Я уж не говорю о том, что порой читаешь отрывки, которые на славянском языке значат что-то совершенно иное. Вы наверно помните выражение из псалма: Очи мои выну ко Господу (Пс 24:15). Выну значит «всегда», очи – «мой взор»: опять-таки, с отвлеченного на конкретное. Это значит «мой взор всегда обращен ко Господу», а не то что надо вырвать свои глаза перед Господом. И есть многие места, где приходится делать поправку на наш язык.
И надо принимать в учет, что из трех-четырех согласных, если нет знаков, которые дают нам возможность их прочесть в звуковом порядке, можно сделать множество слов. В своем «Введении в перевод Псалтири» архимандрит Лазарь дает пример целого ряда слов, которые состоят из тех же согласных и в том же порядке, и только гласные, которые меняются, или знак дают возможность их прочесть как разные слова. Например, у пророка Иеремии читаем: прореки на них все слова сии (Иер 25:30). В действительности, согласными это обозначено таким образом, что можно прочесть как слова (давар), так и чума (девер). Чтение слова выбрано переписчиком, как он сам говорит, из надежды на милосердие Божие. Поэтому, когда мы читаем русский или славянский перевод и какое-нибудь место нам кажется странным, то невредно обратиться к другому переводу, причем не всегда даже к христианскому. Надо также принять во внимание, что окончательный текст Библии на иврите был установлен раввинатом спустя столетие после Христа, так что это не текст, который существовал задолго до Него{190}. Некоторые места, может быть, были недопоняты; во всяком случае, окончательная редакция еврейского текста отстоит от первоначальных записей на много столетий. Поэтому нам очень важно более широко смотреть на эти тексты.
Если теперь перенестись из Ветхого Завета в Новый, то здесь мы тоже можем увидеть нечто похожее на то, что я говорил о метаистории первых глав Библии и об истории Ветхого Завета в целом. Евангелие, конечно, не метаистория, но оно нечто совершенно особенное и единственное. Это момент, когда Живой Бог – среди людей, которые, правда, в малом числе, но Его узнали, Его приняли и стали Его учениками и среди которых Он установил новое Царство, новую Жизнь.
После смерти и Воскресения Христова существует та же самая община, те же самые двенадцать учеников, которые говорят о себе словами святого Иоанна Богослова: о том, что мы слышали, что видели своими очами и что осязали руки наши, мы видели и свидетельствуем (1 Ин 1:1-2). Они свидетели в том смысле, что они видели, они свидетели в том смысле, что они слышали, переживали, Христос был среди них, они в Нем увидели воплощенного Бога, они узнали Бога во Христе.
Возьмите, например, чудо Преображения. Ученики увидели Христа, Каким никогда Его раньше не видывали: просиявшего Божественным светом. И если взять икону Преображения, не рублевскую, а Феофана Грека, то мы видим, что Он весь сияет, одежда Его бела, как снег, из Него струится свет, который доходит не только до учеников, но и до всего, что окружает Его, и касается камней, растений, и из каждого камня, каждого растения свет брызжет. Это Преображение – преображение не только Христа, но видение того, каково должно быть преображение всего мира. Евангелие в этом отношении является как бы с начала до конца временем, когда среди учеников – Христос, Который весь, видимо или невидимо, сияет Божеством, как бы пышет Божеством, Который является Божеством в их присутствии, среди них, и ученики живут преображенными в этом преображенном мире.
А потом, после Воскресения Христова, они идут на проповедь. Люди, которые по их слову делаются верующими, такого опыта не переживали: они не видели Христа, они не были с Ним; однако некоторые – и таких свидетелей за историю христианства тысячи – встретили воскресшего Христа. Я не говорю, что обязательно человек видел или физически ощутил Христа, но он познал Его живое, преображающее присутствие.
И вот книга Деяний апостольских дает нам картину того, как множатся новые ученики, Церковь рождается, но в ней присутствует не только правда, есть и грех. Меня всегда поражает разница между Евангелием и Деяниями. В Евангелии – простор безмерный, простор такой же широкий, как Сам Бог; такое чувство, что над широкой равниной веет ветер и можно дышать полной грудью. Пока Христос был с учениками, они переживали постепенное вырастание, перерастание себя самих. В Деяниях апостольских мы находим человеческое общество верующих, которое уже начинает ставить перед собой вопросы узкие, мелкие, общество, где, как тина со дна речки, поднимаются всякого рода человеческие переживания. И в этом смысле можно сказать, что книга Деяний после Евангелия подобна Ветхому Завету в целом в сравнении с первыми главами Библии. В евангельский период Христос Сам действует, Его слово подобно дрожжам, брошенным в тесто (Мф 13:33). Дальше – проповедью, трудами учеников тесто всходит постепенно, но оно не мгновенно превращается в чистый хлеб.
Это приходится учитывать, потому что Церковь, о которой мы говорим, в которой мы живем, которая есть как бы начало будущего века, есть одновременно постепенное оцерковление. В одной из своих лекций отец Георгий Флоровский сказал, что Церковь «и дома – и на пути»{191}. Она дома, потому что сама стала домом Божиим, она дома, потому что мы все стали детьми Божиими через Христа и во Христе, она дома, потому что она уже Божия до конца, но она на пути в лице каждого из нас, потому что каждый из нас постоянно изменяется. Если мы боремся, то из греховных делаемся менее греховными, из греховных, но уловивших нечто о вечной жизни во Христе, делаемся более мудрыми, более знающими, более опытными. И мы видим, что люди, которые не обязательно святы, могут сказать правду о Боге, потому что они Его встретили; они еще не выросли в ту меру, когда они соединились с Ним уже неразлучно, когда Он живет в них полностью, но они столько уже знают, столько пережили, что могут и с другими поделиться.
И вот мне хотелось вам указать на эту параллель между Ветхим и Новым Заветом: начало мира, которое непостижимо для нас, начало Евангелия, которое тоже, в каком-то смысле, непостижимо, потому что мы не можем встать на место первых учеников. Как весь Ветхий Завет – рассказ о том, что было после падения, так и в Новом Завете все, что начинается с Деяний апостольских, – это становление: становление каждого из нас, становление всего мира, становление народов; оно происходит порой бурно, порой мирно, но это становление, это история, но история, в середине, в сердцевине которой находится Христос.
Уроки Ветхого Завета{192}
Этот ряд бесед мы посвятим темам из Ветхого Завета, а именно – отдельным личностям, проблемам и тем житейским положениям, в которых они находились, а также проблемам, которые они сами порой представляют.
Многие из вас слышали имя Адама. Адам – это человек, каким его сотворил Бог изначально. Рассказ первых глав Ветхого Завета в какой-то мере символичен – в том смысле, что он говорит о событиях, происходивших в мире, которого мы больше не знаем, в мире до грехопадения, в мире, который жил, существовал, действовал, рос до момента, когда Бог и человек разошлись, как бы потеряли друг друга. И поэтому, говоря об Адаме, говоря о некоторых других личностях после него, приходится принимать во внимание, что язык этих повествований – это язык нашего времени, а сами события для нас непостижимы. Мы не знаем, что значит вдруг из небытия быть вызванным Богом к бытию, причем не актом насилия, не просто волей Божией, а любовью Божией, говорящей нам: приди, восстань из несуществования! Приди – Я Себя отдаю тебе всей любовью Своей, всей лаской, всей заботой, но вместе с этим Я тебя оставляю свободным. Ты можешь Меня выбрать, ты можешь от Меня отвернуться. Я даю тебе возможность быть и возможность жить, но как ты будешь жить, кем ты будешь – зависит исключительно от твоего решения, от твоего безумия или от твоей мудрости.
