Самуил пришел в ужас и обратился к Богу: что мне делать? И Бог ответил: не тебя они отвергли, а Меня. Дай им царя, но предупреди их о том, что это будет значить, как их царь будет ими управлять, над ними властвовать (1 Цар 8:9-18). И был поставлен Саул. Я не напрасно упомянул его имя. Саул был первым царем, поставленным волей народа на то святое, священное место, где мог стоять только пророк, который был тогда иконой грядущего Христа, – как и теперь священник, когда совершает Божественную литургию, является жалкой иконой Спасителя Христа. И Саул сошел с ума, его не хватило на это страшное кощунство. Это первый случай отпадения Израиля от своего призвания.

Я не буду останавливаться на разных этапах, но второй решающий, страшный момент – когда перед Пилатом предстал на суд Христос, и Пилат спросил присутствующих вождей народа, первосвященников и самый народ: это ли ваш Царь? И ему ответили: нет у нас царя, кроме кесаря (Ин 19:15). Они отвергли не только своего царя, но они отвергли царя из своего народа. И тут случилось нечто страшное, потому что Пилат спросил: кого же я освобожу – Варавву или Иисуса, Который Себя называет Сыном Божиим? И все закричали: Варавву! (Ин 18:39-40). Здесь слова говорят о чем-то очень страшном, потому что Варавва значит «сын отчий»{300}: это карикатура на Христа. Они выбрали человека, который был насмешкой над воплощением Сына Божия. И после этого началась трагедия второго отпадения.

Но значит ли это, что израильский народ отпал полностью, окончательно? Нет! Апостол Павел довольно много говорит об этом, в частности: подумайте, если падение Израиля дало нам Христа и Церковь, Царство Божие, пришедшее в силе на землю, каково же будет его конечное обращение! (Рим 11:15, 25-26). Тогда совершится окончательная победа Бога над всем, что восстает против Него. И поэтому мы должны со страхом, с трепетом относиться к случившемуся и ставить перед собой вопрос о том, что же совершается в недрах израильского народа (не на земле израильской, по всему миру), что там совершается, что готовит возвращение Сына Божия во славе после страшных времен отпадения.

И еще, последнее. Я уже говорил о язычестве древнем, где есть отблески, проблески, хотя к ним нужно относиться с осторожностью. Но мы живем в мире нового язычества, язычества людей, которые отвергли Бога, которые сознательно стали безбожниками. Поставим перед собой вопрос: от Какого Бога они отвернулись? Какого Бога они отрицают? Не Того ли Бога, Которого мы косолапо, порой уродливо стараемся им преподнести? Мы говорим о Боге языком, связанным для них с воспоминаниями, которых они не могут принять за Божественное Откровение. Я, кажется, уже упоминал о женщине, которая пришла поговорить раз (тогда она не верила ни во что, позже она стала православной). Она спросила: «Скажите, что такое Бог?» Я ей ответил: «Бог – наш Отец». Она воскликнула: «Что угодно, только не это!» Из дальнейшей беседы выяснилось, что ее отец был изверг, измучил всю ее семью: ее мать, сестер и братьев, и слово «отец» для них значило ад, раскрывшийся перед их ногами. Не так ли бывает (может быть, не с такой резкостью) со многими людьми, с которыми мы спорим о Боге, но представляем Бога Таким, Каким Он Сам не хотел бы быть представлен. И мы так Его представляем, на таком языке, таким образом, что люди, глядя на нас, думают: если этот человек – верный Его слуга, то этот Бог мне не нужен!

А вместе с этим можно найти, думаю, в каждом человеке такую струнку, которая зазвучит в нем, зазвучит в его глубинах и раскроет ему возможность уверовать. Поэтому и тут нам приходится задуматься и искать путей, как найти общий язык с теми людьми, которые думают, что они чужды Богу до конца.

На этом я кончу эти свои беседы. Я хотел вам представить в этой последней беседе наше положение по отношению и к доизраильскому язычеству, которое было преисполнено еще дрожью воспоминаний о райском мире, все тускнеющем, а все-таки живом, и к Израилю. Хотел сказать об Откровении Божием в нем и об отпадении его, и о том, как он остался Израилем, то есть тем, который борется с Богом, не богоборчествует, но борется для того, чтобы найти истину, правду, реальность, жизнь. Хотел сказать о том мире послехристианского язычества, куда христианство не проникло в значительной мере из-за нас, в более значительной мере из-за того, что весть о Христе еще не дошла, а когда доходит, то доходит в таких чуждых для людей умственных формах, что они не понимают, о чем идет речь, и превращают веру, которая является жизнью, в философию, или в религию ума, или, что хуже, в новое язычество, где из нашего Бога делают идола. И наконец, хотел, чтобы мы задумались также о судьбах обезбоженного мира и нашем месте в нем.

Я заканчиваю ряд бесед, которые вел с прошлого года. Теперь мне нужно сделать перерыв. Я в течение пятидесяти одного года веду еженедельные беседы, не говоря о проповедях, о встречах, о лекциях, и сейчас физически и головой слишком устал, чтобы взяться за новый «учебный год». Мы будем вместе молиться, будем по-прежнему едины, я буду продолжать думать, читать, готовить будущее, если Бог мне даст еще жить дольше. Будем общаться в храме, в молитве и в проповеди. И как только вернутся ко мне достаточные силы ума и тела, я вернусь на беседы, если вы захотите еще их слышать. А теперь помолчим немного, помолимся вместе и разойдемся.

Но разойдемся, не расставаясь. Это очень важно. Один французский писатель говорит: не страшно расставаться, то есть расходиться, если это расставание не означает, что мы друг друга бросаем, отворачиваемся. Унесем друг друга в сердце, в молитве. Будем молиться о всех, кто здесь бывал, о всех, кто здесь бывает, будем молиться о том, чтобы Дух Святой сошел на нас, на каждого из нас, и чтобы нам дано было вырасти в ту полную меру роста Христова, о котором говорит апостол Павел (Еф 4:13).

Все эти годы я старался вам открыть свою душу, при всей бедноте моего знания, при всей моей греховности старался с вами поделиться самым святым, что мне открылось через дивных людей и через Церковь. Примите это, как бы это ни было недостойно Бога и может быть, и вас, и принесите плоды. И делитесь, делитесь с другими людьми тем богатством, которое нам дает православная вера. Делитесь!

Я стал священником через несколько лет после того, как прочел отрывок из 58-й главы Книги пророка Исаии. Ожидая пациента, я открыл Библию и начал читать. И мои глаза упали на место, которое я прочел так: отдай душу свою на растерзание, на съедение голодному. Я три раза это место читал, три раза его так же прочел и подумал: вот мне заповедь Божия. Как это выразится, я не знаю, но это то, чего хочет от меня Бог. Несколько лет спустя я перечитывал это же место в той же книге и обнаружил, что этих слов там нет (ср.: Ис 58:10). Одни люди мне говорили, что Господь мне открыл Свою волю, дав мне прочесть то, чего там не было, чтобы я стал священником. Другие говорили, что меня бес попутал и я стал священником, потому что мне темная сила подставила ложь вместо правды, – в это я не верю. Одно могу сказать: отдайте свою душу Богу и отдайте свою душу любому ближнему, кому что-либо нужно. Не бойтесь – Бог не отнимет у вас того, что Он дал вам.

Жизнь и молитва – одно{301}

Жизнь и молитва совершенно нераздельны. Жизнь без молитвы – это жизнь, в которой отсутствует важнейшее ее измерение, это жизнь «в плоскости», без глубины, жизнь в двух измерениях пространства и времени, это жизнь, довольствующаяся видимым, довольствующаяся нашим ближним, но ближним как явлением в физическом плане, ближним, в котором мы не обнаруживаем всей безмерности и вечности его судьбы. Значение молитвы состоит в том, чтобы раскрывать и утверждать самой жизнью тот факт, что все имеет меру вечности и все имеет измерение безмерности. Мир, в котором мы живем, – не безбожный мир: его профанируем мы сами, но в существе своем он вышел из рук Божиих, он любим Богом. Цена его в глазах Божиих – это жизнь и смерть Его Единородного Сына, и молитва свидетельствует, что мы знаем это – знаем, что каждый человек и каждая вещь вокруг нас священны в очах Божиих: любимые Им, они становятся дороги и для нас. Не молиться – значит оставлять Бога за пределами всего существующего, и не только Его, но и все, что Он значит для созданного Им мира, того мира, в котором мы живем.