Собака несколько раз счастливо ткнулась мне в колени и снова принялась скакать вокруг графа.
- Боитесь, что она рванется за вами на поле боя? – спросил я.
- Я не боюсь. Я знаю. Она, бедняжка, последует за мной в огонь и в воду. А я не хочу, чтобы ее подстрелили, как зайца. Прости, милая, но мне придется…
Он быстро опустился на колени, поймал собаку за шею и, глядя ей в глаза, тихо шепнул что-то вроде: «Синь, Флер. Синь, мун, сан».
В то же мгновение могучее тело собаки обмякло в руках графа, словно сдувшийся шарик. Она глубоко и сладко зевнула, нежно, из последних сил провела своим ласковым розовым языком по хрустальной руке великого магистра и вытянулась под деревом, смешно подобрав под себя задние лапы, словно спящий подросток.
Мы вернулись в лагерь.
…Солнце еще не взошло, а наши войска и войска герцога Лотарингского вновь стояли лицом к лицу и друг против друга, словно перед иконой Божьей Матери.
Сражение началось. В бой вступила конница. Помня данное графу обещание, я старался держаться в поле его зрения и обращать внимание не на черные искры в его волосах, а на своих противников.
В какой-то момент мне это даже удалось. Я был полностью захвачен боем, когда неподалеку от меня заметил сражающегося Дрие: бывший аббат, сидя верхом на обезумевшей от вида крови лошади, махал мечом направо и налево, рубя противника с такой сила и ненавистью, что, казалось, вокруг него вьется смертельный ураган.
У меня заклокотало в груди и потемнело в глазах – вот он, мой враг, которого я ненавижу так сильно, как не ненавидел еще никого и никогда в этой жизни, и который, без всякого сомнения, так же крепко и преданно ненавидит меня!..
Стиснув в руке меч и сжав зубы, я стал пробиваться к нему – что бы ни случилось, я убью этого мерзавца. Я отомщу за его циничную и расчетливую низость, за все те мерзкие вещи, которые он делал с моим другом!
Дрие, конечно же, заметил меня. Он усмехнулся, но, вместо того, чтобы пойти мне навстречу, он с удвоенным усилием переключился на других противников и в какой-то момент стал от меня отдаляться.
Я был удивлен. Убегает он, что ли?.. Неужели он меня боится? Впрочем, скорее всего, он считает ниже своего достоинства сражаться с каким-то мальчишкой-выскочкой, простым оруженосцем.
«Ну, ничего, - подумал я. – Я смогу его разубедить».
Я пришпорил лошадь и со всей дури понесся к нему прямо в центр сражающихся. Без сомнения, я бы его быстро догнал, но мне ежеминутно приходилось отражать удары других вражеских рыцарей, которые сползались на меня, как тараканы.
Через несколько минут, уложив очередного противника и получив возможность оглядеться, я вдруг понял, что не только потерял из виду Дрие, но и оказался довольно далеко от своих. За стеной воинов, за мечущимися лошадьми, за мечами и копьями я уже не видел белоснежного плаща графа Монсегюр. Я почувствовал тревогу, но тут же усилием воли ее отогнал.
«Ничего, не маленький, справлюсь! – решил я. – Не могу же я весь бой прятаться за плащ моего друга. Это недостойно воина и вообще - мужчины!»
Я опомнился лишь тогда, когда увидел, что оказался полностью на территории врага, заключенный в плотное кольцо рыцарей противника. От неожиданности я опустил меч. То же самое сделали и воины вокруг меня: они опустили мечи и копья, продолжая держать меня в кольце – они не собирались, по-видимому, меня убивать. Но и отпускать меня они так просто тоже не собирались.
Потеряв терпение и злясь на себя за собственную глупость, я уже хотел было разрубить эту загадку взмахом меча, когда воины неожиданно расступились, и я оказался лицом к лицу с г-ном Дрие.
- Здравствуйте, Горуа, - бывший священник подъехал ко мне вплотную, и его стальные глаза запустили свои иглы-лезвия в мои глаза. – Кажется, вы желали меня видеть? Тогда почему же я не вижу радости в вашем лице?.. Или же всю свою радость и все свои силы вы растратили во время ночных забав с монсеньором?.. О да, на него приходится тратить силы – ведь даже в любви вампир остается вампиром. Или для вас он сделал исключение?
Вся кровь бросилась мне в лицо. Дрожащими от ярости руками я сдернул перчатку и швырнул ее под копыта лошади аббата.
- Вы – негодяй и мерзавец, Дрие. Более подлого и жестокого человека я еще не встречал в своей жизни: ведь только самый что ни на есть распоследний мерзавец получает удовольствие от того, что топчет и попирает ногами то, что ему дороже всего, и того, кого до безумия любит. Я, Вольдемар Горуа, дворянин из Прованса, оруженосец его светлости монсеньора Монсегюр, вызываю вас на поединок. И да свершится правосудие божие!..
Дрие побледнел, но улыбнулся.
- Я убью тебя с радостью, щенок.
Через мгновение наши мечи скрестились. А еще через секунду я увидел неподалеку в толпе синие глаза герцога Лотарингского – они сверкнули золотым льдом и погасли, как у зверя, приготовившегося к прыжку. Но мне некогда было думать о принце, я был занят Дрие. Отчаяние и ненависть придали мне просто-таки нечеловеческие силы – я серьезно теснил Дрие, однако и он не оставался в долгу.
Внезапно рядом раздался восторженно-почтительный шепот, и толпа расступилась. Краем глаз я заметил графа Монсегюр: сидя верхом на лошади и перекинув через руку свой белоснежно-алый плащ, он внимательно наблюдал за нами.
«Смотреть не на монсеньора, смотреть на Дрие!» - тут же приказал я себе и снова переключился на аббата.
- Горуа! – неожиданно раздался сзади голос герцога. – Повернитесь, Горуа, чтобы мне не пришлось стрелять вам в спину.
Отбив очередной выпад аббата, я с изумлением обернулся и…
Дальнейшее произошло мгновенно: словно время, разбив песочные часы, хлынуло, сметая все на своем пути, подхватило и смыло нас своей беспощадной волной.
Герцог Лотарингский смотрел мне в глаза, спокойно и решительно целясь мне в грудь из арбалета.
- Прощайте, Горуа, - сказал он. – У меня нет ненависти к вам, но будет лучше, если вы исчезнете. Ангел останется ангелом, если его человеческое сердце навсегда умрет для любви.
Он спустил тетиву. Я видел, я своими глазами видел сверкающий наконечник стрелы, вздрогнувший, как вздрагивает душа, попадая в колодец безвременья. Могло ли что-нибудь ее остановить?.. Только ветер!..
Восхитительно безумный, стремительный, легкий и сильный ветер взмыл между нами, своим горячим и отчаянным порывом вплетаясь во временную ткань, разрывая эту ткань к чертовой матери, давая пощечину Судьбе и сам принимая из рук Судьбы смертельный удар.
Ветер по имени граф Монсегюр, великий магистр ордена тамплиеров.
Так не двигаются люди – с такой скоростью и такой легкостью передвигаются только ангелы. В сотые доли секунды он оказался между нами – между мной и движением воздуха перед арбалетом его высочества.
Я не успел закричать, не успел ни о чем подумать. Я не успел ничего понять, как щеки мои обожгли гранатовые брызги взорвавшегося над головой восходящего солнца. Это была кровь ангела – горячая, живая, волшебная. Это была кровь моего друга – стрела герцога со всего маху пробила ему грудь.
В одно мгновение небо под ногами сделалось багровым.
И погасло солнце.
И наступила тишина…
Мир исчез, раскололся, рассыпался, распался – стрела герцога Лотарингского уничтожила его.
«Вот он, значит, какой, конец света», - понял я, подхватывая на руки догорающую звезду. Шелковые волны волос, словно траурное знамя, взметнулись над горизонтом.
- Нет, Прекрасный! Вы не можете, ведь вы же обещали мне!.. Ведь ангелы не умирают!..
- Ангелы не умирают! – кричал я, глядя куда-то в окровавленное зеркало мертвого неба.
Но, оказалось, это кричал не я, а герцог.
Я видел и слышал не ясно, а, словно сквозь пелену розового тумана. Я видел, как плакал Дрие. Плакал тяжело и хрипло и тряс принца за плечи.
- Чертов королевский ублюдок! – кричал он. – Ты же обещал, ты же клялся, что ОН останется жив!.. Что нужно просто убрать мальчишку, как связующее звено с этим миром, и судьба человечества станет ЕМУ безразлична!.. Ты же говорил, что ни один волос не упадет с ЕГО головы – просто ЕГО сердце навсегда закроется для любви, и ОН вернется к избранным. А вместо этого…вместо этого ты убил ЕГО!..
