Оставь все это, вернись домой!

Вернись домой!.. Вернись домой!..

Рейстлин закрыл глаза, потому что боль в груди стала непереносимой. Его левая рука шевельнулась, приподнялась, а тонкие пальцы коснулись гигантской пятерни Карамона легко, словно мохнатые ножки паука. Голос Крисании, все еще читавшей молитву, доносился словно издалека. На веках ее закрытых глаз играли сполохи света.

Вернись домой!..

Когда Рейстлин снова заговорил, его голос был мягким, таким же мягким, как и его прикосновение.

— Ты даже не начал постигать, мой брат, какие черные преступления пятнают мою душу. Если бы ты узнал о них, то отвернулся бы от меня со страхом и отвращением. — Маг вздохнул, и по его телу пробежала легкая дрожь. — Ты прав, иногда по ночам даже я сам отворачиваюсь в ужасе от себя самого…

Рейстлин открыл глаза и посмотрел Карамону прямо в лицо.

— Но знай одно, брат мой, все эти преступления я совершил умышленно, преднамеренно. Знай же еще, что мне предстоят злодеяния еще более мрачные, и я пойду на это без колебаний и вполне сознательно.

Он бросил быстрый взгляд на Крисанию, которая, не видя и не слыша ничего вокруг, стояла в створе Врат, излучая силу и красоту.

Карамон тоже посмотрел на жрицу, и его лицо стало мрачным.

Рейстлин перехватил его взгляд и улыбнулся.

— Да, Карамон, она вступит в Бездну вместе со мной. Она пойдет впереди меня, она будет сражаться за меня с черными жрецами и мрачными магами, с призраками и духами умерших, обреченными вечно скитаться в этом царстве ужаса и теней. Ей предстоит испытать невероятные мучения, которые только способна изобрести моя Королева. Все эти испытания искалечат ее тело, погасят разум, в клочья изорвут и изранят ее. В конце концов, когда она не сможет больше выносить страдания, Крисания упадет на землю, упадет к моим ногам… окровавленная, растоптанная, умирающая. Из последних сил она будет протягивать ко мне руки, прося одного — утешения. Она не станет просить меня спасти ее — для этого у нее слишком твердый характер. Она будет просить меня об одном — чтобы я был рядом с нею в ее смертный час.

Рейстлин глубоко вздохнул, потом пожал плечами.

— Но я пройду дальше, Карамон! Я не задержусь даже для того, чтобы сказать ей слово, чтобы бросить на нее один-единственный взгляд. Почему? Да потому, что она больше не будет мне нужна. Я пойду дальше, к своей цели, и моя сила будет расти даже тогда, когда ее раненое сердце будет истекать кровью.

Рейстлин полуобернулся к Вратам и, подняв левую руку ладонью кверху, посмотрел на голову дракона на вершине Врат. Затем он медленно прочел второе заклинание:

— Белый Дракон! От этого мира до следующего мой голос призывает жизнь!

Карамон посмотрел на Врата, на Крисанию, и его разум заполнился отвращением и ужасом, но он продолжал удерживать Рейстлина за руку. Он хотел сказать еще что-то, но его брат вдруг сделал правой рукой какое-то непонятное, неуловимо быстрое движение, и гигант почувствовал, как к его горлу, к самой артерии, пульсирующей алой кровью, прижался сверкающий серебряный кинжал.

— Отпусти, — коротко сказал Рейстлин. Maг не нанес удара, но Карамон почувствовал, как истекает свежей кровью не тело — его душа. Кинжал Рейстлина перерезал последнюю нить, связывавшую близнецов, положил конец всякой духовной близости между ними. Что-то снова кольнуло Карамона в сердце, и он поморщился, но боль быстро прошла. Последняя связь между ними была оборвана. Он был свободен.

Ни слова не говоря, гигант выпустил руку мага и, прихрамывая, побрел по коридору туда, где за колонной прятался Тассельхоф.

— Последнее предупреждение, брат, — холодно сказал Рейстлин ему в спину, засовывая кинжал в ременную петлю на запястье.

Карамон не ответил, он не остановился и не обернулся.

— Берегись магического устройства для путешествий во времени, — продолжал Рейстлин насмешливым голосом. — Его починила сама Такхизис. Это Ее Темное Величество отправило кендера из Бездны. Если ты им воспользуешься, то можешь оказаться в прескверном месте.

— Это Гнимш! — воскликнул Тассельхоф, выскакивая из-за колонны. — Его исправил мой друг Гнимш. Гном-механик, которого ты убил! Я…

— Тогда воспользуйтесь им, — холодно перебил Рейстлин, и бросил отобранный у Гнимша брелок в руки Таса. — Забирай его отсюда, Карамон, и проваливай сам.

Только помни, я тебя предупредил!

Карамон успел перехватить рассерженного Тассельхофа.

— Спокойно, Тас, спокойно. Хватит. Сейчас это уже не имеет значения.

С этими словами Карамон повернулся назад и снова оказался лицом к лицу с Рейстлином. Лицо воина было бледным от усталости и боли, но на нем появилось выражение холодного спокойствия, присущее человеку, который в конце концов нашел самого себя. Погладив кендера по хохолку волос на голове, он сказал:

— Ну давай, Тас. Нам пора домой. Прощай, Рейстлин.

Рейстлин ничего этого не слышал. Он уже повернулся к Вратам и погрузился в свою магию. И все же, даже начиная третье заклятие, маг следил за тем, как Карамон взял из рук кендера магическое устройство и начал раскладывать его, превращая из ничем не примечательного брелока в скипетр.

«Пусть отправляются, — подумал маг. — Кажется, я наконец-то отделался от этого слюнявого идиота!»

Потом он поглядел на Крисанию и не сдержал довольной улыбки. Жрица стояла в круге белого света, напоминающего сияющее на снегу неяркое зимнее солнце, — обращение к Платиновому Дракону было услышано.

Он снова поднял руки и повернулся к третьей голове, в левом нижнем углу.

— Красный Дракон! От темноты до темноты зову я! Да станет пустота твердью у меня под ногами!

Красные лучи пронзили белое сияние и черную ауру вокруг Крисании. Алый, как кровь, свет обжигал, и все же он послушно лег на пол перед Рейстлином, протянувшись между магом и входом во Врата, словно мост.

Маг возвысил голос. Повернувшись вправо, он обратился к четвертой голове:

— Голубой Дракон! Время как река течет по твоим следам.

Крисанию затопил поток голубого сияния. Затем голубые лучи начали вращаться, кружиться, словно в медленном танце. Стоя в этом свете, как под потоками воды, жрица подняла вверх лицо, а ее платье затрепетало, словно на сильном ветру, засверкало вспышками синего и голубого. Черные волосы приподнялись, невесомые, и заколыхались, как водоросли, готовые плыть в потоке времени.

Рейстлин почувствовал, как вздрогнули Врата. Очевидно, его магия начала взаимодействовать с защитным полем Врат, отзываясь на его команды. Теперь уже душа Рейстлина задрожала от восторга, который разделяла с ним и Крисания. Глаза ее блестели от слез, а губы приоткрылись во вздохе. Вот жрица протянула руки, и от ее прикосновения Врата приоткрылись!

У мага перехватило дыхание. Новые силы хлынули в его тело, содрогающееся от экстатического восторга, и Рейстлин едва не задохнулся. Теперь он видел все, что происходило с той стороны Врат, видел недоступные ему прежде планы бытия, куда не ступал еще ни один смертный до него.

Откуда-то до слуха Рейстлина донеслось бормотание Карамона, который пытался привести в действие магическое устройство.

— Твое время лежит пред тобой… Для этого крепко возьмись за концы и в разные стороны их поверни… И вскроются времени дали…

Домой. Вернись домой…

Рейстлин начал пятое заклинание.

— Зеленый Дракон. Судьба сильнее всех богов, ибо лишь ей под силу сбросить их с трона. Восплачьте же вместе со мной…

Внезапно голос Рейстлина дрогнул. Что-то было не так. Могучая магия, бьющаяся в его теле, вдруг пошла на убыль, стала медлительной и вялой. Ему удалось кое-как договорить магическую формулу до конца, но каждый вздох давался ему с огромным напряжением, а сердце на мгновение перестало биться. Когда же оно снова начало сокращаться, это произошло так неожиданно и резко, что содрогнулась вся хрупкая фигура мага.

В панике Рейстлин устремил свой взгляд на Врата. Сработало ли его последнее заклинание? Нет! Свет вокруг Крисании стал меркнуть. Врата закрывались!