Георгия командировали на научно-технический совет головного института, где рассматривался эскизный проект нового радиолокационного комплекса. Главный конструктор «Бештау» постарался выполнить все требования, предъявленные Заказчиком. По дальности и по помехозащищенности, по высоте и по точности, по надежности и ресурсу. Все получилось. Но какой ценой! Георгий на всю оставшуюся жизнь запомнил вырвавшуюся у кого-то фразу: «Семьдесят два троллейбуса!». Конечно, и «Алатау» со своими десятью прицепами представлялся чересчур громоздкой машиной. Но семьдесят два — это уж было слишком.

Георгий попытался представить себе процесс эксплуатации и технического обслуживания этой махины. Получалось, что расчет должен будет непрерывно заниматься поиском неисправностей и ремонтом аппаратуры. А бесконечные проверки, настройки и подрегулировки? Даже сдать все это изобилие параметров военпредам будет непростой задачей, не говоря уже о том, что все это надо прежде еще и изготовить. Нет, одну или несколько штук изготовить можно. Но что такое несколько винтовок отдельного образца для Советской Армии? Большая у нас страна, много нам нужно радаров, чтоб прикрыть ее с воздуха. Не потянуть заводу выпуск такой громадины.

Так и доложил Георгий директору, вернувшись с техсовета. «А что же делать?» — встал вопрос. В заводском КБ совместно с головным институтом уже были выполнены две модернизации «Алатау»: встраивалась контрольная аппаратура, приемники для пеленгации постановщиков помех, заменялись прицепы и привода вращения, увеличивалась высота обнаружения целей. При этом основная масса аппаратуры сохранялась неизменной, хотя в каждом блоке и устройстве в процессе производства шли и шли усовершенствования, замены, подгонка режимов. Аппаратура становилась надежнее, технологичнее, дешевле. Был накоплен и опыт взаимодействия с Заказчиком — заказывающим управлением Минобороны, и поддержка инженерных служб Войск ПВО. В КБ уже началась работа по встраиванию в комплекс только что появившейся в стране аппаратуры автоматической компенсации активных помех. Но при всем при том, «Алатау» отставал от требований военных и от характеристик «Бештау». И завод сделал ставку на серьезную переработку комплекса, не останавливаясь на его частичной модернизации.

Решение это требовало огромного мужества от всех, кто имел к нему отношение: и от военпредов, и от гензакзчика, и от ведущих разработчиков головного института, без опыта и помощи которых у молодых разработчиков заводского КБ ничего, конечно, не получилось бы. Но главный риск, безусловно, выпадал на долю руководства КБ и завода. Ведь дело не шуточное — пойти наперерез установленным планам, потраченным деньгам, авторитету важных лиц, как говорят теперь, «VIP-персон», подписавшихся под всеми этими затратами. Это только теперь говорят, что раньше, при коммунистах, деньги швыряли, не считая. Считали, и еще как считали. И подсказчиков, где и что считать, хватало. Хватило бы и теперь, если бы подобные подсказки кого-то заинтересовали.

До сих пор Георгию осталось непонятным, как же могли просмотреть этот дерзкий выпад? То ли не верили, что у молодых что-то получится, то ли все же побоялись, что придется отвечать за безумную затею с «Бештау», то ли не рискнули сопротивляться действительно полезному, и, как позднее выяснилось, действительно необходимому решению сохранить действующую технику, но модернизацию разрешили. Правда, поначалу весьма ограниченную. Это уж потом, в процессе работы молодым разработчикам с помощью москвичей, отцов-разработчиков «Алатау», удалось ввести в комплекс столько новых красивых решений, что жизнь РЛК продлилась на десятилетия.

Это был вызов. Дерзкий и самонадеянный. Как и следовало молодому, не объезженному коллективу. Замахнуться не только на идеологию своих старших товарищей, можно даже сказать, идеологию своей «альма-матер». Это что! Под сомнение невольно ставилась компетентность вышестоящих руководителей, принявших определенную доктрину развития радиолокации ПВО, сформировавших научные коллективы и поддержавших принятые ими направления создания новой техники. И кто осмеливался в них сомневаться? Какие-то неоперившиеся юнцы, какой-то только что народившийся завод со своим небольшим КБ? А ведь речь шла об основе, фундаменте противовоздушной обороны страны, об основной боевой РЛС радиолокационного поля, по информации которой в случае воздушного нападения наводятся на цель истребители, получают целеуказание зенитно-ракетные комплексы, работают оперативные и стратегические автоматизированные системы управления.

Вызов, к счастью, поначалу остался незамеченным. Как это уже не в первый раз было с «Алатау», его, видимо, опять посчитали временным, резервным вариантом. Пока разрабатывается настоящая техника, так и быть, пусть повыпускается. Пусть модернизируется, ведь все равно до характеристик больших машин не доберется, где уж там.

Да и жизнь настоятельно требовала этих модернизаций. Первой из них было встраивание в комплекс специальных приемников для пеленгации (определения направления) источников активных помех. Об этом — в рассказе о триангуляции. Затем потребовалось заменить прицепы, старые снимались с производства. Попутно совершенствовались отдельные системы радара — привода вращения кабин, системы контроля, системы электропитания. Появились новые высокочувствительные приемные устройства, которые резко расширили зону обнаружения комплекса. В основном это были разработки головного института, как бы последний вал не реализованных вовремя идей и заделов. Но уже разработка значительной части конструкторской документации и сопровождение новой аппаратуры в серийном производстве выпали на долю заводских ребят. И это было для них отличной школой!

Каждая доработка, каждое новое устройство, появлявшееся в радаре, создавали новые связи с их разработчиками, давали новые знания, новый опыт. Вот, например, новые приемные устройства. Это очень мудреная задача — принять слабенькое радиоэхо, пришедшее от небольшого самолета, летящего где-то за сотни километров. Нужно его подхватить, бережно усилить, не ограничивая и не искажая, довести до индикатора, на круглом полуметровом экране которого оператор увидит слабо блеснувшую точку отраженного сигнала среди множества похожих блесток от собственных и внешних шумов. Любой владелец радиоприемника слышал эти шумы и трески, когда ловил новую станцию, любой владелец телевизора видел эти блестки на экране своего любимца. Чем совершеннее приемное устройство, тем меньше уровень шума, тем чище принятый сигнал, тем раньше будет обнаружена цель. Понятно, сколько сил тратилось на доведение до минимума этих самых собственных шумов. В первом «Алатау» уровень шумов определялся специальной усилительной радиолампой — лампой бегущей волны (ЛБВ). Это была длинная тонкая трубочка, вставлявшаяся в толстенную электромагнитную катушку, долго в ней поворачивавшуюся, юстировавшуюся. Тщательно подбиралось напряжение на каждом электроде, тщательно стабилизировалось. Морока! При всем при том шумы все же были великоваты, а дальность обнаружения маловата. Что дало основание институтским острякам называть «Алатау» — «великим слепым», по аналогии с «великим немым» — первым кинематографом. И вот появилась пакетированная ЛБВ, с постоянными магнитами, где уже не требовалась электромагнитная катушка — соленоид, да и чувствительность ее, уровень собственных шумов, был уже гораздо ближе к теоретическому минимуму. Дело в том, что он существует, этот теоретический минимум, ниже которого снижать уровень шумов практически бесполезно — начинают преобладать другие помехи: шумы антенны, земли, космоса. Новая малошумящая лампа дала, наконец, право воскликнуть: «Великий слепой прозрел!».

Случился с ней такой казус. Лампа была совершенно секретной. Для сохранения секретности, бережной транспортировки и защиты от посторонних магнитных полей лампа поставлялась в огромном фанерном ящике, примерно метр, на метр, на метр. Внутри на пружинах была вывешена коробочка ЛБВ. Как-то вдруг, однажды на складе секретных изделий в режимном охраняемом цехе на режимном охраняемом заводе не досчитались одной сов. секретной ЛБВ! Поиски на заводе ничего не дали. Пропала бесследно. Началась тихая паника. Хотя и не сталинские времена, но по головке не погладят! Срочно поехали в Москву. Там лишние разборки тоже не улыбались никому. Решение нашли — комиссия быстренько снизила гриф секретности: с «совершенно секретно» до просто «секретно». А это уже совсем иное дело, и последствия иные, скорее материальные. Да и пропажа вскоре нашлась. В частном гараже. Уж больно хорошая фанера была на ящике, а тут еще внутри какая-то хреновина… Вернули. И ящик тоже.