Эти режимы имеют разные дефекты. При англо-американском режиме наличествует низкая безработица, но возрастает неравенство в заработной плате. Вопиющие факты современного неравенства в уровне благосостояния при англо-американском режиме просто поражают. Экономист Саймон Хед рассчитал, что у нижних 80 % американского работающего населения средняя еженедельная зарплата, принимая во внимание инфляцию, упала с 1973 по 1995 год на 18 %, в то время как зарплата корпоративной элиты возросла на 19 % — до выплаты налогов и на 66 % — после того, как над ней «пошаманили» расчетчики налогов[41]. Другой экономист, Пол Кругмен, утверждает, что из американцев, получающих заработную плату, высший один процент более чем в два раза увеличил свой реальный доход за десятилетие с 1979 по 1989 год по сравнению с гораздо меньшим ростом благосостояния за десятилетия до этого[42]. В Британии, как недавно подсчитал журнал «Экономист», «верхние» 20 % работающего населения получают в 7 раз больше, чем «нижние» 20 %, в то время как 20 лет назад они получали только в 4 раза больше[43]. Американский министр труда по этому поводу сказал: «Мы находимся на пути становления двухъярусного общества, состоящего из нескольких победителей и огромной группы, которая осталась позади». Ему вторит председатель Федерального Резервного Банка, который недавно заявил, что неравный доход может стать «огромной угрозой нашему обществу»[44].
В то же время при рейнской модели разрыв в заработной плате вырос не так сильно за последнее поколение, но безработица стала настоящим проклятьем. В течение трех лет, между 1993 и 1996 годами, американская экономика генерировала почти 8,6 миллиона рабочих мест, и, начиная с 1992 года, британский рынок рабочих мест также начал процветать, в то время как за последнее десятилетие почти весь континентальный и японский рынки труда впали в стагнацию[45]. (Пожалуйста, посмотрите таблицу 2.)
Фиксация этих различий позволяет выделить простой факт: управление гибким производством зависит от того, что общество вкладывает в понятие «общее благо». В англо-саксонской модели мало политических ограничений на неравенство в благосостоянии, хотя придается значение полной занятости, в государствах же с рейнской моделью система социального обеспечения более восприимчива к нуждам обыкновенных работников, но при этом тормозит создание рабочих мест. Какое из этих зол Вы готовы терпеть, зависит от того, какого блага Вы стремитесь достичь. Именно по этой причине слово «режим» полезно: оно означает условия, на которых власть позволяет действовать рынкам и производству.
Концентрация без централизации. Гибкий режим имеет и третью характеристику. Изменения в сетевых системах, рынках и производствах, которые использует этот режим, позволяют осуществить то, что можно было бы назвать парадоксальным, а именно — концентрацию власти без ее централизации.
Одно из требований, которое предъявляется к новой организации работы, заключается в том, что оно предписывает децентрализацию власти и, таким образом, предоставляет людям, стоящим на низших уровнях организации, больше контроля над их собственной деятельностью. Конечно, это требование фальшиво с точки зрения методов, задействованных для того, чтобы разобрать на части этих старых бюрократических «бегемотов». Новые информационные системы обеспечивают достаточно понятную высшим менеджерам картину организации способами, которые оставляют «простым» индивидам совсем мало места в этой сети, чтобы можно было где-либо «спрятаться»; служба передачи мгновенных сообщений (SIMS) заменяет переговоры, которые могли бы в какой-то мере «защитить» индивидов, так как при этом нужно иметь дело только со своими непосредственными начальниками. Точно так же «вертикальная дезинтеграция» есть все что угодно, но только не процедура децентрализации: в архипелаге гибкой власти существует самый большой остров власти, и кто-то на этом главном острове решает, что «Барбадос» может выполнять ту работу, которая когда-то выполнялась на «Тринидаде» и в «Гваделупе», а «Барбадос» редко выбирает путь увеличения собственных забот.
Перегрузка менеджерами малых рабочих групп множеством всевозможных заданий — типичная черта корпоративной реорганизации и несоответствующая более четкому разделению труда, которое Адам Смит представлял себе на своей булавочной фабрике. Чтобы проводить такие эксперименты с десятками или сотнями тысяч служащих, необходимо обладать огромной командной властью. К самой экономике неравенства новый порядок, таким образом, добавляет новые формы неравной, спорной власти внутри организации.
Рассмотрим с точки зрения гибкой специализации брэндовые персональные компьютеры, которые мы покупаем. Они — ничто иное, как сборка компонентов, которые производят по всему миру. Брэндовое же имя, в лучшем случае, представляет собой как бы финальное оформление целого. Производство этих компьютеров осуществляется в условиях глобального рынка труда, его результат — производственная деятельность под названием «выхолащивание», так как брэндовое имя становится «пустым» знаком. В классическом исследовании «Тощие и мелочные» Дэвид Харрисон наглядно показывает, как иерархическая власть в этом типе производства прочно сидит на своем месте, а большая корпорация держит всю эту подвижную «балетную труппу» зависимых фирм в своем могучем кулаке, спихивая сбои делового цикла или производственные ляпы своим более слабым партнерам, из которых все и выжимается. Острова работы лежат вдали от берега главного острова власти.
Харрисон называет эту сеть неравных и нестабильных отношений «концентрацией без централизации»; такая сеть служит дополнением власти, чтобы реорганизовать организацию снизу доверху, превращая ее во фрагменты и узлы сетевой организации. Контроль над организацией может быть осуществлен через установление целей: увеличение производства или рост прибыли для разного рода групп организации, и при этом каждое подразделение вольно достигать этих целей любым способом, который считает для себя подходящим. Эта свобода, однако, обманчива. Большая редкость для гибкой организации — устанавливать легко достижимые цели; обычно на эти подразделения оказывается давление, чтобы они производили или зарабатывали намного больше того, что им позволяют их внутренние возможности. Реальности спроса и предложения редко синхронизируются с этими целями; предполагается, что все большее давление будет оказываться на эти подразделения, и это давление исходит от топ-менеджмента организации[46].
Другой вариант понимания системы власти, описанный Харрисоном, призван показать, что сам по себе вызов старому бюрократическому порядку еще не означает, что институциональной структуры будет «меньше». Структура остается под воздействием сил, которые понуждают подразделения или индивидов к достижению определенных целей; что остается открытым, так это вопрос — как это сделать, но верхушка этих гибких организаций редко дает ответы. Руководство больше принимает во внимание свои собственные требования, нежели необходимость проектирования системы, при которой эти требования могут быть реализованы. «Концентрация без централизации» — это способ передачи управления командованием в структуре, которая больше не обладает четкостью пирамидальных связей, — институциональная структура стала более запутанной, а не более простой. Вот почему само понятие «дебюрократизация» является как вводящим в заблуждение, так и непродуктивным. В современных организациях, которые осуществляют эту «концентрацию без централизации», доминирование, идущее сверху, — столь же сильно, сколь и бесформенно.
Чтобы понять, каким образом три элемента гибкого режима соединяются вместе, нужно понять организацию времени на рабочем месте. Гибкие организации сегодня экспериментируют с различными расписаниями времени, названного «флекс-тайм», что означает «гибкое время». Вместо фиксированных смен, неменя-ющихся месяцами, рабочий день становится своего рода мозаикой из людей, работающих по отличным друг от друга, более индивидуализированным графикам, как в офисе Жаннет. Эта мозаика рабочего времени кажется весьма далекой от монотонной организации труда на булавочной фабрике. Действительно, она выглядит как освобождение рабочего времени, как истинный трофей, полученный в результате атаки современной организации на стандартизованную рутину. Однако реалии «флекс-тайм» весьма отличны от такой оценки.
