— Чувствах?

— Или в расположении духа.

— …О чем ты? — переспросил Тору, нахмурившись.

Он не понимал. О чем говорила Хасумин?

— Диверсанты ведь готовы пойти на все ради выполнения своей цели, так?

Сеять сомнения риторикой. Придумывать хитрые планы и совершать немыслимое. Брать заложников, предавать, лгать, и многое другое, чем они заслужили славу подлых и бесчестных людей. Они могли без тени смущения совершать такое, на что адекватный человек ни за что не решился бы так просто.

— Потому мы и диверсанты, — не без гордости ответил Тору.

Его учили тому, что именно это — основа жизни диверсантов и ключ к их силе. То, что отличает их от рыцарей, связанных узами чести и благородства. Это понимали все страны, и именно поэтому спрос на диверсанта оставался стабильным.

— Но другие так не могут. Поэтому они боятся, — сказала Хасумин, посмотрев на небо. — Диверсанты могут с легкостью пойти на это. Они могут не ощущать ни стыда, ни раскаяния. Наверное… люди боятся расположения духа, который позволяет им это.

— Что это значит? — хмуро спросил Тору. — Неужели и ты так считаешь, Хасумин?

Чернорабочие поля боя. Шавки власть имущих.

Готовые пойти на любую низость ради достижения цели. Бесславные ублюдки.

Общепринятое мнение о диверсантах было примерно таким. Тору всегда считал, что все эти люди, связанные по рукам и ногам «честью» и «справедливостью», просто втайне завидуют им и их истинной силе.

Но…

— Я не боюсь вас, — с улыбкой отозвалась Хасумин.

Она слегка наклонилась и заглянула в глаза сидевшего рядом с ней Тору. В ее глазах не проглядывалось ни гнева, ни насмешки. Они напоминали глаза старшей сестры, поучавшей своего упрямого братика. Настоящей «старшей сестры» у Тору не было.

— Ни я, ни все остальные торговцы. Мы… осознаем, кто вы — люди, живущие в Акюре, — уверенным тоном проговорила Хасумин. — Мы уверены, что поняли вас. Глядя на вас, мы начали понимать, что означает жить, не сводя глаз со своей цели. После этого мы просто признали, что в чем-то мы схожи, а в чем-то отличаемся.

— …

Слова Хасумин оказались слишком абстрактными для Тору, и он не понял их до конца.

Но Хасумин продолжала говорить, как ни в чем не бывало. Уже потом Тору осознал, что она не пыталась таким образом заставить его понять ее речь. Скорее всего, ей хватало прозорливости говорить эти слова с заделом на будущее в надежде на то, что однажды Тору поймет их смысл.

— Но, скорее всего, кого-либо еще об этом просить бессмысленно. Возможно, даже мы лишь считаем, что понимаем вас, а на самом деле просто ошиблись, или вы обманули нас..

— Мы бы не стали…

— Я знаю. Я же сказала «возможно», — прервала его Хасумин, повернувшись к Тору. — В конце концов… вера — это сугубо односторонняя вещь.

— …

«Односторонняя». Не ищущая отклика, взаимопонимания и сочувствия.

Почему-то Тору это слово показалось ужасно грустным.

Ему казалось, что слова Хасумин прозвучали нелепо.

И по сей день Тору помнил, что в тот день он долго не мог заснуть.

Когда Тору очнулся, то ощутил, что ему немного тяжело дышать.

Наверное, сказывался груз на груди.

— М…

Впрочем, этот груз отнюдь не был тяжелым.

Тору спал, прислонившись спиной к каменной стене. На его груди же спал еще один человек. Он немного дергался во сне, перераспределяя вес. Видимо, это и вызывало тяжесть дыхания Тору.

— …

Он немного опустил взгляд и увидел перед собой серебристые волосы.

Эта девочка казалась такой же невысокой, как и раньше… или, точнее, казалось, что она совершенно не подросла со дня их встречи. Может, это какая-то особенность тела, может, болезнь. Саму ее больше беспокоил не рост, а упорно не желавшая расти грудь… но Тору, в свою очередь, это совершенно не волновало.

Чайка.

На руках и ногах сидевшего в позе лотоса Тору свернулась калачиком принцесса погибшей страны. Она лежала так ровно, словно говорила, что здесь ей самое место. Ее вид напоминал котенка или щенка, нашедшего любимое место на теле своего хозяина — под мышкой, на шее или плече — и с комфортом устроившегося там.

Прямо сейчас они находились посреди огромного лабиринта.

— А…

Голова почему-то отказывалась работать.

Что это за место… где они?

— Это… ведь…

Тору пару раз качнул головой, прогоняя сон.

Сознание его начало проясняться, и вместе с тем он ощутил, как оно наполняется пониманием того, где они находятся, и воспоминаниями о том, как они здесь оказались.

— Ах, да… это…

Развалины старой брошенной крепости.

Внутри крепостей, построенных во время войны, часто обнаруживались лабиринты, созданные для того, чтобы пробившаяся во время осады армия не смогла быстро захватить помещения. Коридоры строились узкими и петляющими, а комнатные стены выкладывались из крепких огнеупорных камней, чтобы не дать противнику пробиться сквозь них.

Еще более основательные крепости снабжались и всевозможными ловушками для атак сверху вниз — дожди из стрел, кипящее масло… нередко ловушек готовили несколько. Тору поднял голову и сразу заметил на противоположной стене несколько бойниц, проделанных как раз с этой целью.

Да, они находились не в комнате, а в коридоре.

Не самое подходящее место для сна.

Но…

— …

Тору перевел взгляд на вещь, которую Чайка прижимала к себе.

Длинный, тяжелый и холодный «магический посох» — любимое гундо Чайки. Оно казалось старым, но крепко сделанным, и Тору еще никогда не видел, чтобы оно ломалось. Конечно, за это наверняка следовало благодарить то, что Чайка регулярно разбирала и тщательно ухаживала за ним.

Гундо работало, испуская тихий гул.

Пусть Чайка и спала, заклинание ее все еще действовало.

Кажется, оно называлось «Хранитель». Оно относилось к магии защитного типа и фундаментально не отличалось от похожих, например, «Твердого Панциря» и «Голубой Гробницы.

Она включала его каждый раз, когда они ложились спать, и Тору уже успел привыкнуть к этому заклинанию. Радиус действия был весьма маленьким, и поэтому им приходилось жаться друг к дружке. Но помимо защиты от холодного оружия этот барьер защищал практически от всех заклинаний, которые мог применить один маг.

Даже во сне Тору прекрасно чувствовал врагов, но и ему не под силу обнаружить мага, целящегося в него с большого расстояния. Поэтому это заклинание оказывалось необходимым компонентом жизни, которую они проводили в погоне и в бегах.

— Чайка.

— …

Он тихо позвал ее по имени, и сребровласая девочка беспокойно завозилась.

Похоже, она все еще дремала и двигалась, почти не приходя в сознание.

— Чайка.

Он позвал ее вновь, но она опять не проснулась и лишь пару раз дернулась.

Тору мягко улыбнулся и осторожно провел руками по ее серебряным шелковистым волосам. Аккуратно раздвигая их, он нашел маленькое бледное ушко, поднес к нему губы и…

— Чайка!!!

— Фгё?!

Чайка вздрогнула так резко, словно в нее ударила молния.

Такой оглушительный голос над самым ухом в дополнение к укусу смог разбудить даже эту соню. После еще пары судорог Чайка вскочила, словно выпрямляющаяся пружина.

Тору пришлось быстро отпрянуть, чтобы не удариться челюстью об ее плечо.

— Тору… — Чайка повернулась к нему.

Ее очаровательное кукольное лицо тоже ничуть не изменилось со дня их первой встречи. Сейчас оно окидывало взглядом Тору с некоторым недовольством.

— Доброе утро, — поприветствовал ее Тору, вскидывая руку. — Вижу, спала ты хорошо.

— …Наболевшая проблема, — надувшись, отозвалась Чайка. — Пробуждение. Требует пересмотра.

— Пересмотра? О чем это ты? — с улыбкой спросил Тору.

Магический барьер не отменял того факта, что они находились в бегах и должны были уметь немедленно просыпаться и срываться с места. Но ни громкие слова, ни тряска не могли разбудить крепко спавшую Чайку. Поэтому Тору переключился на довольно жесткий способ будить ее, которым в последнее время пользовался постоянно.