Теперь Крисании не казалось удивительным, что боги в своем праведном гневе обрушили на город огненную гору и наслали несчастья и болезни на весь мир Кринна. В глубине души она не сомневалась, что Паладайн ответит на ее молитвы и даст ей то, в чем отказал он Королю-Жрецу. Эти минуты были великими не только для Рейстлина, но и для нее.

Как великий рыцарь Хума, она прошла через все испытания — испытания огнем, тьмой, кровью и смертью. Теперь она была готова.

— О Паладайн, Платиновый Дракон! Твоя недостойная рабыня припадает к ногам твоим и просит твоего благословения! Глаза мои открыты для твоего света! Только теперь я поняла все то, чему ты пытался научить меня в своей несравненной мудрости. Так прислушайся же к моей молитве, о Несущий Свет! Не оставь меня в радениях моих! Отвори передо мной сии Врата, дабы могла я идти вперед с твоим факелом в руке. Освети мой путь и пройди его вместе со мной, чтобы навсегда исчезла тьма в этом мире!

Рейстлин затаил дыхание. Все решалось именно в эти мгновения. Не ошибся ли он в ней? Хватит ли у жрицы веры, сил, мудрости? В самом ли деле она — избранница Паладайна?

А Крисанию уже закружило ослепительное сияние. Ее темные волосы засверкали, белое платье светилось, словно пропитанное солнечным светом облако, а глаза мерцали подобно серебряной луне. В эти мгновения ее красота стала совершенно сказочной, неземной, небывалой.

— Благодарю тебя за то, что ты ответил на мою молитву, бог Света, — прошептала Крисания, склонив голову. Две слезинки блеснули на ее бледных щеках, словно драгоценные камни. — Я постараюсь быть достойной тебя!

Рейстлин смотрел на жрицу, зачарованный ее красотой. Он чуть было не позабыл, какая великая цель привела его к преддверию Врат. Он смотрел на нее, словно околдованный, и даже мысли о магии ненадолго — на короткий промежуток между двумя ударами сердца — покинули его.

Потом он встрепенулся. Ничто, ничто не могло остановить его теперь!

— Карамон, смотри! — прошептал Тассельхоф в благоговейном восторге.

— Мы опоздали, — печально ответил гигант.

В поисках Крисании и Рейстлина оба друга спустились на самый нижний уровень подземных казематов магической крепости и теперь стояли, не в силах отвести взгляд от прекрасной жрицы. Крисания, окруженная аурой серебристого света, стояла в самых Вратах, подняв кверху вытянутые руки и обратив лицо к невидимым небесам. Ее неземная красота болью ужалила Карамона в сердце.

— Не может быть, чтобы было слишком поздно! — вскричал Тассельхоф. — Не может!

— Посмотри внимательней, Тас, — прошептал Карамон, сокрушенно качая головой. — Посмотри на ее глаза! Она слепа, столь же слепа, сколь незрячим был я в Башне Высшего Волшебства. Она не может видеть сквозь этот яркий свет…

— Нужно хотя бы попытаться поговорить с нею, Карамон! — Кендер в отчаянии вцепился в одежду гиганта. — Мы не должны допустить, чтобы она ушла с ним. Это все я виноват — я рассказал ей о Бупу! Если бы не я, Крисания, наверное, не пошла бы с Рейстлином! Пусти меня, я сам с ней поговорю!

Размахивая руками, кендер бросился вперед. Только в последний момент Карамон успел схватить его за хохолок на макушке и потянул на себя. Кендер завопил — от боли и в знак протеста, — и тут Рейстлин обернулся.

В первые несколько секунд великий маг смотрел на них — на своего брата-близнеца и на кендера — с таким выражением, словно никак не мог их узнать. Постепенно, однако, лицо его менялось. Маг узнал обоих, но не был ни доволен, ни огорчен.

— Тише, Тас, — прошептал Карамон. — Ты не виноват. А теперь встань здесь.

Он подтолкнул кендера и заставил его спрятаться за толстой каменной колонной.

— Спрячься, — прошипел он. — Береги устройство, и себя тоже.

Тассельхоф открыл было рот, чтобы возразить, но увидел лицо Карамона, а потом и лицо его брата. Ни слова не говоря, кендер юркнул за колонну, чувствуя себя так, словно он опять попал в Бездну, — испуганным и несчастным.

— Хорошо, Карамон, — негромко пробормотал он. — Я буду здесь. Обещаю.

Тас вздрогнул и притаился за каменным столбом. В памяти его возникла страшная картина — бедняга Гнимш падает на пол, сраженный молниями Рейстлина.

Карамон в последний раз бросил на кендера строгий взгляд и захромал по коридору туда, где стоял Рейстлин. Маг смотрел на него настороженно, почти с угрозой, сжимая в руке свой волшебный посох.

— Значит, ты уцелел, — констатировал он.

— Благодаря богам, а не тебе, — парировал Карамон.

— Благодаря одному богу, мой дорогой братец, — уточнил Рейстлин с кривой улыбкой. — Тебя спасла Владычица Тьмы. Она послала кендера сюда, и это он, я полагаю, изменил время настолько, что твоя жизнь не потребовалась. Тебе не стыдно, Карамон, что своей жизнью ты обязан Темной Воительнице?

— А тебе не стыдно, что ей ты обязан своей душой?

Рейстлин сверкнул глазами. В их зеркальной поверхности появилась небольшая трещинка, которая тут же исчезла. С насмешливой улыбкой маг отвернулся.

Теперь он стоял лицом к Вратам. Подняв правую руку, он повернул ее ладонью вверх и остановил взгляд на драконьей голове в нижнем правом углу Врат.

— Черный Дракон! — Рейстлин говорил мягким, ласковым голосом. — От темноты до темноты разносится в пустом пространстве мой голод.

При этих словах вокруг Крисании начал сгущаться ореол черного света — черного, как сияние «ночной слезы», как лучи невидимой луны Нуитари.

Пальцы Карамона сомкнулись на запястье Рейстлина. Маг сердито дернулся, пытаясь вырвать руку, но Карамон держал его крепко.

— Забери нас домой, Рейстлин… Рейстлин обернулся к брату и воззрился на него в крайнем изумлении, позабыв даже о своем гневе.

— Что? — переспросил он надтреснутым голосом.

— Забери нас домой, — с расстановкой повторил гигант.

Рейстлин издевательски захохотал.

— Какой же ты сопливый дурак, Карамон! — прорычал он наконец, снова попытавшись высвободить руку. С тем же успехом он мог бы вырываться из рук самой Смерти.

— Наверняка ты уже знаешь все, что я сделал! Ведь кендер рассказал тебе про своего друга-механика? Ты знаешь, что я предал тебя, — я собирался бросить твой труп в этом проклятом и страшном месте. Ты уцелел не по моей воле. И все же ты продолжаешь цепляться за меня!

— Я продолжаю цепляться за тебя, потому что вода уже сомкнулась над твоей головой, Рейстлин, — ответил Карамон, глядя на свою сильную, загорелую руку, сжавшую тонкое запястье брата. Рука мага казалась ему хрупкой и тонкой, словно у птицы, и белая кожа была почти прозрачной. Гиганту показалось, что он видит текущую по жилам синеватую кровь. — Моя рука и твоя рука — это все, что у нас осталось.

Карамон помолчал, потом набрал в грудь побольше воздуха.

— Ничто не сотрет и не отменит того, что ты сделал, — продолжил он с глубоким сожалением в голосе. — Наши отношения никогда уже не будут такими, как прежде. Мои глаза открылись, Рейст, теперь я вижу, что ты такое.

— И продолжаешь умолять меня вернуться вместе с тобой? — насмешливо переспросил Рейстлин.

— Я могу научиться жить с сознанием того, что ты такое и что ты сделал, — негромко сказал Карамон, глядя в глаза Рейстлину. — Это тебе нужно будет учиться жить с самим собой. Иногда, особенно по ночам, бремя вины может показаться непереносимо тяжелым, но…

Карамон не договорил. Маг тоже молчал, а лицо его превратилось в непроницаемую маску, по которой нельзя было угадать ни его мыслей, ни чувств.

Карамон сглотнул. Его пальцы чуть сильнее сжались на запястье Рейстлина.

— Подумай вот о чем, — сказал гигант. — В своей жизни ты сделал кое-что хорошее, и, может быть, это твое добро намного важнее всего, что сделал каждый из нас. Легко помогать людям, когда твою помощь оценят. Другое дело — помогать тем, кто швыряет твое добро тебе же в лицо. Ты помогал тем, кто не заслуживал ни помощи, ни сострадания. Ты делал добро, даже когда знал, что все безнадежно и благодарности ты не дождешься. Верь мне… — Рука Карамона задрожала. — Ты еще сможешь сделать немало хорошего, чтобы… искупить причиненное тобой зло.