По морщинистой щеке Клары потекла слеза.

– Лучше бы я умерла раньше его, чтобы не видеть, как наше имя втаптывают в грязь, показывают на нас пальцем и чешут языки все, кому не лень. Я слишком стара, чтобы менять свои взгляды.

Фейт испуганно взглянула на нее:

– Ну, что вы, Клара! Кто станет показывать на вас пальцем? Вы же здесь совершенно ни при чем!

– Да, дорогая, но ты знаешь, каковы люди. И дело не только в этом. Он, конечно, был большой грешник, но мне невыносимо думать, что его убили из-за жалкой кучки денег!

Чармин закурила новую сигарету и выпустила облачко дыма через ноздри.

– Я сомневаюсь, что отца убили из-за денег, – заявила она, сдвинув брови. – Джимми не было смысла травить его ради трехсот фунтов. Комната весь день стояла пустой. Джимми запросто мог взять деньги и исчезнуть. Зачем ему брать на душу убийство?

– Он боялся, что попадется и загремит в тюрьму! – возразил Ингрэм.

– Ты же взрослый человек! – осадила его сестра. – Во-первых, отец ни за что не отдал бы его под суд, а во-вторых, все мы знали об этой банке с деньгами, так что он вряд ли надеялся, что ее похищение останется незамеченным. Зачем же самому в петлю лезть?

– Но факт остается фактом – ни Джимми, ни денег.

– Меня не удивит, если окажется, что исчезновение Джимми с деньгами никак не связано со смертью отца, – настаивала Чармин.

– Да, но тогда дела совсем плохи, – заметил Ингрэм. – Если старика отравил не Джимми, значит, черт побери, это сделал кто-то из нас!

– Нет, нет! – умоляюще простонала Фейт.

– Не совсем так, – возразила Чармин. – Версия Кона может оказаться верной, особенно если учесть, что отец разрушил брачные планы Барта. Отца вполне могла убить Лавди.

– Она не могла! Я точно знаю! – воскликнула Фейт. – Это неправда!

– Моя дорогая Фейт, я понимаю, что вам нравится эта девица, но что вы о ней знаете? Хотя она не единственная, кто мог это совершить, – сказала Чармин, задумчиво глядя на огонек сигареты. – Кстати, а что заставило дядюшку Фина приехать вчера к отцу?

– Дядя Фин? А разве он приезжал? – удивился Ингрэм. – Зачем?

– Мне бы тоже хотелось это выяснить. Он явился после чая и хотел переговорить с отцом наедине.

– Удивительно! – воскликнула Майра. – Он же практически не бывает в Тревеллине!

– У них с отцом возникла какая-то стычка? – спросил Ингрэм.

– Неизвестно. Они закрылись в Желтой гостиной и не выходили оттуда целый час. Я его не видела. Судя по всему, остальные тоже.

– Странно, – заметил Ингрэм. – И все равно я не понимаю, какое отношение он мог иметь к смерти отца. По-моему, у отца с ним не было никаких дел.

Чармин выбросила окурок в окно.

– А разве мы много знаем об отце? Уверена, что нет! О Джимми мы тоже не подозревали, пока он неожиданно не свалился на нас! У меня есть подозрение, что в данном деле все не так просто, как кажется на первый взгляд. Так что привело дядю Фина в Тревеллин?

– Боже милостивый! – тихо сказал Ингрэм, беря стакан с каминной полки. – Однако!

Майра издала нервный смешок.

– Ну прямо детективный роман! Загадки, подозрения… Жаль только, что все это происходит с нами. А полиция должна знать о визите дяди Фина?

Фейт показалось, что она снова погружается в ночной кошмар. Она вскочила и, задыхаясь, воскликнула:

– Сил моих больше нет! Это чудовищно! Финис не мог… С какой стати? Прошу вас, перестаньте! Как вы можете!

– Хватит, Чар! Я знала, что ты доведешь ее до слез! – крикнула Майра. – Как можно так наплевательски относиться к чувствам людей! Я отведу вас наверх, дорогая! Вам нужен покой.

– Не надо. Со мной все в порядке. Просто я не могу выносить, когда говорят такие вещи!

Чармин смерила ее презрительным взглядом.

– Вечно вы прячете голову под крыло, Фейт! Всю жизнь боялись посмотреть правде в глаза! Ваше дело, конечно. Но боюсь, сейчас вам вряд ли удастся убежать от действительности.

Рэймонд торопился встретиться с Клиффордом и выяснить, какие бумаги Пенхаллоу хранил в адвокатской конторе «Блейзи, Блейзи, Гастингс и Уэмберли». Он знал, что у них имеется завещание отца и документы о передаче права собственности, однако они его не слишком интересовали, поскольку их условия были ему известны. Рэймонд опасался другого – отец мог поместить в надежное место документы, касавшиеся незаконного сына. Свидетельство о рождении, например. Как человек здравомыслящий, он не надеялся, что Клиффорд передаст ему бумаги отца, и даже не строил планов, как завладеть ими. Его лишь мучило желание узнать, существуют ли вообще опасные для него документы. В письмах, которые унес из спальни отца, Рэймонд не нашел ничего заслуживающего внимания. Тщательно изучив их, он с облегчением уничтожил эти бесполезные бумажки. Однако радость длилась недолго – ему пришло в голову, что такой важный документ отец мог хранить в банке или в конторе у Клиффорда. Что касается банка, Рэймонд был почти уверен, что отец не держал там бумаг. Это было легко проверить, не вызывая подозрений, поскольку в качестве одного из душеприказчиков он мог иметь доступ к любым документам отца.

Смерть отца его не слишком опечалила, и он даже не пытался вычислить убийцу. Рубен, узнав, что хозяин умер не собственной смертью, стал относиться к Рэймонду с едва скрываемым подозрением. При осмотре тела доктор Рейм сразу обнаружил на шее Пенхаллоу синяки. Рэймонд, ничуть не смутившись, бесстрастно сообщил:

– Да, это я руки приложил вчера утром. Но он же от этого не умер!

Доктор удивился. Он не был близко знаком с семейством Пенхаллоу, но практиковал в графстве достаточно давно и был наслышан об их жестоких нравах. Однако столь откровенное признание пробило брешь даже в его профессиональной невозмутимости.

– Похоже на попытку удушения! – констатировал он.

– Да, – бросил Рэймонд.

– И вас не остановило его беспомощное состояние, мистер Пенхаллоу?

Рэймонд пожал плечами:

– Я вышел из себя, вот и все.

Сжав зубы, доктор снова наклонился над трупом. Рубен, который тоже здесь присутствовал, молча взглянул на Рэймонда и опустил голову. Потом в комнату вошла Чармин, и Рейм спросил, принимал ли Пенхаллоу снотворное. От внимания доктора не укрылась чрезвычайная бледность его лица в сочетании с легкой синюшностью кожи. На вопрос Чармин он ответил, что обнаружил признаки отравления барбитуратами. Осмотревшись, доктор заметил на прикроватном столике графин с недопитым виски и чуть попробовал его на язык.

Марта подтвердила, что Пенхаллоу никогда не пил снотворное, после чего стало ясно, что без полиции тут не обойтись.

Рэймонд был единственным, кто не выказал ни малейшего смятения, скорее он был раздосадован. На фоне его собственных проблем убийство отца являлось не более чем досадным осложнением. Он скоро осознал, что попал в двусмысленное положение, но поначалу не придал этому особого значения, полагая, что убийство могут повесить на сбежавшего Джимми. А поскольку на допросе тот обязательно поведает полиции об истинной причине ссоры Рэймонда с отцом, остается лишь надеяться, что его не поймают. Если Джимми, убив Пенхаллоу, умудрится сбежать за границу, то вряд ли когда-нибудь рискнет вернуться в Тревеллин, чтобы нарушить покой его нового владельца.

Но по дороге в Лискерд Рэймонд начал обдумывать все заново и пришел к тому же выводу, что и Чармин: у Джимми не было никаких мотивов совершать убийство. И если все его преступление заключалось в самовольной отлучке, какую он совершил в погоне за сомнительными удовольствиями, Джимми скоро объявится в Тревеллине. Что касается исчезновения жестяной банки с деньгами, то по здравом размышлении Рэймонд пришел к выводу, что, наверное, ее взял Обри. Будучи невысокого мнения о моральных качествах брата, к которому он относился ничуть не лучше, чем к Джимми, Рэймонд заключил, что Обри вполне может быть убийцей. Чем больше он думал об этом, тем вероятнее казалась ему версия, что Обри, отводя от себя подозрения, вручил отцу триста фунтов, намереваясь позднее похитить их у него. Факт, что мотивов убивать отца у Обри было не больше, чем у Джимми, Рэймонда не смущал. Ведь Пенхаллоу не скрывал своего желания оставить блудного сына в Тревеллине. Разумеется, трехсот фунтов вряд ли хватит, чтобы поправить плачевное положение Обри, но для выплаты самых неотложных долгов они ему очень пригодятся.