– Я послал младшего садовника за Лифтоном, но теперь он хозяину не поможет, – хрипло произнес дворецкий.
– И без тебя знаю. Надо сообщить миссис Пенхаллоу. Я пойду оденусь. Пусть кто-нибудь принесет мне горячей воды для бритья. И до прихода Лифтона в спальню к отцу никого не пускай.
– Я останусь с ним, – заявил Рубен. – Вам с миссис Пенхаллоу, конечно, все равно, но я его одного не оставлю! Я помню хозяина еще мальчишкой, не выше этого комода, такой сорванец был, другого такого не сыщешь! Всю жизнь я находился рядом с ним, а уж теперь и подавно его не оставлю.
– Поступай как знаешь. Ты вытряхнул из койки этого придурка? Где он?
– Джимми? – презрительно усмехнулся Рубен. – Он так и не явился, распутник. Гуляет почем зря чуть ли не каждую ночь!
– Ничего, скоро этот ублюдок прижмет свой грязный хвост! – мрачно пообещал Рэймонд.
Неожиданно он вспомнил, с каким выражением смотрел на него Джимми накануне вечером, и, быстро отвернувшись, побежал вверх по лестнице, чувствуя, как внутри у него все похолодело. Его сознание, едва освободившись от страха, снова погрузилось в пучину пугающей неизвестности. Если Джимми все знает, то о спокойной жизни придется забыть. Что же делать? Подкупить его? Услать куда-нибудь подальше? Нет, лучше задушить этого подлеца. Рэймонд представил, как Джимми будет годами вымогать у него деньги, а сам он станет жить в вечном страхе, что негодяй по своей природной подлости или жадности, которую его жертва не сможет удовлетворить, в конце концов выложит все Ингрэму. Смерть отца, поначалу казавшаяся подарком судьбы, в мгновение превратилась в нечто таящее в себе скрытую опасность. А Марта? С ней тоже придется что-то делать. Но что? Она так предана Пенхаллоу, что не захочет перечить ему и после его смерти. Тут не поможет никакая взятка, и все будет зависеть от того, что отец успел рассказать ей.
Рэймонд шагнул к себе в спальню и захлопнул дверь. Вскоре раздался деликатный стук, и в комнату вошла Лавди с кувшином горячей воды. Он хмуро взглянул на нее, подумав, что смерть Пенхаллоу будет ей на руку. Однако лицо ее было невозмутимо, а во взгляде черных глаз читалось лишь застенчивое уважение к хозяину.
– Я принесла вам воду для бритья, сэр, – мягко произнесла Лавди. – Кажется, у нас большое несчастье.
– Доктор уже приехал?
– Нет, сэр.
Она поставила кувшин на мраморный умывальник и накрыла его сложенным полотенцем.
– Скажи Рубену, чтобы он сразу же позвал меня, когда появится доктор. Твоя хозяйка уже знает о произошедшем?
– Она пока спит. Я ей сообщу, когда понесу чай.
– Скажи ей прямо сейчас. И миссис Гастингс тоже.
– Миссис Гастингс нет дома. Она спозаранку отправилась на конюшню. И Барт тоже, – добавила Лавди, направляясь к двери.
Рэймонда покоробило, что она назвала его брата по имени, намеренно опустив слово «мистер», но он промолчал и принялся бриться. Его лицо было наполовину покрыто пеной, когда в комнату бесцеремонно вломился Юджин. Рэймонд увидел его в зеркале и чуть не рассмеялся при виде его раздосадованного лица. В отличие от тех, для кого смерть Пенхаллоу была небесным благословением, Юджин видел в ней только угрозу для своей праздной и беззаботной жизни. Он все еще был в пижаме и халате, а небритый синеватый подбородок придавал его внешности не самый респектабельный вид.
– Это правда? – с порога спросил Юджин.
– Господи, ты отлично знаешь, что это правда!
– Да, конечно. Вивьен сказала мне, но я не могу поверить! Когда это случилось, тебе известно?
– Нет. Он уже остыл, вот все, что могу сообщить тебе.
Юджин вздрогнул.
– Детали можешь опустить.
Он смерил Рэймонда взглядом и с кривой усмешкой произнес:
– Ну что же, теперь ты получишь то, чего так долго дожидался. Поздравляю!
– Спасибо! – бросил Рэймонд, вытирая бритву.
– Знаменательный день в твоей жизни.
Юджин засунул руки в карманы халата и опустил плечи.
– Надеюсь, от меня ничего не потребуется?
– А чем ты можешь помочь?
– Ничем, разумеется. К завтраку я, пожалуй, не выйду. Это такой удар для меня, к тому же я плохо спал.
– Ты ничего не слышал?
– Если бы услышал, непременно спустился бы вниз.
Юджин направился к выходу, но в дверях столкнулся с бледным как полотно Бартом.
– Рэймонд! – закричал тот, бесцеремонно отталкивая Юджина. – Лавди сказала мне, что отец…
– Да, это правда, – спокойно ответил тот, пристегивая воротничок. – Похоже, он умер во сне. Я жду доктора Лифтона.
– Внизу стоит машина Рейма. Когда… Кто его нашел? С ним кто-нибудь был?
Рэймонд завязал галстук и надел пиджак.
– Нет, никого. Марта обнаружила отца уже мертвым, когда пришла утром. Извини, я должен идти. Ты говоришь, приехал Рейм?
В полуоткрытую дверь постучала Лавди.
– Мистер Рэймонд, приехал доктор Рейм. Мистер Лифтон заболел гриппом. Мне кажется, ему надо будет подняться к хозяйке, когда он закончит все внизу. Когда она узнает, ей наверняка станет плохо.
– Если ей потребуется врач, пусть сама пошлет за ним, – безжалостно ответил Рэймонд и вышел из комнаты.
Лавди посмотрела на Барта, стоявшего у окна с кнутом в руках.
– Я приготовлю тебе чай, дорогой, – ласково произнесла она.
Он покачал головой:
– Нет, не надо. – Подбородок у него задрожал. – А я еще проклинал его вчера вечером. О господи, отец…
Лавди приблизилась к нему, не обращая внимания на Юджина, бесстыдно разглядывавшего ее.
– Не терзай себя, милый! Эти проклятия ничего не значат. Ты был ему хорошим сыном, и он всегда это знал.
– Нет, не был! Я думал… я не верил… но он действительно был болен! Я не хотел его смерти! Я… его так любил, старого черта! Господи, ну почему он умер, пусть бы лучше разносил нас всех в пух и прах! – Его голос сорвался, и, прижав руку к мокрым глазам, он выбежал из комнаты.
– Боюсь, дорогая Лавди, что эта смерть расстроит его гораздо сильнее, чем ты ожидала, – ехидно заметил Юджин.
– Так и должно быть, – невозмутимо заметила она, убирая в шкаф халат Рэймонда. – Вы позволите, сэр?
Он посторонился, слегка уязвленный ее хладнокровием, и Лавди отправилась в буфетную, чтобы взять там поднос с чаем для своей хозяйки.
Накануне вечером Фейт уснула без снотворного. Она ушла к себе после того, как Пенхаллоу выкатили из Длинной гостиной, и когда Лавди помогала ей раздеваться, вдруг с удивлением обнаружила, что голова у нее не болит. Она отнесла это на счет аспирина, который приняла перед ужином, и, вздохнув с облегчением, сказала Лавди, что сумеет заснуть без успокоительного. На Фейт снизошел покой, не омраченный никакими угрызениями совести. Она чувствовала усталость, но это было не нервное изнеможение, не дававшее ей расслабиться в постели. Едва положив голову на подушку, Фейт закрыла глаза и с мыслью об уютной лондонской квартирке погрузилась в глубокий безмятежный сон, от которого ее пробудила лишь Лавди, пришедшая к ней утром.
Вынырнув из пучины сна, она шевельнулась и прошептала:
– Как же я хорошо сегодня спала!
Лавди приблизилась к ее постели с пеньюаром в руках. Фейт зевнула и, потянувшись, спросила служанку, который час. Услышав, что уже половина девятого, она, надевая пеньюар, заметила:
– Как поздно! Почему ты не разбудила меня раньше?
Лавди налила чай в чашку.
– Вы так крепко спали, мадам, что я не осмелилась вас будить. У меня для вас плохие новости.
Фейт сразу вспомнила, что совершила вчера, и едва не вскрикнула от ужаса. После такого чудесного сна, который успокоил ее истерзанные нервы, все произошедшее накануне представлялось ей нереальным. Но память цепко держала подробности содеянного, и то, что вчера казалось вполне разумным и естественным, в утреннем свете предстало перед ней как порождение больного воображения. Фейт по-прежнему желала смерти мужа, но прежняя решимость оставила ее столь же стремительно, как и возникла. Сейчас она думала, что не имеет никакого отношения к смерти мужа, и могла поклясться, что сделала это в забытьи.
