– Верно. – Рисса улыбнулась, заслышав недовольные нотки в голосе Аззуена, который всегда стремился все знать. – Когда понадобится, вам расскажут больше. Сейчас знайте лишь, что волчьи предки обещали Древним сохранять мир и покой в Широкой Долине – такова была заповедь. И мы должны сдержать обещание, ведь от нас зависит судьба всего волчьего рода.
Ее голос зазвучал на низких нотах, в мерном ритме легенд, передававшихся волками из рода в род.
– Обещание было дано в давние времена, когда волк только стал волком, а человек еще не был человеком. Однажды на северном краю великой пустоши встретились волк по имени Индру и человек – оба вели свои изголодавшиеся стаи на поиски еды.
– В то время люди не сильно отличались от других существ, – добавил Тревегг, с удовлетворенным вздохом ложась на землю. – Чуть умнее одних, чуть глупее других, чуть более умелые в искусстве выживать, но в общем не лучше прочих. Тогда они еще не расплодились так сильно и не ходили полулысыми, а были покрыты шерстью, как подобает приличным существам.
Борлла фыркнула, и Тревегг усмехнулся в ответ, прежде чем продолжить:
– Но даже тогда они стояли на задних лапах и у них уже были орудия, хоть и не такие многочисленные, как сейчас.
– Что такое орудия? – встрял Аззуен раньше меня.
– Видел, как вороны освобождают прутья от коры и достают ими личинок, которые живут внутри дерева? – обернулся к нему Тревегг. – Прутик – это орудие, и люди умеют с ними управляться лучше любых существ. Таков дар Древних человеческому роду, подобный нашему дару стремительности и охотничьей смекалки.
– Орудия, правда, отличались от нынешних, – вставила Иллин. – У людских предков, которых встретил Индру, были всего лишь палка для копания и камень с режущим краем. Человеку еще не пришло в голову заострить палку или насадить на нее камень, чтобы убивать животных.
До Иллин вдруг дошло, что она перебила рассказ взрослых, однако Рисса ободряюще кивнула, и Иллин продолжила:
– Люди тогда были падальщиками и питались чужой добычей, лишь изредка охотясь на мелкую дичь.
– Просто падальщики? – встрял Уннан. – А что тогда их бояться?
– Потише, щенок! – раздался от бревна голос Рууко. Аззуен и Марра даже вздрогнули от неожиданности. Я-то думала, что Рууко спокойно спит, а он вслушивается в каждое слово! Вожак смерил взглядом Уннана, отчего тот поджал уши, и вновь отвернулся.
– Падальщиками они были тогда, не сейчас, – отрезал Тревегг, недовольно взглянув на Уннана. – С тех пор многое изменилось.
При виде растерянного Уннана я довольно заворчала и устроилась поудобнее.
– То были трудные времена, – продолжила Рисса, словно Иллин ее и не перебивала, – добычи едва хватало на всех. Человеческие предки уже не могли бороться за выживание, да и стая Индру выбивалась из сил, хоть ей приходилось легче, чем людям. Индру был не намерен упускать добычу – ведь для любого волка те слабые существа выглядели лишь добычей.
Я вспомнила, как впервые увидела людей на равнине Высокой Травы, как разрывалась между желанием их растерзать и стремлением подружиться… И чуть ли не вживую ощутила себя рядом с Индру в тот миг, когда он столкнулся с человечьей стаей.
– Он понял, что люди не добыча, – прошептала я неожиданно для себя и тут же виновато прижала уши, пока меня не отругали.
Рисса, чуть оскалив зубы, вздохнула.
– Он понял, что люди не добыча, – повторила она мягко. – Человеческий взгляд показался ему знакомым, слишком похожим на волчий.
Рууко, тихо зарычав, приподнял голову от бревна.
– Вопреки разуму и здравому смыслу, – продолжила Рисса, – Индру велел стае не трогать людей. И даже позвал прямостоящих существ поиграть в волчьи игры, а когда поднявшееся солнце затопило жаром всю Долину, волки и люди легли отдыхать вместе, бок о бок. Проснулись они уже другими. Индру понял, что человек не так уж отличается от волка и обрекать на гибель людей – слабых, отощавших до полусмерти существ – все равно что набивать себе брюхо мясом и оставлять голодными собственных щенков. Ему хотелось остаться с людьми и охотиться вместе; он решил научить их тому, что поможет им выжить. Говорят, если волк и человек ложатся спать рядом, во сне их души переплетаются так, что даже наяву, живя врозь, каждый сохраняет частицу души другого.
– В легенде этого нет! – заявил Рууко, появляясь из-за бревна; мы даже подпрыгнули от неожиданности. – Обычно рассказывают иначе.
– Я слышала так в детстве, – возразила Рисса. – Не все, во что ты не веришь, обязательно обман!
Рууко, тихо заворчав, прошел обратно к гнилому бревну, беспокойно покрутился на месте, а потом, вместо того чтобы лечь, снова вернулся к нам и сел рядом с Риссой – настороженный, словно готовый к прыжку. Волчица недовольно зарычала, но продолжила рассказ:
– Волки научили людей охотиться вместе, так что человеческая стая уже не зависела от чужой добычи. И показали, как устраивать места сбора, где можно отдыхать и обсуждать новые вылазки.
– Прежде эти знания принадлежали только волкам, – прервал Риссу вожак, – старому Индру стоило дважды подумать, прежде чем разглашать их людским предкам. Каждый род существ владеет своей тайной, дарованной Древними, и открывать ее другим нельзя: научившись слишком многому, можно превысить пределы сил и сбить Равновесие. Индру сделался слеп от любви к человеку и в нарушение закона Древних продолжал учить людей тому, что им не следовало знать. И вскоре люди изменились.
Вожак отвернулся и молча прошел к своему бревну. Увидев, что он не собирается продолжать, Рисса заговорила снова:
– Люди стали другими. Охотясь всей стаей, они добывали больше еды и делались сильнее. Сходясь в местах сбора, они поняли, что планировать охоту всем вместе – много лучше, чем в одиночку. Они узнавали новые способы выслеживать дичь и учились лучше укрываться от непогоды. Однажды зябкой ночью, чтобы больше не дрожать от холода и не бояться нападения зверей, они подчинили себе огонь.
Мне уже приходилось видеть целые пространства, выжженные огнем посреди лесной чащи, – в голове не укладывалось, что огонь можно покорить, я даже не представляла, кому такое под силу. Голос Риссы прервал мои раздумья, я встряхнулась и подползла чуть ближе.
– Когда люди овладели огнем, им уже не нужна была густая шерсть – и она опала, как листва с деревьев. Человек изобрел новые орудия, какие и не снились его предкам, и придумал лучшие способы убивать и драться. Люди стали заносчивы и решили, что они выше других существ – ведь никто, кроме них, не умел зажигать огонь и делать орудия из камня и дерева.
Шумно забили по воздуху крылья. На землю перед Риссой и Тревеггом опустился Гладкое Крыло; при виде его окровавленного клюва я вспомнила о мясе, лежащем неподалеку, и в брюхе у меня заурчало.
Гордыню унять —
Волчью и человечью —
Может лишь ворон!
Гладкое Крыло дернул Риссу за ухо и захлопал крыльями перед самой мордой Тревегга. Тот с ухмылкой цапнул зубами воздух, и ворон вспорхнул, чтобы усесться на ветку у нас над головой, где его ждала Песнь Дождя. Интересно, долго ли они подслушивают… И зачем воронам наши легенды…
Рисса, подозрительно на них покосившись, вновь заговорила:
– Человек решил, что прочие существа должны ему служить. Волки не подчинились – и тогда произошла битва людей и волков. Люди убивали всех непокорных и даже подожгли лес, в котором жили.
Меня передернуло. Тревегг рассказывал, что несколько лет назад огонь уничтожил две наших лучших поляны, – неужели такое можно делать намеренно?
– Лесной пожар заметили Древние, – кивнул Тревегг. – Узнав, что люди выучились у волков, и увидев их дела, Древние поняли, что человеческий род таит угрозу Равновесию – ведь люди не остановятся, пока не уничтожат все вокруг. Древние не могли такого допустить, и потому праматерь Небо объявила всем волкам и людям, что настал час их смерти.