Ими он отбил особенно крупный обломок, падавший прямо на них.

После чего…

— Фредерика!

— Ага, знаю, — раздался в ответ задорный голос… а затем его перебил рев ветра.

Конечно, стены тронного зала частично обвалились, но Тору и остальные все еще находились внутри замка, где ветра быть не могло. И тем не менее, откуда-то вдруг взялся порыв воздуха столь резкий, что он отклонил падающие обломки и спас Чайку.

— Фредерика…

Чайка обернулась и увидела серебристое чудовище.

Драгуна.

Таких монстров, не оправдавших ожидания бога, называли фейлами, «брошенными»... и драгуны среди них — сильнейшие. Они владели магией превращения и могли принимать любую форму. По этой причине они умели через превращение исцелять любую рану, и убить их могло лишь уничтожение мозга.

Можно сказать, драгуны — самые живучие создания этого мира.

За тот порыв ветра, что защитил Чайку, следовало благодарить крылья Фредерики.

— Сюда давайте, — обронило чудовище непринужденным голосом и поманило их к себе.

Похоже, оно предлагало им укрыться под крыльями.

Чайке уже не раз доводилось видеть Фредерику в этом бронированном облике. Впрочем, замок несколько стеснял ее в возможностях — размерами она лишь немного превосходила лошадь.

— Не знаю, что здесь происходит, но в то побоище мы вмешиваться не обязаны, — заключил Тору, еще раз бросая взгляд на битву Проклятого Императора и «апостолов».

Отзвуки сражения вновь успели поднять в воздух клубы пыли, мешавшей разглядеть, что происходит… но с другой стороны, ударные волны успели настолько повредить стены тронного зала, что сбежать стало проще простого.

— Пока что отступим.

— Так точно, брат.

Поскольку для Акари поле боя — дом родной, она мгновенно все обдумала и согласилась с Тору. Разумеется, она о многом хотела расспросить его, но все вопросы лучше отложить на потом.

Однако…

— …

— Чайка, хватит в облаках витать! — бросил Тору смотревшей в пустоту девушке и поднял ее на руки.

Резко оттолкнулся от пола и побежал. Акари и Фредерика устремились следом.

Что же до Чайки…

— …

Она бессильно лежала на руках Тору, словно сломанная марионетка.

Диверсанты хладнокровны и бесчувственны.

По крайней мере, его всегда учили, что они должны такими быть.

Если потребуется — убивать женщин и детей. Если прикажут — сворачивать шеи младенцам. В этом и состоит смысл жизни диверсантов, не скованных по рукам и ногам здравым смыслом и моралью на манер рыцарей.

Слова «добро» и «зло» не имеют к ним никакого отношения.

Они живут, словно инструменты.

Диверсантам безразлично, что задумал их хозяин. Им неинтересно, во имя чего и ради чего он действует. Их задача, как инструмента, — просто исполнять свои функции. Они не спорят с хозяином и не задаются вопросами.

По этим причинам Син Акюра, общепризнанный «идеальный диверсант», никогда не интересовался замыслами своего хозяина, князя Хартгена… и черной Чайки, стоявшей за каждым действием князя.

Он не знал — да и знать не желал — о том, для чего они собирают останки Проклятого Императора. Его хватало лишь на мысли, что они, должно быть, собираются использовать их колоссальную магическую энергию для какого-то мощного заклинания.

Син служил им словно инструмент и телом, и душой.

Он делал все, что от него требуется, в какой бы ситуации ни оказался.

Он достиг в этом огромных успехов. И дела его шли на лад… до сегодняшнего дня.

Но сейчас…

— …

Син ошарашенно стоял в тронном зале, где продолжали сталкиваться и кружиться вихрем чудовищные силы.

Его хозяина, князя Хартгена, больше не было. Он умер. Син собственными глазами видел его бездыханное дело, покрытое смертельными ранами. Сейчас же оно покоилось где-то под обвалившимся потолком.

А кроме того…

— Тору!..

Син увидел, как по ту сторону пылевой завесы сбегает Тору, которого он некогда считал младшим братом-диверсантом.

Вернее, сам Тору сказал, что он больше не диверсант. Что он заключил контракт с драгуном и стал наездником. И действительно, Син не смог пробить магический доспех Тору стилетами и даже погнул их.

— Невозможно…

Что вообще происходит?

Битва между штурмовиками в белых одеждах и полуголым мальчиком все продолжалась.

Бойцы уже перестали обращать на Сина внимание и не замечали его, поэтому диверсант без труда уворачивался от порой прилетавших в него обломков. Ни одна случайная атака его пока даже не оцарапала.

Однако Син совершенно не знал, что ему делать дальше.

Диверсанты не преследуют собственных целей.

Они принадлежат хозяину, а тот распоряжается ими, как инструментами. Они не могли жить по-другому. Они мечтали жить именно так.

Поэтому сейчас Син пребывал в растерянности.

Разумеется, диверсант, потерявший хозяина, освобождается от ответственности перед ним и чаще всего приступает к поискам следующего. В конце концов, они, будучи инструментами, не связаны с хозяином настолько, чтобы умирать вместе с ним. Если их услуги нужны кому-то еще, инструменты найдут нового владельца.

Вот только происходящее выходило за рамки понимания Сина.

Чья битва происходит здесь и сейчас? Для чего она?

Если попытаться соединить обрывочные сведения… выйдет, что люди в белом, называющие себя «апостолами», сражаются против мальчика, объявившего себя Проклятым Императором. Однако Син не знал даже того, почему они враждуют.

У диверсантов нет собственных целей.

Поэтому сейчас, когда Син лицом к лицу столкнулся с тем, чего не понимал, он не мог даже расставить для себя приоритеты. Он не знал, кого следует защищать, а с кем бороться.

Вот она — трагедия диверсанта.

Сколько бы ты ни истязал себя, оттачивая навыки, польза от них будет, только если у тебя есть цель.

Поэтому в таких ситуациях диверсанты бесполезны.

И более того…

— Тору… Акари… — прошептал Син, глядя вслед сбежавшим знакомым.

Будучи недоделанными диверсантами, они все еще могли действовать. Они ни на шаг не отклонялись от принципа «в любой непонятной ситуации в первую очередь защищай всех, кто дорог тебе».

— …

Син продолжал неподвижно стоять на месте. К его ногам подкатилась оторванная магией голова в белой маске.

Она дышала неровно.

Не просто часто. Она вдыхала и выдыхала беспорядочно — то быстро, то медленно — и никак не могла совладать с собой. Она вообще не могла отвечать на какие-либо запросы собственного тела.

Здесь и сейчас ее состояние пришлось очень некстати.

Из-за сбитого дыхания она не могла действовать в полную силу. Мышцы тела ослабли, мысли буксовали на месте. Остались только рефлексы, принимать сознательные решения она не могла. А посреди хаоса битвы это равносильно смерти.

В разорванном в клочья сознании мелькали бессвязные воспоминания.

«Так, юная леди. Для начала успокойся и глубоко вдохни».

Это были… первые слова, которые сказал ей Давид.

— …

«Успокойся, успокойся, успокойся», — мысленно твердила себе Чайка Богдан, продолжая беспорядочно дышать.

Первым делом — не поддаться на тяжесть в груди и выдохнуть. Выдыхать до тех пор, пока в груди ничего не останется. Затем набрать как можно больше воздуха и задержать дыхание.

Может, этот метод и не панацея, но она ощутила, что мысли немного улеглись.

— …

Разумеется, она понимала, что сейчас не время полностью освобождаться от мыслей.

Вокруг все еще бушевала битва между людьми в белом и возродившимся Проклятым Императором. Едва ли сражение продлится долго, но до самого его окончания никто не смог бы пообещать Чайке, что она будет в безопасности. И «апостолы», и Проклятый Император, атаковали с такой силой, что даже отзвуки их атак постепенно уничтожали тронный зал.