- С дороги! – вполголоса, но так, что его было слышно в каждом уголке площади, сказал граф.

В его голосе сейчас не было даже намека на очарование, это был приказ хозяина непослушной собаке, которую в случае неповиновения ожидает жестокий удар плетью.

И рыцари расступились, молча и мгновенно, как сомнамбулы.

Пришпорив лошадь, он белой стрелой подлетел к костру, на котором в муках извивалась женщина и, прежде чем кто-нибудь успел что-либо сообразить, прямо с лошади прыгнул в пламя.

Новый вопль изумления потряс площадь, заглушив крики сгорающей заживо жертвы. Это было невероятно до безумия и столь же до безумия прекрасно!..

Огонь отступил перед графом – языки пламени вытянулись в форме лепестков тюльпана, а потом склонились к его ногам и снова взметнулись вверх. Огонь приветствовал своего г-на. Так дикий зверь отступает перед сильнейшим (человеком, богом, стихией), признавая его силу и право повелевать.

Разрубив цепи, которыми женщина привинчена к столбу, он легко, словно пушинку, подхватил ее на руки.

Все ахнули – толпа мгновенно, как один человек, рухнула на колени. Рыцари кардинала, чуть помедлив, сделали то же. И их вполне можно было понять. Не смотря на то, что я уже более-менее привык к фокусам моего г-на, я был не менее других ошеломлен увиденным.

Граф Монсегюр стоял в центре огненного вихря с бесчувственной женщиной на руках, прекрасный, словно языческое божество. Длинные черные волосы с вплетенными в них золотыми змеями пламени были похожи на черное ночное небо с извилистыми дорожками желтых комет, а глаза сияли, подобно пламени жертвенного алтаря.

- Антихрист! – отчаянно озираясь на своих замерших в поклоне воинов, прохрипел один из инквизиторов. – На кого вы уставились, как бараны? Кому поклоняетесь?.. Убейте его, рубите его, раз костер против него бессилен!

Ни один из воинов даже не шелохнулся.

Юный магистр медленно сошел с помоста.

- Убирайтесь прочь из моих владений, - все так же негромко, но четко падали в магическую пучину древнего заговора жемчужины его слов. – Сегодня вы останетесь живы, но, если еще раз кто-нибудь из вас зажжет на моей земле костер инквизиции…

В глазах его снова вспыхнули синие искры. Кресты на груди священников стали плавиться с шипением и чвяканием, словно воск на горячей плите. Через минуту все пятеро с дикими воплями завертелись на месте, сдирая с себя расплавленный металл вместе с одеждой.

Однако на них более никто не обращал внимания – все глаза были прикованы к ангелу, который, положив на землю сильно обгоревшую женщину, медленно наклонился над ней.

- Что с ней? – я торопливо присел рядом.

Женщина, а точнее, молодая девушка (с первого взгляда было не разобрать) сильно пострадала – нижняя часть ее тела, ноги , стопы и бедра, едва прикрытые обуглившейся рубашкой, были черными, как головешки. Руки, грудь и шея покрыты волдырями. Не пострадало только лицо девушки (огонь странным образом до него не добрался) – юное, бледное, без единой кровинки, с почерневшими, плотно сомкнутыми веками.

Граф сделал мне быстрый знак замолчать.

Затем он наклонился и, чуть помедлив, прижался губами к губам девушки.

Я обомлел, сердце мое забилось сильнее.

Это не было похоже на поцелуй – это был волшебный луч, посланный богом умирающему, по которому тот из ада перебирается на небо. И пока его прекрасные, чувственные и холодные, ироничные и зовущие губы касались ее безжизненных губ, руки графа медленно, словно снежинки, легкими и завораживающими, воздушно-бесплотными движениями скользили по телу девушки. И я видел, я своими глазами видел, как по ее телу, словно легкая рябь по зеркалу спящей реки, пробежала серебристая волна ЕГО дыхания. Дыхание ангела стало ее дыханием. Кровь, согретая волшебным лучом, заструилась по жилам, прогоняя дурную, мертвую кровь.

И в ту же секунду ее тело стало изменяться: черная кожа светлела, бледнела, превращаясь из уродливо-черной в смуглую, гладкую, с розовато-молочным, почти детским оттенком. Мгновение – и в объятиях магистра вместо обугленной головешки лежала прелестная юная цыганка, изящная и хрупкая, как фарфоровая статуэтка.

Стоявшая вокруг толпа ахнула.

- Святой! – воскликнул кто-то.

- Дьявол! – отозвался рядом другой.

Девушка очнулась и застонала. Ее большие черные глаза, встретившись с глазами магистра, сделались еще больше. Должно быть, она решила, что попала в рай.

- Добро пожаловать обратно на землю, - усмехнулся тот, отстраняясь.

Но она, быстро вскинув руки, обвила его шею.

- Ма стронгэ им мортэ нерро? – изумленно, с каким-то детским и в то же время страстным восторгом прошелестел ее голос.

- Им мортэ, - негромко ответил граф и еще тише добавил:

- Никому ни слова.

Великий магистр быстро поднялся с земли. Она же, припав к его ногам, словно лоза, обвила руками его колени.

- Меня зовут Зингарелла. Если вам понадобиться моя жизнь, прекрасный г-н, помните – она принадлежит вам! – тихонько, как утренняя молитва, сорвалось с ее губ.

Он кивнул – вполне серьезно и строго.

- Я запомню. И мой тебе совет – уходи из деревни. Таким, как ты, здесь не место.

- А где… Где мое место? – в ее глазах вспыхнуло что-то похожее на надежду.

Он пожал плечами.

- Земля Святого Алгола, за водопадом. Прощай!

Осторожно, но решительно отстранив ее руки, он взлетел в седло и кивнул мне:

- Возвращаемся!

Откуда-то из толпы с радостным рычанием вынырнула Флер, волоча в зубах внушительный кусок серой рясы инквизитора.

Граф Монсегюр тихонько рассмеялся:

- Я вижу, ты время зря не теряла. Брось эту гадость – и домой!

Толпа беззвучно расступилась, давая нам дорогу. Жители деревни долго смотрели нам вслед, соображая, что же они все-таки видели: второе пришествие или видение из Апокалипсиса.

Обратно через лес мы ехали, не спеша – нам было некуда торопиться. Я молчал: все произошедшее казалось мне сном, фантастическим видением. Оказывается, вампиры своим поцелуем не только отнимают жизнь, но и с легкостью ее возвращают… А он мне говорил, что не умеет воскрешать мертвых.

- Вы дурак, Горуа, - не оборачиваясь, тихо сказал граф. – Я не воскрешал эту девицу – она была еще жива. Отцы инквизиторы на сей раз не ошиблись: она – маг, и , не смотря на юный возраст, весьма сильный. Именно благодаря этой своей силе она и продержалась до нашего появления. Даже пыталась самостоятельно бороться с огнем. Она догадалась, кто я, как догадалась и о том, что я за ней приду. Она ждала меня.

- Вот как? – эти его слова почему-то больно кольнули меня в сердце; помнится, мою рану он не исцелял поцелуем. – Тогда почему вы не взяли ее с собой, в замок?..

- Зачем? – усмехнулся он.

- Ну… она же хорошенькая. Да и вам, кажется, понравилась.

Он на секунду придержал лошадь. Его глаза вдруг внимательно и пытливо скользнули по мне.

- Вы хотите сказать, что были бы в восторге, если бы я привез эту девицу в замок?..

Я покраснел и честно признался:

- Нет.

- Тогда зачем спрашиваете? Хотите пощекотать себе нервы?

Я покраснел еще сильнее. Какое счастье, что едущие позади нас воины держали внушительную дистанцию и не могли слышать наш разговор.

Великий магистр запрокинул голову так, что его восхитительные волосы черной волной упали на спину, и, не мигая, глядя куда-то в самый центр огненного шара над нашими головами, тихо сказал:

- Можете мне не верить, юноша, но в эти игры я больше не играю.

- Как? – удивился я. – Вы же инкуб!

- Все, что я делаю, я делаю не для собственного удовольствия и без своего на то желания. Так нужно.

- И кому же?

- Не мне. Садовник собирает плоды не для того, чтобы ими полакомиться, а потому, что таков его договор.

- Договор – с кем?

Он промолчал, а потом тихо бросил через плечо:

- Я знаю, что вы любопытны, Горуа, но поверьте – на некоторые вопросы лучше не знать ответа. Знание, оно разъедает душу хуже проказы.