Он ласково уперся лбом в мой лоб, и его волосы шелковыми волнами скользнули мне на плечи. Воспользовавшись моментом, я осторожно потянул край полотенца, прикрывающего его бедра. Однако он моментально перехватил мою руку.

- Не здесь, mon chere. Не здесь и не сейчас. Мы на виду – кто угодно может войти сюда, а что видел один – о том знает тысяча. Не нужно лишний раз тревожить воображение моих солдат, они и так мечтают обо мне, как о манне небесной. Знаете, что они пели вчера под мандолину неподалеку от моего шатра? Так, чтобы я наверняка услышал?.. Что-то вроде:

Граф прекрасный Монсегюр,

Вы опасней, чем Амур.

Только слово, только взгляд –

В сердце стрелы полетят.

- А что? – рассмеялся я. – Очень даже неплохо. Грубовато, но откровенно. А, главное, в точку.

Сзади раздалось звяканье оружия, и штора, закрывающая двери шатра, резко взметнулась вверх.

- Разрешите, монсеньор? – в дверной проем просунулась озабоченная физиономия д*Обиньи. – Ох, ради бога, простите!..

Увидев почти обнаженного графа, он обомлел и, по всей видимости, лишился дара речи. Его бледное лицо без малейшего намека на рану или шрам (видимо, монсеньор все-таки успел постараться!) пошло багровыми пятнами, а руки потянулись к горлу, словно ему моментально и навсегда перекрыли воздух.

- Вас не учили стучаться, капитан?

Граф вскочил на ноги; секунда – и он оказался полностью одетым, я даже растерялся от такой скорости.

На капитана жалко было смотреть.

- Простите, монсеньор, - не зная, уйти ему или остаться, и вообще – куда девать глаза, он бестолково топтался на месте. – Я не знал, что вы…заняты.

- Ладно, проехали, - граф обреченно махнул рукой и почти вплотную шагнул ко мне.

- Сейчас выйдете из шатра, Горуа, и пойдете направо, прямо через лес, - коснулся моей щеки теплый ветерок его почти неуловимого шепота. – Минут через 10-15 выйдете к реке, за ней – большая поляна под ивами и дикими яблонями. Ждите меня там. Ну, так, что там у нас с лошадьми, д*Обиньи?..

И он с невозмутимым видом вновь повернулся к капитану.

Пока капитан с воодушевлением, но, по-прежнему пряча глаза, докладывал, сколько лошадей осталось и где взять новых лошадей для завтрашнего боя, я потихоньку выскользнул из шатра.

Тропинку между деревьями я нашел быстро – она начиналась прямо за лагерем. Не оглядываясь и почти не глядя по сторонам, я быстрее гончей рванул к заветной поляне. Сердце мое радостно и учащенно билось: свидание вечером в лесу неподалеку от лагеря нашего противника – это, черт возьми, и в самом деле романтично!.. В чем-чем, а в романтичности моему г-ну отказать было нельзя – он обожал обставлять нашу любовь красиво, с той изысканной простотой, которая била не в глаза, а в сердце.

Я уже повернул было к реке, когда за кустами услыхал голоса. Я насторожился и, придерживая рукой меч, нырнул за деревья.

Это были вражеские солдаты – пятеро рыцарей, по-видимому, совершали мародерский рейд по соседним деревенькам и теперь возвращались в свой лагерь.

Я не стал ввязываться в бой (все равно завтра мы встретимся на поле сражения), у меня на сегодняшний вечер были другие планы, а потому я спрятался за толстым стволом раскидистой ивы и прислушался.

Голоса слышались отчетливо и совсем близко. Ну, о чем, вернее, о ком, могли, спрашивается, рассуждать вражеские солдаты поздним вечером в лесу?.. Разумеется, о моем господине.

- А я говорю, что видел его так же близко, как тебя сейчас! – громко доказывал здоровенный детина с бритой головой и огромным воспаленным шрамом через все лицо. – Я пару раз едва увернулся от его меча.

- Скажи лучше: так на него засмотрелся, что едва увернулся от его меча! – громко заржал второй, невысокий, коренастый с внешностью азиата (все они грызли семечки и орехи и смачно сплевывали на землю кожуру). – Этот магистр и вправду дьявол какой-то!.. А уж красив, собака, даже глазам больно. Думаешь совсем не о сражении, а черт знает, о чем!..

- Говорят, что наш герцог втрескался в него по самое «не горюй!», - задумчиво заметил третий, совсем молодой парень примерно моего возраста. – Оруженосец его рассказывал: вчера, после встречи с великим магистром его высочество вернулся сам не свой – ворвался в шатер, как будто за ним черти гнались, схватил меч, бац – и отхватил себе мизинец на левой руке! Так его разобрало, беднягу…

- Ничего себе! – вся компания, как по команде на минуту перестала жевать.

- То-то я заметил сегодня – на руке у герцога черная перчатка, - внезапно посерьезнев, сказал бритый со шрамом. – Вот уже опасный дьявол этот Монсегюр – хуже, чем ведьмино зелье. Я так после боя – ну, прямо сам не свой. Что не делаю, куда не смотрю, а перед глазами – он! И голова пустая, как церковь после набега нехристей, и только одна мысль, одно желание… Прям наваждение какое-то. Я слыхал, что есть такие, чьи чары сильны, как в отношении женщин, так и в отношении мужчин. Их называют ангелами и еще как-то…Забыл.

На несколько минут все умолкли – что-то грустно-умиротворенное внезапно промелькнуло в их грубых лицах; они смотрели куда-то за деревья, в сторону нашего лагеря, смотрели с собачьей тоской, с растерянностью и слабым проблеском надежды. А – вдруг?.. На свете ведь иногда случаются чудеса.

- Ну, ничего, - подчеркнуто бодро вдруг заявил наглый рыжий молодец с веснушками на щеках. – Завтра будет бой. Ночью подойдут резервные войска, и мы этих тамплиеров порубил, как капусту вместе с их знаменитым магом. Исчезнет красавец-колдун, вместе с ним пропадут и его чары.

- Так тебе и дадут его убить! – снова похабно загоготал азиат и с аппетитом принялся за орехи. – У нашего герцога жесткий приказ – взять колдуна живьем в любом случае и при любом раскладе.

Молодой солдат растерянно заморгал.

- И что же это значит?

Остальные, переглянувшись, тоже рассмеялись, подчеркнуто громко, небрежно и грубо.

- А это значит, что не мы одни пали жертвами чар г-на магистра. Кое-кто повыше нас тоже им чрезвычайно интересуется. Ладно, двигаем в лагерь, а то влетит за долгое отсутствие. Не хотелось бы перед боем отведать розги.

Все так же переговариваясь и балагуря, они скрылись за деревьями.

Я задумчиво проводил их глазами. Вот так-так! Значит, его высочество так боялся поддаться чарам моего господина, что даже отрубил себе палец! Я невольно вспомнил себя – как я сунул руку в пылающий камин. Боль заглушает желание. Правда, только на время.

Через несколько минут я очутился у реки, над которой бесшумно и умиротворенно нависло огромное огненно оранжевое солнце.

Не долго думая, я сбросил одежду и плюхнулся в воду.

Река была прохладной и ласковой, словно жемчужное ожерелье в руках грустной Мадонны. Она смывала кровь, пот, тревогу и усталость, придавая телу ощущение какой- то непонятной, почти что первозданной чистоты.

Я лег на спину и закрыл глаза, а, когда снова их открыл, солнце уже почти что совсем скрылось за горизонтом. Оказывается, я ухитрился задремать. С беспокойством оглядываясь, я поплыл к берегу.

Он уже меня ожидал.

========== Глава 27. (Заключение и эпилог) ==========

Граф Монсегюр меня уже ожидал.

Он сидел на камне у самой воды, черном гладком камне, издали похожем на крыло какой-то гигантской птицы… Сидел в своей любимой позе, обхватив ноги руками и упершись подбородком в колени. Легкий вечерний ветер перебирал его волосы невидимыми пальцами, а заходящее солнца бросало розовые тени на лунный хрусталь его лица.

Увидев, что я наблюдаю за ним, он улыбнулся, но не сдвинулся с места.

- Прыгайте ко мне! – я подплыл к камню и протянул руку. – Вода – прелесть. Хотите, достану для вас самую большую ракушку?

- Нет, Горуа, лучше вы идите ко мне.

Он поймал мою руку и легко, одним рывком, словно соломинку, выдернул меня из воды, усадив напротив себя на камень. Вода стекала по моим волосам, по моему лицу, ногам и груди, но мне не было холодно – меня согревал его взгляд, странно нежный, бесконечно нежный. Казалось, эта самая нежность трепетала, как ласточка, на его ресницах, плавала в черной чаше его зрачков – лилась, тянулась, струилась, словно живая вода, словно вечно юная сказка о бессмертии.