Важную роль в этой ситуации «безответственной ответственности» призвано играть пластичное коллективное сознание, функцией которого является «растворение» в себе индивидуального сознания, блокирование формирования цельной и независимой личности. Хотя при этом и декларируется прямо противоположное.

Конформность бюрократической, рутинной организации заменяется конформностью команды или «новой» общины пригородного типа, но при этом личность как бы теряет свою корневую структуру, опору в карьере или в профессии, в опыте или знании. Главным становится понимание правил игры команды, или всей сети. Вместо жесткой, рутинной конформности приходит адаптивная, гибкая конформность, что само по себе противоречие, и проявлением этой гибкой конформности становится постоянное «включение»-«выключение» в ту или иную систему социальных или организационных воздействий. Личность, как и в условиях традиционной конформности, не может сформировать себя как самобытное «явление», как событие хотя бы собственной жизни. Однако следует отметить, что в условиях жесткого, регламентированного социального устройства существовала возможность обрести некую деятельность через соблюдение рутинных, повторяющихся процедур как хозяйственной, так и социальной жизни… и следовательно, составить нарратив своей жизни.

Тема нарратива-описания занимает важное место в книге Р. Сеннета, и в это понятие вкладывается несколько важных смыслов. Сеннет полагает, что жизнь человека должна обладать определенной связностью, когда одно событие как бы вытекает из другого, будучи в то же время притоками одной большой реки — человеческой Жизни. Этот нарратив «пишется», создается не только обществом и обстоятельствами, но и самим человеком, когда он одновременно — и участник, и «сочинитель». Нарратив — это история, которую он может с достаточной достоверностью и убедительностью рассказать другим.

Это и его «отчет», и верительная «грамота», но это также и история, которую он может поведать и себе, где цепь поступков имеет некую цель, которая и создает цельность жизни индивида. Без связности нет цельности, без цельности нет личности, есть только некий коллаж, мозаика эпизодов, каждый из которых рассматривается как самодостаточный. Однако без некоего императива, без некоего организационного начала личность «расползается», дезинтегрируется, если личность, как таковая, была. Нет точки «сборки», аккумуляции востребованного опыта и знаний.

Разрозненность жизни усугубляется калейдоскопом событий, образов, идолов и т. д., человеку не удается сосредоточиться, сконцентрироваться, обрести себя. Вместо лика — личина, вместо прочной текстуры личности — расползающийся пластик повседневности.

Современная действительность, как никогда прежде, кроме, пожалуй, тоталитарных эпох, бросает вызов личности, требуя от нее адаптации, и гибкости, но одновременно — стойкости и борьбы за создание неприкосновенного ядра своего «Я». Уже не «мой дом — моя крепость», а «Я сам» — последний рубеж обороны, чтобы не стать матрицей, текучим слепком с окружающей действительности. Мир меняется, но должен ли человек меняться с ним вместе в такой степени, чтобы терять себя, или вообще никогда не обрести.

Если в бюрократической системе, в эпоху рутины, как называет ее Сеннет, человек был только винтиком в машине, занимавшим четко определенное место, то теперь он — элемент сети, и эта сеть его опутывает с большим мастерством, чем жесткая «стальная» сеть бюрократической организации.

Сеннет не предлагает четкого решения, так как видит, что и семья уже не «оазис» стабильности, а производственный коллектив — набор команд, создаваемых для решения конкретного задания, соседская же община, с постоянно меняющимся составом жильцов, ненадежна, так как лишена устойчивых связей и т. д. При этом соседи не могут «оценить» и нарратив жизни человека, так как они не знают его прошлое, у них не совместный опыт жизни, переживаний, воспоминаний, проблем и их решений. Мобильность жизни и смена мест проживания настолько велика, что позволила американскому социологу Вэнсу Пэккарду ввести понятие «новые кочевники», которых несет по жизни ветер перемен, словно перекати-поле по степям дальних времен.

Рвется связь не только между членами соседской общины, но и между поколениями, которые придерживаются разных культурных преференций и типов мировоззрения. Место диалога начинают занимать монологи, при полном нежелании услышать и понять представителей других поколений, особенно пожилых людей, и культурных сообществ.

Книга Сеннета полифонична по своему содержанию, автор как бы синтезирует исторические экскурсы с социологическими интервью и описываемыми конкретными случаями из жизни, при этом он не просто жестко анализирует описываемые события, но и размышляет над ними, рассматривая их с разных сторон. Эти его рассуждения, совмещенные с острым взглядом наблюдателя, придают особенную глубину книге.

Не менее полифоничен и своеобразный стиль автора, синхронизация научного стиля со стилем эссеиста, хотя, естественно, эти переходы иногда могут затруднять восприятие читателя, привыкшего к моностилю. К достоинствам книги следует отнести и отсутствие дидактичности, стремления прописать некоторые рецепты от «коррозии характера». Эта книга — не средство от ржавчины, это диагноз ржавчины, обращенный к тем, кто не понимает, что происходит, но стремится сохранить себя в этом турбулентном мире.

В. И. Супрун,

доктор философских наук, директор Фонда социо-прогностических исследований «Тренды».

Сегодня словосочетание «гибкий капитализм» описывает систему, которая представляет собой нечто большее, чем вариацию на старую тему. Акцент на гибкости. Жесткие формы бюрократии так же, как и пороки слепой рутины, подвергаются нападкам. От работников требуются проворность и сообразительность, открытость к изменениям, постоянная готовность идти на риск, все меньшая зависимость от инструкций и формальных процедур.

Такой акцент на гибкости меняет сам смысл работы, и поэтому меняются слова, которые мы используем для ее описания. Так, например, слово «карьера» в его первоначальном английском понимании означало «дорогу для проезда экипажей», а со временем, отнесенное к трудовой деятельности, стало означать «путь, длиною в жизнь», как реализацию чьих-либо экономических устремлений. «Гибкий капитализм» заблокировал прямой карьерный путь, как бы вдруг переключив работников с одного вида работы на другой. Слово «job» (работа) на английском XIV века означало «глыбу, кусок чего-то, что могло быть перевезено на повозке». Сегодняшняя «гибкость» снова возвращает это «гужевое» ощущение работы, когда люди на протяжении всей своей жизни выполняют только куски «работы», части труда.

Вполне естественно, что такая «гибкость» должна вызывать опасения и тревогу — ведь люди не знают, какой риск оправдан, какой тропой лучше двигаться. Чтобы снять проклятие со слов «капиталистическая система», было придумано немало иносказаний, например, таких, как система «свободное предпринимательство» или «частное предпринимательство». Слово «гибкость» используется сегодня как еще один прием, чтобы снять с капитализма это проклятие, клеймо угнетения. Жестко обличая негибкую бюрократию и делая акцент на риске, утверждают, что «гибкость» дает людям большую свободу для того, чтобы сформировать свою жизнь. В действительности же, новый порядок не просто ликвидирует установления прошлого, но вводит вместо них новые, и эти новые правила контроля так же трудно понять, как и предыдущие. Новый капитализм — это зачастую нечеткий режим власти.

Возможно, самым непонятным проявлением гибкости является ее воздействие на характер личности. Английские ораторы давних эпох, как и писатели, начиная со времен античности, не сомневались по поводу значения слова «характер»: характер — это этическая ценность, с которой мы связываем наши желания и наши отношения с другими людьми. Гораций пишет, что характер человека зависит от его связей с внешним миром. В этом смысле «характер» — это более широкий и емкий термин, чем его современный «отпрыск» — термин «личность», соотносимый с желаниями и страстями, которые могут глодать человека изнутри без всяких внешних проявлений.