел…