Вторым камнем преткновения для земцев-конституционалистов был аграрный вопрос. Помню, какие страсти разгорелись при его обсуждении. Правда, и между сторонниками аграрной реформы вскрылись крупные разногласия. С одной стороны — старые народники, В. Е. Якушкин, проф. Н. А. Каблуков и проф. А. А. Мануйлов, а с другой — сторонник мелкой крестьянской собственности М. Я. Герценштейн. Редко мне приходилось слышать такие блестящие доклады, как доклад Герценштейна по аграрному вопросу на заседании земцев-конституционалистов в Москве. Все речи его противников были чрезвычайно бледны, а может быть казались мне такими, ибо я всецело разделял его точку зрения. Но противников реформы оказалось тоже много. Расхождение во взглядах по аграрному вопросу показало, что пришел конец организации земцев — конституционалистов.

Было и еще одно бурное заседание этой организации, на котором еще больше обнаружилось расхождение и взаимное раздражение между ее членами, В начале июля на заседании появился председатель Союза Союзов П. Н. Милюков и предложил нам, в качестве одного из действующих союзов, войти в состав этой центральной организации. Это предложение произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Союз Союзов, в котором руководящая роль принадлежала представителям левой радикальной и социалистической интеллигенции, занял по отношению к правительству резко революционную позицию, совершенно не соответствовавшую настроениям земцев, хотя и конституционалистов, привыкших к лояльным и корректным формам борьбы. Для многих из них присоединение к Союзу Союзов было равносильно отказу от самих себя. Кроме того, сохраняя самостоятельность, они еще могли рассчитывать, что представляют собой ту общественную среду, которая создаст необходимый для нормальной государственной жизни компромисс между властью и революцией, а переходя окончательно на сторону революции, они устраняли возможность такого компромисса. Все эти соображения были высказаны в заседании. Милюков, почувствовав, что его предложение пройти не может, ответил чрезвычайно резко и грубо. Смысл его речи был таков: «Не хотите с нами идти — вам же хуже. Революция вас раздавит». Надменный тон милюковской речи раздражил даже его сторонников, и его предложение было отклонено значительным большинством голосов. Не помню, это ли собрание, или то, на котором обсуждался аграрный вопрос, было последним собранием земцев-конституционалистов, после которого организация эта, не приспособленная к революционным формам борьбы, перестала существовать. Заседания Союза Освобождения и земцев-конституционалистов в Москве обычно приурочивались к моменту созыва общеземских съездов. Не помню точно, сколько раз собирались эти съезды в период между первым петербургским съездом 6 ноября 1904 года и Манифестом 17 октября 1905 г. Вероятно — раз пять или шесть. При воспоминании о своих поездках в Москву из Симферополя я до сих пор отчетливо ощущаю настроение какого-то радостного оживления, которое тогда мною переживалось. Тогда еще верилось, что весь мир идет быстрыми шагами вперед по пути прогресса, который нам иначе не представлялся, как в виде направляющейся вдаль прямой дороги к осуществлению блага и счастья человечества. И радостно было ощущать, что и наша родина наконец прорывается через преграды, до сих пор ее отклонявшие от этого пути.

Между моими поездками в Москву происходили какие-либо события, представлявшиеся нам как этапы в нашей победоносной борьбе со старым самодержавием, которое сопротивлялось еще, но сдавало одну позицию за другой. Особую радость доставляли с каждым разом усиливавшиеся крики деревенских мальчишек, атаковывавших поезда с криками — «газету, газету!..» Пассажиры умилялись этому проснувшемуся в народе интересу к общественной жизни, с радостными улыбками бросали в окна пачки прочитанных газет и смотрели, как ребята гнались за ними и, поймав, весело мелькали голыми пятками, унося родителям эти «плоды просвещения». Теперь я думаю, что интерес к газетам в деревнях, появившийся в начале Японской войны, лишь отчасти поддерживался умственными запросами, а в большей степени — курительными потребностями населения.

Курьерский поезд, мчавшийся из Крыма в Москву, был местом первого свидания земцев, направлявшихся на съезд. На каждой узловой станции появлялись знакомые лица, обменивались рукопожатиями, начинались оживленные разговоры. Вся земская компания собиралась в вагоне-ресторане, все бодрые, оживленные, шумные, обменивались мнениями о текущих событиях, сообщали друг другу местные новости… А в Москве, на съездах, на которые съезжалось человек 150–200, и на общих обедах в ресторане «Прага» на Арбате — новые встречи, новые интересные беседы.

До лета 1905 г., когда революция вступила уже в период крови и насилий с обеих сторон, земские съезды были крупными событиями, сосредоточивавшими на себе внимание всей интеллигентной России. И мы, участники съездов, видя себя центром исторических событий, невольно, кроме естественного возбуждения, испытывали от этого и некоторую гордость удовлетворенного честолюбия. Теперь, когда вся эта описываемая эпоха отошла в далекое прошлое, земские съезды со всеми их красивыми речами и резолюциями представляются маленьким историческим эпизодом, но тогда, когда будущие события, своей значительностью затмившие земские съезды, еще были скрыты от нас, мы естественно преувеличивали роль всего того, в чем принимали участие.

Общеземские съезды по самой своей конституции не могли состоять из единомышленников даже в той слабой степени, как съезды земцев-конституционалистов. Члены их выбирались либо земскими собраниями, как это имело место у нас, в Таврической губернии, либо частными собраниями всех губернских гласных. Только там, где реакционные группы гласных срывали такие выборы (например, в Курской губернии), избирательные коллегии составлялись из прогрессивного большинства или меньшинства гласных. Поэтому на общеземских съездах диапазон политических настроений был довольно значителен. На них не составилось еще группировок политического характера, но уже более или менее определилось несколько политических течений. Небольшую группу составляли сторонники самодержавия. Среди них было несколько настоящих реакционеров, однако не решавшихся открыто выступать и поддерживавших при голосованиях группу славянофилов с Д. И. Шиповым во главе, находившуюся в оппозиции к реакционному режиму, но не желавшую изменять формы правления. Многочисленную группу составляли умеренные конституционалисты во главе с графом Гейденом, председательствовавшим на первых съездах. Эта группа резко отмежевывала себя от революционеров, отрицательно относилась к широким социальным реформам и готова была сотрудничать с правительством, если оно станет на путь умеренных политических реформ. Столь же многочисленна была более левая группа, руководимая И. И. Петрункевичем, состоявшая из ряда земцев, входивших в Союз Освобождения и объединившихся на его демократической программе. Под давлением революции эта группа занимала по отношению к правительству все более и более непримиримое положение. К ней принадлежали самые крупные ораторы съезда — И. И. Петрункевич, Ф. И. Родичев, Н. Н. Львов и др., и хотя она не располагала абсолютным большинством голосов, однако имела наибольшее влияние. Наконец, крайний левый фланг занимала небольшая группа земцев, определенно сочувствовавших революции и преимущественно принадлежавших к левому социалистическому крылу Союза Освобождения. К этой небольшой группе, наиболее видными ораторами которой были А. М. Колюбакин и тамбовский гласный Брюхатов, принадлежал и я. При таком развернутом веере политических мнений и настроений все труднее и труднее достигалось на съездах единодушие, без которого они утрачивали свое политическое значение и силу.

Между тем правительство не выражало готовности пойти навстречу высказанным на первом съезде пожеланиям земцев, а в стране революционное брожение усиливалось. При таких обстоятельствах земцы могли бы, признав свое бессилие, отойти в сторону и предоставить арену борьбы революционерам. Этого, однако, они не хотели, все еще надеясь найти какой-либо спасительный компромисс. А продолжая собираться на съезды, они не могли оставаться при прежних своих заявлениях. Им приходилось отзываться на происходившие события и все более уточнять свою собственную политическую позицию. Так постепенно и общеземские съезды, вслед за Союзом Освобождения и земцами-конституционалистами, принуждены были приступить к обсуждению вопросов политической программы и тактики, т. е. стать на путь, приводивший эти разномастные собрания к резким разногласиям и расколу, в свою очередь подрывавших их авторитетность, как в глазах правительства, так и в широком общественном мнении.