— Отец…

Чайка невольно перевела взгляд на фигуру «отца», стоявшего по ту сторону облака пыли.

На Проклятого Императора Артура Газа.

— Я…

Собрать останки погибшего отца и поквитаться со всеми, кто причастен к его смерти — начиная от той восьмерки героев, что убила его, а также солдат армии альянса, и заканчивая всеми людьми, что должны были защищать императора, но бежали.

Когда-то цель Чайки… красной Чайки заключалась именно в этом.

Она искренне верила, что ради нее стоит пожертвовать чем угодно.

Она считала, что именно так должна поступить Чайка, дочь Проклятого Императора.

Именно поэтому, когда ей повстречалась белая Чайка Трабант, пытавшаяся лишь похоронить останки, красная Чайка сочла ее самозванкой. Не могла быть настоящей Чайка, которая не чувствовала досады из-за смерти отца. Красная Чайка верила, что именно она, движимая яростью к убийцам отца, и есть настоящая.

А теперь выяснилось, что даже вера ее — фальшивая, придуманная кем-то.

Красная Чайка, считавшая всех других Чаек фальшивыми, сама оказалась фальшивой.

Настоящая погибла еще в тот день, когда пала империя Газ. Все сегодняшние Чайки — лишь копии той личности, привитые наспех подобранным сиротам. Тот шрам, что порой всплывает у них на шее, на самом деле проявление психологической травмы настоящей Чайки, погибшей от обезглавливания.

Они искусственные личности, созданные только для того, чтобы собирать останки.

Они искусственные призраки, копии душ погибшего человека.

И красная Чайка — одна из них.

Более того, она так и не смогла выполнить свое предназначение. Ее опередила другая Чайка, и теперь она превратилась в ненужный инструмент. Под «предназначением» понималось возрождение Проклятого Императора ценой собственной жизни, но хотя красная Чайка, проиграв черной, и осталась в живых, она никак не могла радоваться своей судьбе.

Ведь ее жизнь проклята.

Ведь ее жизнь бессмысленна.

Ей уже казалось, что стать случайной жертвой битвы Проклятого Императора и «апостолов» — самая подобающая кончина.

Но…

«Вижу, ты успокоилась. Мы тебе не враги. Впрочем, и союзниками нас пока не назвать. Теперь убери, пожалуйста, свою опасную игрушку. А потом… давай поедим».

«Наверняка ты такая сердитая из-за голода».

— …

В голове мелькали сцены из прошлого.

Красная Чайка моргнула и осмотрелась по сторонам.

Почему она вообще еще жива? Как так получилось, что она столько времени простояла рядом с выходящей за все рамки битвой Проклятого Императора и «апостолов», но до сих пор не рассталась с жизнью?

Ответ очевиден… Кто-то защищал ее, пока она не могла прийти в себя.

— Сельма… Давид!..

Она нашла их.

Оба наемника лежали недалеко от нее.

Смуглая красавица и рыжеволосый мужик.

Формально они прислуживали красной Чайке, когда та наняла их, но на деле они, можно сказать, взяли на себя роль ее опекунов. Если бы им хотелось обмануть ничего не понимавшую в жизни красную Чайку и украсть деньги, спрятанные в ее гробу, возможностей у них было предостаточно. Но они так не поступили.

Более того, они рисковали жизнями, чтобы она дожила до сегодняшнего дня.

И защищали, совершенно себя не щадя.

Давида сильно ранило во время чемпионата, Сельму поймали в плен первой. А с учетом того, что и любимое оружие у них забрали, их готовность к битве оставляла желать лучшего. Никто не стал бы их винить, если бы они бросили красную Чайку и попытались спасти себя. В конце концов, Чайки лишь призраки, их нельзя назвать живыми. Бессмысленно рисковать ради них жизнью.

Потому-то они безнадежные глупцы.

Два обаятельных олуха, купившихся на внешность Чайки, привязавшиеся к ней.

При виде их тел красную Чайку уже не должно было волновать, живы они или нет. Этот вопрос утратил смысл в тот самый миг, когда его лишились Чайки. Опекуны Чайки стали такими же бесполезными, как и она сама.

Все тяжелые битвы, что они пережили плечом к плечу, уже ничего не значили.

Но…

— …

Дыхание выровнялось, но тяжесть никак не хотела покидать грудь.

Чайка чувствовала каждый удар собственного сердца.

Почему-то она все еще жила.

Все еще чувствовала тяжесть в груди. Чувствовала, как ноет от тупой боли тело.

Что это, как не признаки жизни?

Пусть она — лишь маска, надетая на неизвестного ей человека… а точнее, как раз потому, что она маска, и возникал вопрос: как понимать то, что она, утратив смысл существования, все еще жила?

— …

Сельма и Давид.

Она познакомилась с ними не так уж давно, чуть больше года назад. Так почему же беспокойство за их жизнь никак не покидало ее? Свою жизнь она уже ни во что не ставила, но их…

— ...Нет, — прошептала красная Чайка.

Чайки рождаются от того, что прорастают магические «семена», посаженные в девушек подходящего возраста. В них переносятся воспоминания шаблона, их характер подстраивается под предопределенный, и на свет появляется новая Чайка.

А значит, пусть даже в воспоминаниях Чайки Богдан и были яркие сцены из жизни с «отцом», на самом деле они принадлежали не ей. Они — лишь декорации, поставленные на сцену.

Ее настоящие, ее собственные воспоминания начинались с той самой секунды, когда она пробудилась посреди того окровавленного помещения.

Она родилась в ту самую секунду.

Отсюда получается, что Давид и Сельма, которых она встретила сразу после этого, стали ее семьей, с которой она делилась и горем, и радостью.

— Я…

Ей вспомнились руины уничтоженного войной города, которых так много в этом мире.

Первое время после пробуждения красная Чайка не знала ничего, кроме навязанных ей воспоминаний и задачи по сбору останков. Она напоминала дикую кошку, стремилась убить всех, кто ей попадался, разгуливала с найденным в гробу змеиным клинком и кипела от томящегося в душе гнева.

Тогда-то она и повстречала их.

Не будет преувеличением сказать, что красная Чайка стала их ребенком. Она дожила до сегодняшнего дня только потому, что они признали ее таким же человеком, как и они сами. Они стали ей отцом и матерью, братом и сестрой.

Поэтому…

— Сельма… Давид!..

Чайка протянула ладони и взяла их за руки.

Их тела еще теплые. Еще мягкие.

Еще живые.

— Вы… не умрете… здесь!

Разумеется, она была против того, чтобы они тут погибли.

Красная Чайка выжала из своего маленького тела все силы, взвалила на себя Сельму и пошла, волоча за собой Давида. Шла она крайне медленно, и даже ближайшая дыра в стене казалась бесконечно далекой, но…

— В этот раз… я!..

Чайка скрипела зубами и продолжала изо всех сил переставлять ноги.

Замок Герансон опустел.

На самом деле, крепость князя Хартгена, воплощавшая надежность, практичность, эффективность и скупость, изначально не могла похвастаться обилием стражи и слуг… но сейчас в ней царила тишина, больше подходившая позабытым руинам. Бдительный взгляд то и дело натыкался на трупы, спрятанные в укромных местах. Похоже, кто-то прошелся по замку и убил стражу с прислугой.

Возможно, за этим стояли одетое в белое «апостолы».

Как бы там ни было, запустение играло на руку отряду Тору. Они бежали подальше от тронного зала и никому не попадались на глаза.

— ...Думаю, тут можно передохнуть.

Они покинули тронный зал, сбежали вниз по лестнице, миновали несколько коридоров и оказались в сравнительно просторном внутреннем дворе замка.

Тору заранее решил, что отступать они будут сюда.

В ходе блужданий по замку он наткнулся на помещение стражи, где отыскал конфискованный молот Акари, ее метательные ножи, гундо Чайки и прочее снаряжение. Тору забрал его, перенес во двор и спрятал в кустах.

— И все-таки…

Битва в тронном зале продолжалась до сих пор. Издалека то и дело доносились гром и грохот. Тору посмотрел в сторону зала, нахмурился и прошептал: