Одни ли триполитанцы наводняли в этот день равнину? Нет. У стен столицы теснились торговцы из Гадамеса и Сокны, явившиеся в сопровождении чёрных невольников, евреи, прибывшие из других городов, со своими дородными жёнами, которые не закрывают лиц и носят длинные шаровары, негры, покинувшие жалкие хижины из тростника и пальмовых ветвей в соседней деревне, чтобы присутствовать на этом народном празднестве, и нацепившие на себя вместо одежды всевозможные украшения: толстые медные браслеты, ожерелья из раковин и звериных зубов, серебряные кольца, продетые в уши и в нос. Здесь были также люди из племён бенулье и авагир, живущие на побережье залива Большой Сирт, которым родная финиковая пальма даёт вино, фрукты, хлеб и варенье. Наконец, среди этого скопления мавров, берберов, турок, бедуинов и «мусафиров», как здесь называют европейцев, расхаживали паши, шейхи, кади и каиды, расталкивая простолюдинов, и толпа покорно расступалась перед обнажёнными саблями солдат и палками полицейских, когда те прокладывали дорогу величественному генерал-губернатору этой провинции турецкой империи, подведомственной самому султану.

Во всей Триполитании насчитывается около полутора миллионе» жителей, включая шесть тысяч солдат, причём на плато Джебель приходится миллион, а на Киренаику пятьсот тысяч; в самом Триполи живёт не больше двадцати пяти тысяч человек. Однако можно смело сказать, что в этот знаменательный день население столицы удвоилось благодаря наплыву любопытных со всех концов страны. По правде говоря, пришельцы не искали убежища внутри незыблемого кольца крепостных стен. Плохонькие городские дома (они построены из неважного материала и быстро превращаются в развалины), узенькие, извилистые улички, лишённые не только мостовых, во даже, если можно так выразиться, и неба, соседний с молом квартал, где находятся консульства, западный квартал, населённый исключительно евреями, да и остальная часть города, предоставленная мусульманам, — словом, весь Триполи никогда не вместил бы этих огромных толп.

Зато на равнине Сунг-Эттелате вполне могли найти приют зрители, собравшиеся на праздник аистов, легенду о которых до сих пор с благоговением рассказывают в Восточной Африке. Эта песчаная равнина в километр шириной не что иное, как часть Сахары, заливаемая морем при сильных восточных ветрах. Она охватывает город с трёх сторон. Яркий контраст с её бесплодной почвой представляет оазис Менхие на юге. Здесь все радует глаз — ослепительно белые домики, сады, орошаемые при помощи примитивного сооружения, колесо которого без устали вращает тощая корова, плантации апельсиновых, лимонных деревьев и финиковых пальм, зелёный кустарник, яркие красивые цветы, антилопы, газели, лисицы, фламинго, — недаром в этом обширном оазисе живёт не менее тридцати тысяч человек. Дальше тянется пустыня, которая в этом месте Африки ближе всего подступает к Средиземному морю, пустыня со своими движущимися дюнами и бескрайними песками, где, по словам барона Крафта, «ветер так же легко вздымает волны, как на море», — настоящий безбрежный океан, и он тоже покрывается иногда туманом, только состоящим из мельчайшей, невесомой пыли.

Триполитания почти равняется по величине Франции, она граничит с Тунисом, Египтом и Сахарой, а её средиземноморское побережье имеет в длину триста километров.

В эту мало исследованную провинцию Северной Африки, где можно долго прожить, не страшась преследований, и поспешил перебраться Саркани, уехав из Тетуана.

Саркани был родом из Триполитании, там он начинал свою деятельность и теперь лишь вернулся в родной край. Как известно, Саркани был членом одной из самых страшных сект Северной Африки и мог рассчитывать на деятельную поддержку сенуситов, тем более что всё ещё состоял их агентом по приобретению за границей боевых припасов и оружия. Вот почему, прибыв в Триполи, Саркани поселился в доме мокаддема Сиди Хазама, признанного главы сенуситов этого округа.

После похищения Силаса Торонталя на дороге в Ниццу, похищения совершенно необъяснимого для Саркани, он покинул Монте-Карло. Несколько тысяч франков, выигранных за последнее время в казино, — эти деньги были предусмотрительно им отложены, — как нельзя более пригодились для путешествия и всяких непредвиденных расходов. Следовало в самом деле опасаться, что доведённый до отчаяния Силас Торонталь захочет отомстить сообщнику, открыв либо его прошлое, либо убежище Савы. Ведь банкиру было известно, что девушка находится в Тетуане, в доме Намир. Поэтому Саркани решил как можно скорее уехать из Марокко.

И действительно, он поступил предусмотрительно, ибо Силас Торонталь вскоре сообщил доктору Антекирту, в какой стране и в каком городе живёт девушка под охраной марокканки.

Итак, Саркани решил укрыться в Триполитании, где он мог рассчитывать и на защиту и на поддержку. Но отправиться туда морем или по алжирской железной дороге было бы слишком рискованно, и доктор прекрасно понял это. Поэтому Саркани предпочёл присоединиться к каравану сенуситов, которые эмигрировали в Киренаику, а по дороге намеревались завербовать новых приверженцев в крупнейших вилайетах Марокко, Алжира и тунисской провинции. Этот караван отправился в путь двенадцатого октября и должен был быстро преодолеть расстояние в пятьсот лье между Тетуаном и Триполи, следуя вдоль северной границы пустыни.

Сава была теперь в полной власти своих похитителей. Но девушка оставалась непреклонной. Ни угрозы Намир, ни гневные вспышки Саркани не пугали её.

Покидая Тетуан, караван насчитывал человек пятьдесят сектантов, организованных по-военному под руководством имама. Впрочем, никто и не помышлял о том, чтобы идти через провинции, подчинённые французам, где могли встретиться кое-какие затруднения в пути.

Береговая линия Алжира и Туниса изгибается дугой до залива Большой Сирт, где она резко поворачивает к югу. Кратчайшая дорога от Тетуана до Триполи совпадает, естественно, с хордой этой дуги, проходя через Лагуат, один из последних французских городов на границе Сахары.

Караван, выйдя из пределов марокканской территории, направился вдоль границы богатых провинций Алжира, который недаром было предложено назвать «Новая Франция»; действительно, есть больше оснований считать его Францией, чем Новую Каледонию, Новую Голландию и Новую Шотландию — Каледонией, Голландией и Шотландией, ибо только тридцать часов езды по морю отделяют эти африканские владения от Франции.

В Бени-Матане, в Улад-Найле и в горах Шарфат-эль-Хамеле караван пополнился новыми приверженцами секты сенуситов. И когда он вышел к морю недалеко от залива Большой Сирт, в состав его входило уже более трёхсот человек. Прошли ещё немного к югу, вдоль берега, вербуя новых членов секты в деревнях тунисской провинции, и наконец после полуторамесячного пути двадцатого ноября караван пересёк границу Триполитании.

Итак, к тому времени, когда в Триполи начали готовиться к торжественному празднику аистов, Саркани и Намир уже три дня гостили в доме мокаддема Сиди Хазама, ставшего тюрьмой для Савы Шандор.

Это увенчанное стройными минаретами здание несколько напоминало крепость. Чтобы убедиться в этом, стоило только взглянуть на бойницы, проделанные в глухих белых стенах, на террасы с зубчатой оградой и на узкую низенькую дверь. Это и была в сущности крепость, расположенная за городом, на границе песчаной равнины и зелёного оазиса Менхие, во владения которого врезалась высокая ограда садов Сиди Хазама.

Расположение комнат было такое же, как и во всех арабских жилищах, только в доме мокаддема имелся не один, а три внутренних двора, или патио. Вокруг каждого двора шла галерея с колоннами и арками, на которую и выходили двери всех комнат, по большей части богато обставленных. В глубине второго двора имелась обширная «скифа» — нечто вроде прихожей или холла, где Сиди Хазам принимал своих посетителей и созывал собрания.

Эта маленькая крепость была защищена не только высокой оградой, её охраняла многочисленная стража, которая всегда могла отразить нападение полудиких кочевников и даже справиться с триполитанскими властями, стремившимися обуздать сенуситов. Человек пятьдесят сектантов, живших в доме, были прекрасно вооружены как для обороны, так и для нападения.