Граф Шандор, Петер и Луиджи выскочили на улицу; из домов выбегали испуганные люди.

Огромный столб дыма, пламени, камней и обломков скал взвился к небу. Затем каменный град посыпался в море, волны вздыбились, и густая чёрная туча повисла над островом.

От острова Кенкраф и трёх осуждённых ничего не осталось: взрыв все уничтожил.

Что же случилось?

Читатели, конечно, не забыли, что в ожидании высадки сенуситов островок Кенкраф был минирован и соединён подводным кабелем с Антекиртой. А на случай, если бы кабель вышел из строя, в каменистую почву островка зарыли также взрыватели, соединённые электрическим проводом с фугасами. Стоило коснуться одного из взрывателей ногой, чтобы все фугасы разом взорвались.

Это и случилось. Кто-то из осуждённых наступил на взрыватель, и островок взлетел на воздух.

— Богу угодно было избавить нас от ужасов казни! — воскликнул граф Матиас Шандор.

Через три дня после описанных событий в церкви Артенака состоялось бракосочетание Петера Батори и Савы Шандор. По этому случаю доктор Антекирт впервые расписался своим настоящим именем — Матиас Шандор. Теперь, когда правосудие свершилось, он отказался от псевдонима Антекирт.

Остаётся сказать всего несколько слов, чтобы довести рассказ до конца.

Три недели спустя Сава Батори была признана наследницей графа Шандора. Чтобы установить личность Савы, достаточно было письма госпожи Торонталь и письменного заявления банкира, где излагались обстоятельства и цель похищения девочки. Ввиду того, что молодой женщине исполнилось восемнадцать лет, ей было возвращено поместье Шандоров в Трансильвании.

Впрочем, и сам граф Шандор мог бы вступить во владение своими землями, так как он подпал под амнистию, объявленную всем политическим заключённым. Но хотя граф принял официально имя Матиаса Шандора, он пожелал по-прежнему остаться главой большой и дружной семьи, населяющей остров Антекирту. Здесь ой собирался окончить свои дни среди любящих и уважающих его людей.

Благодаря заботам графа маленькая колония сильно разрослась. Меньше чем за год её население удвоилось. Учёные, изобретатели, приглашённые Матиасом Шандором, использовали на Антекирте свои открытия, которые так и не были бы осуществлены, если бы не деньги и советы графа. Итак, Антекирте предстояло стать в недалёком будущем важнейшей колонией в заливе Большой Сирт, а по окончании оборонительных работ колонистам уже не придётся опасаться нападений.

Что ещё сказать о госпоже Батори, Марии и Луиджи Феррато или о Петере и Саве, счастье которых не поддаётся описанию? Что ещё сказать о Пескаде и Матифу, принадлежащих теперь к числу самых почётных граждан Антекирты? Друзья жалеют только об одном, что им больше не представляется случая пожертвовать собой ради человека, которому они всем обязаны.

Граф Матиас Шандор выполнил свою задачу, и, если бы не воспоминание о погибших друзьях — Иштване Батори и Ладиславе Затмаре, он был бы счастлив, как только может быть счастлив на этом свете великодушный человек, который любит доставлять радость окружающим.

Во всём Средиземном море, да и нигде на земном шаре, даже в группе островов, называемых Счастливыми, не найти такого благословенного уголка, как остров Антекирта!…

Иногда Матифу говорил от избытка чувств своему другу:

— Право же, Пескад, мы не заслужили такого счастья…

— Конечно, нет, Матифу! Но что поделаешь?… Приходится с этим мириться, — отвечал Пескад.

1885 г.

Второго февраля 1873 года шхуна «Пилигрим» находилась под 43°57’ южной широты и 165°19’ западной долготы от Гринвича. Это судно водоизмещением в четыреста тонн было снаряжено в Сан-Франциско для охоты на китов в южных морях, принадлежало богатому калифорнийскому судовладельцу Джемсу Уэлдону; командовал судном в продолжение многих лет капитан Халл.

Джемс Уэлдон ежегодно отправлял целую флотилию судов в северные моря, за Берингов пролив, а также в моря Южного полушария, к Тасмании и к мысу Горн. «Пилигрим» считался одним из лучших кораблей флотилии. Ход у него был отличный. Превосходная оснастка позволяла ему с небольшой командой доходить до самой границы сплошных льдов Южного полушария. Капитан Халл умел лавировать, как говорят моряки, среди плавучих льдин, дрейфующих летом южнее Новой Зеландии и мыса Доброй Надежды, то есть на более низких широтах, чем в северных морях. Правда, это только небольшие айсберги, уже потрескавшиеся и размытые теплой водой, и большая часть их быстро тает в Атлантическом или Тихом океанах.

На «Пилигриме» под началом капитана Халла, прекрасного моряка и одного из лучших гарпунщиков южной флотилии, находилось пять опытных матросов и один новичок. Этого было недостаточно: охота на китов требует довольно большого экипажа для обслуживания шлюпок и для разделки добытых тут. Но мистер Джемс Уэлдон, как и другие судовладельцы, считал выгодным вербовать в Сан-Франциско лишь матросов, необходимых для управления кораблем. В Новой Зеландии среди местных жителей и дезертиров всех национальностей не было недостатка в искусных гарпунщиках и матросах, готовых наняться на один сезон. По окончании кампании они получали расчет и на берегу дожидались следующего года, когда их услуги снова могли понадобиться китобойным судам. При такой системе судовладельцы экономили немалые суммы на жалованье судовой команды и увеличивали свои доходы от промысла.

Именно так поступил и Джемс Уэлдон, снаряжая в плавание «Пилигрим».

Шхуна только что закончила китобойную кампанию на границе южного Полярного круга, но в ее трюмах оставалось еще много места для китового уса и немало бочек, не заполненных ворванью. Уже в то время китовый промысел был нелегким делом. Киты стали редкостью: сказывались результаты их беспощадного истребления. Настоящие киты начали вымирать, и охотникам приходилось промышлять полосатиков,[14] охота на которых представляет немалую опасность.

То же самое вынужден был делать и капитан Халл, но он рассчитывал пройти в следующее плавание в более высокие широты — если понадобится, вплоть до земель Клары и Адели, открытых, как это твердо установлено, французом Дюмоном д'Юрвилем, как бы это ни оспаривал американец Уилкс.

«Пилигриму» не повезло в этом году. В начале января, в самый разгар лета в Южном полушарии и, следовательно, задолго до конца промыслового сезона, капитану Халлу пришлось покинуть место охоты. Вспомогательная команда — сборище довольно темных личностей — вела себя дерзко, нанятые матросы отлынивали от работы, и капитан Халл вынужден был расстаться с ней.

«Пилигрим» взял курс на северо-запад и 15 января прибыл в Вайтемату, порт Окленда, расположенный в глубине залива Хаураки на восточном берегу северного острова Новой Зеландии. Здесь капитан высадил китобоев, нанятых на сезон.

Постоянная команда «Пилигрима» была недовольна: шхуна не добрала по меньшей мере двести бочек ворвани. Никогда еще результаты промысла не были столь плачевны.

Больше всех недоволен был капитан Халл. Самолюбие прославленного китобоя было глубоко уязвлено неудачей: впервые он возвращался с такой скудной добычей; он проклинал лодырей и тунеядцев, которые сорвали промысел.

Напрасно пытался он набрать в Окленде новый экипаж: моряки были уже заняты на других китобойных судах. Пришлось, таким образом, отказаться от надежды дополна нагрузить «Пилигрим». Капитан Халл собирался уже уйти из Окленда, когда к нему обратились с просьбой принять на борт пассажиров. Отказать в этом он не мог.