И…

– Эу… Ваорун… Алти… Мальтео… Рул… Альф… Лай!..

…Именно поэтому мощь крупномасштабных заклинаний была неровной.

Один человек не мог увидеть всего и не мог распределить мощь заклинания так, чтобы урон разделился по области поровну. А значит, если бы Симон защитил себя сильнейшим из доступных ему магических щитов, то у него, пусть и одного, появился бы шанс выжить.

– Явись…

Пусть… и одного.

– «Твердый Панцирь»!!!

Симону удалось активировать заклинание.

Как только сформировались магические письмена, вокруг гундо немедленно появился полупрозрачный сферический барьер синего цвета.

«Твердый Панцирь» был самым мощным защитным заклинанием, которое только знал Симон. Область действия была маленькой и ограничивала движения мага, но никакая атакующая магия точечного масштаба не могла пробить этот барьер. И даже в случае крупномасштабной магии, если избежать прямого попадания, у него появлялся шанс…

– …Гх! – Симон вжался в посох.

Хотя в большинстве случаев для активации заклинания требовалась воля самого мага, это был лишь «детонатор»… а поддержку заклинания и контроль над ним осуществляло гундо. Симону оставалось только уповать на удачу.

Пока что «Твердый Панцирь» защищал его.

От ударов по его поверхности пробегали деформационные волны, да и сам барьер сминался, но заклинание все еще продолжало держаться.

– …!!!

– …?!

Он увидел рядом с собой своих боевых товарищей.

Даже сквозь полупрозрачный щит он примерно видел, что происходило снаружи.

Похоже, его товарищи по отряду что-то кричали. Но грохот падающего «Твердого Дождя» заглушал их голоса. Из-за волн, бежавших по поверхности барьера, он не мог даже разобрать движений их губ.

– !..

Один из них тянул к Симону руку, словно умоляя спасти его.

Во время короткой паузы между двумя соседними волнами Симону чудом удалось разглядеть движения его губ.

«Симон. Скания.»

А в следующий момент…

– !!!

«Страйкер» попал точно по его товарищу, и тот исчез.

Огромное каплевидное тело вдавило его в землю с такой скоростью, что не было ни раздавленного мяса, ни расплескавшейся крови.

Осталась лишь оторванная ладонь, пролетевшая по воздуху.

Она ударилась о поверхность созданного Симоном «Твердого Панциря» и сползла по ней к земле, оставляя окровавленные следы пальцев.

– …!!!

– …!!!

Что-то прокричали и другие товарищи.

Но их слова так и не донеслись до слуха Симона.

Однако он догадывался, что именно они говорили. Либо «спаси нас», как и предыдущий. Либо… что-то вроде «предатель».

– Гх…

Магия Симона могла защитить лишь его одного.

И даже с учетом этого его шансы на выживание были невелики. И это притом, что область действия заклинания была максимально ужата в пользу как можно большей прочности. Возможно, если бы он ненадолго прервал «Твердый Панцирь», а затем применил его снова, слегка увеличив область действия, то смог бы захватить одного-двух товарищей… но слишком высок риск того, что тогда погибнет и Симон, и товарищ. И вообще, то, что ему удалось в таких условиях успешно применить «Твердый Панцирь», само по себе почти чудо.

Ему оставалось лишь бросить их.

Для того чтобы хоть немного повысить свои шансы на выживание, он должен смотреть, как умирают его товарищи.

– …Я не мог иначе, – тихо протянул Симон.

Он ни к кому не обращался. Скорее всего, и друзья не слышали его голоса так же, как он не слышал их. Поэтому, слова эти он, видимо, говорил сам себе.

– Не мог иначе. Не мог иначе. Никак не мог иначе. Я никак не мог иначе!

Если бы он мог, то спас бы их всех.

На поле битвы он, крайне слабый в ближнем бою маг, выживал только благодаря тому, что ближним боем вместо него занимались мастера этого дела – мечники и рыцари. Он полностью это признавал. Он знал, что его друзья не раз спасали ему жизнь.

Но… но ведь именно поэтому он не мог после всего этого отменить «Твердый Панцирь», не так ли?

Это означало бы, что Симон, скорее всего, умер бы вместе со своими товарищами.

В смерти за компанию не было совершенно никакого смысла.

Если у него одного имелся шанс выжить, то не лучше ли это, чем ничего? Один выживший лучше полного истребления. С этим согласился бы каждый.

Он не мог иначе. Именно поэтому он не мог иначе.

– У-у, а-а…

Укрывшийся в «Твердом Панцире» Симон обхватил голову, зажмурился и зажал уши.

Падающие с небес смертоносные кувалды. Умирающие товарищи.

Он уже не мог вынести происходящее вокруг него.

Он сделал все, что смог. Ему оставалось лишь молиться о том, чтобы он выжил.

Нет…

– …

Ему оставалось сделать еще кое-что.

Он должен был убить предателя.

Как уже говорилось, «Твердый Дождь» использовали для нападений на вражеские базы. Поскольку эта магия требовала длительной подготовки, нельзя просто взять и применить ее. А поскольку для ее использования необходимо распылить «материю», то она не поддавалась каким-либо внезапным изменениям в последний момент.

Это значит, их противник практически не использовал небольшие маневренные взводы, вроде отряда Симона.

Но как им удалось так точно подгадать время и место атаки?

Случайность? Это невозможно.

Они не стали бы просто так готовиться к атаке на этот участок, где не было ни одного здания.

А значит… их противник точно знал, что отряд Симона пройдет по этому ущелью в этот самый день, в этот самый час. Отряд Симона был диверсионным, занимавшимся незаметными перемещениями и засадами. О его передвижениях знали лишь люди, непосредственно с ним связанные.

У противника был человек, делившийся с ними информацией… предатель.

Офицер? Однополчанин, которому не дали принять участие в операции из-за ран? Чей-то друг, возлюбленный или родственник? В любом случае, кто-то решил продать отряд Симона врагу и поставить их в невыгодное положение.

– Не прощу… Никогда не прощу!..

Убить предателя.

Заставить его страдать за всех тех товарищей, что уже умерли, и умирали в этот самый момент, а затем убить.

Симон сжался в комочек внутри барьера, словно младенец, и поклялся:

– Я непременно убью его!..

Он бросил своих друзей и защищал лишь себя, не глядя на то, как они беззвучно вопят от гнева.

Симон решил жить лишь ради ненависти к предателю.

Пожалуй, такой картины даже в Аду не сыскать.

Вокруг не росло ни единой травинки. На земле лежали лишь камни и песок, но, несмотря на резкие перепады высот, после каждой оказывалось, что этот рельеф продолжался и дальше без каких-либо изменений. Отовсюду поднималась белая дымка, закрывавшая половину пейзажа, а в воздухе стоял плотный запах, от которого вслед за зрением начинало сбоить и обоняние.

Цвета были тусклыми и почти не менялись.

Можно сказать, с обычной жизнью здесь ничто не связывало.

Более того, это место, хоть и «пустое», отличалось от холодных и безжизненных пустошей… запах и жар служили предупреждением любому, кто посмел прийти сюда. Эта земля была отравлена.

И все же… в самом центре…

— Эх…

Тору Акюра расслабился.

Он отдыхал. Он даже не представлял, что его тело может настолько обмякнуть.

Такие шансы выдавались ему редко.

Тору был молодым. Его внешний вид тянул на звание «юноши»… хотя кто-то мог называть его и «мальчиком». Его черные глаза и волосы никак нельзя назвать примечательными, черты лица чуть привлекательнее, чем у большинства, но не более. Вряд ли о его красоте получилось бы написать балладу… Единственной настоящей особенностью в ней была печать вселенской тяжести на лице, характерная скорее для старика, нежели для молодежи.

Взросление человека определяется не прожитыми годами, а пережитым опытом.

Именно поэтому несчастные люди выглядят старше своих лет. Поскольку Тору вырос в условиях, весьма отличавшихся от «обычных» по мнению общества, то и выглядел старше своего настоящего возраста.