- Сеньор рыцарь настолько уверен, что меня интересует жизнь мальчишки? – спросил он.

- Мы это легко можем проверить, - улыбнулся рыцарь, хотя сердце его (я это чувствовал спиной!) стучало, как бешеное, крепко, с разбега угодив в завораживающий плен хрустальной неторопливости белоснежных рук, легко и небрежно, как будто это была по рассеянности сорванная ими травинка или веточка, сжимавших мой меч.- Я это сейчас проверю, - сказал он и сильнее притиснул лезвие к моему горлу.

Боли я не почувствовал, но что-то горячее и неприятно липкое за-струилось у меня по шее.

- Не стоит, - быстро сказал магистр. – Я сдаюсь.

- Вот и хорошо, - рыцарь слегка ослабил хватку. – Поверьте мне, г-н Монсегюр, я искренне очарован вашей красотой и талантом, но чувство долга заставляет меня…

- Моим талантом? – великий магистр приподнял свои тонкие черные брови, быстро, почти незаметно шагнув к нам навстречу. – Вы еще не знаете главного моего таланта, сеньор рыцарь! Но ничего, это поправимо.

И, сделав крошечную, почти не заметную паузу, неожиданно сказал:

- Отпустите мальчика! – и улыбнулся.

Голос прозвучал низко, с чарующей хрипотцой, негромко, почти шепотом, но… Словно какая-то сила, разбив ничего не значащую оболочку слов, вырвалась наружу и, подобно отравленному наконечнику волшебной стрелы, вонзилась в глаза, в уши и сердце. Лицо и улыбка графа, на мгновение, утратив ледяную отрешенность мраморного бога, сделались вдруг живыми, страстными и откровенно влекущими – он говорил, он смотрел так, будто приглашал к поцелую, и вместе с поцелуем выпивал душу.

У меня подкосились ноги, и голова пошла кругом.

И не только у меня.

- Господи помилуй! – руки стоящего сзади рыцаря дрогнули и разжались – от неожиданности я снопом рухнул на землю. – Вы… вы – сам сатана!

Мгновение – и улыбка чарующей страсти слетела с лица монсеньора.

- Даже не стоял с ним рядом, - своим обычным, прекрасным и звучным, с нотками ледяной отчужденности голосом сказал он, в свою очередь приставляя меч к груди обмякшего рыцаря. – Ну, вот мы с вами и поменялись местами, сеньор рыцарь Николя Буазон из Наварры.

- Вы меня знаете? – встрепенулся тот.

- Не имею чести. Я не вожу знакомства с папскими ищейками.

Рыцарь медленно закрыл руками пылающее лицо: пожалуй, в эту минуту он менее всего думал о ледяном лезвии меча у своей груди и ожидающей его смерти.

- Прежде, чем вы меня убьете, скажите, я хочу знать… Зачем вы вступили в бой, зачем дрались сейчас с моими людьми, рискуя жизнью, если могли остановить нас в одно мгновение, не сходя с места – вот, как сейчас, одним словом, одним взглядом? Зачем вам это было нужно?

- Зачем мне это было нужно? – юный магистр задумчиво скользнул глазами по пылающему лицу рыцаря. – Знаете, месье Буазон, если все время – изо дня в день, из года в год – пить только красное вино, иногда хочется просто воды, самой обыкновенной воды из колодца. Но это не важно. Считайте, что мне просто захотелось немного помахать мечом перед сном. У магов и у вампиров бывают свои причуды.

Он быстро убрал меч и рывком поднял меня на ноги.

- Ну, а вы чего разлеглись? Или вы хотите подождать, пока сюда подтянутся рыцари кардинала?

- Нет-нет!

Поймав свою лошадь, он одним движением – легко и изящно, словно взлетая, вскочил в седло.

- Монсеньер магистр! – опомнившись, Николя Буазон поднял свой меч и с удивлением, граничащим с паникой, посмотрел на молодого человека. – Вы что же, не собираетесь меня убивать? Вы меня отпускаете?

Граф Монсегюр взглянул на рыцаря – с насмешкой, слегка небрежно, и, как мне показалось, с легкой грустью.

- Зачем мне вас убивать? Вас убьет кардинал – за то, что вы меня упустили. Честь имею кланяться!

Он перевел взгляд на меня и сдвинул брови.

- Ну чего вы ждете? Прыгайте на лошадь позади меня. Через пару минут здесь будет его святейшество, а я не в настроении сегодня строить глазки еще и ему. Давайте руку!

У меня буквально дух захватило – а, может быть, я сплю?.. События принимали все более и более неожиданный (и, чего уж греха таить – весьма удачный для меня) оборот.

Не заставляя себя просить дважды, я оперся о его руку и в одно мгновение оказался на лошади.

- Кланяйтесь от меня кардиналу, сеньор рыцарь! И, если увидите мадам Петраш раньше меня, скажите ей, что я в восторге от ее шутки и передайте ей спасибо за удивительный вечер!..

Он пришпорил коня, и мы понеслись через рощу.

Было около 12-ти часов ночи. Луна стояла над лесом, заливая своим светом дорогу, и казалось, будто мы по лунному лучу сейчас взлетим на небо. Должно быть, так оно и было на самом деле – по крайней мере, для меня. Я сидел позади него, и его длинные черные волосы, развиваясь, то и дело касались моего лица – скользили, шептали, дразнили, ласкали… И еще они пахли сиренью, пали одуряюще, до спазмов под сердцем, до слез, до головокружения. Иногда мне казалось, что еще минута – и я лишусь чувств. Вот уже загадочная человеческая природа! Я был почти равнодушен, когда меч рыцаря царапал мне горло, и у меня кружилась голова, и плыло перед глазами от прикосновения его волос!..

Вот такие вот дела, господи! Прости меня грешного!..

Он так гнал лошадь, что буквально через полчаса мы оказались перед замком.

У самых ворот из кустов нам наперерез кинулось какое-то гигантских размеров чудовище – лошадь встала на дыбы и заржала.

Я едва не вывалился из седла, что было силы вцепившись в пояс великого магистра.

- Осторожней, монсеньер! Здесь медведь! – закричал я.

- Вы что, спятили? – тот пренебрежительно пожал плечами, осадив лошадь. – Это же Флер!.. Моя девочка соскучилась, дожидаясь меня. Извини, извини, милая – никак не мог взять тебя с собой. Сегодня с меня – сливки за твое разбитое сердечко.

Он наклонился в седле и ласково потрепал собаку по мохнатой черной холке; та заскулила и запрыгала, заглядывая в глаза хозяину – без сомнения, она тоже была в него по-своему, по-собачьи влюблена.

«Да уж, между людьми и собакой он, пожалуй, предпочтение отдает последней», - с горечью подумал я.

Мы въехали в ворота и остановились на площадке перед замком. Граф бросил поводья подбежавшему тут же мальчику-подростку и спешился. Я последовал его примеру.

- Ну и видок у вас, - скользнув по мне глазами, слегка усмехнулся он. – Как будто вас всю ночь черти по песку валяли. Ступайте за мной.

Мы вошли в замок. Граф Монсегюр двигался с такой отточенной стремительностью, что я практически не поспевал за ним и, как болонка, бежал следом. Флер беззвучно, прыжками неслась рядом.

Интересно, он хотя бы поблагодарит меня за услугу? Ведь я как-никак рисковал жизнью, пытаясь помочь ему спастись от лап инквизиции.

У входа на колоннаду из темноты нам навстречу шагнул уже знакомый мне гигант с детским лицом, кажется, начальник охраны, или кто там еще, не знаю.

- Все в порядке, Виктор, - быстро на ходу бросил юный граф. - Расставляйте посты и можете быть свободны.

- Монсеньор ранен? – гигант скользнул тревожным взглядом по его окровавленной рубашке.

- Это не моя кровь. Идите спать.

Всего несколько слов и – точка. Он всегда умеет, замечательно умеет поставить точку в разговоре. Рыцарь проводил нас все тем же жадным и тоскующим, как у одинокого волка, взглядом.

«Вот она – печать вампира! - подумал я, невольно оглядываясь: в эту минуту я, наконец, понял, что имел в виду Гастон Леру. – Нас действительно видно за версту – тех, кто навсегда отравлен еще не изведанным, но таким желанным поцелуем вампира».

Мы поднялись по лестнице, ведущей в башню. Магистр зажег оставленные под дверью свечи, и мы вошли в комнату.

Прямо с порога я буквально ахнул!

Без сомнения, это была его спальня – спальня, которая по роскоши, должно быть, не уступала покоям короля или дворцу великого шаха.

Я, бедный горожанин, сын разорившегося сеньора из Прованса, не привык к такому великолепию и, ступив на полностью закрывающий каменный пол изумрудный ковер с ворсом, доходящим мне до самой щиколотки, едва сдержал изумленный возглас.